Антон против воли пощупал свой локоть. У него после перелома остался такой же. И щупать нечего – прямо на локте, белым крестом.
– Еще есть на ноге, – сказал седой. – В детстве мы любили на стройку заходить. Прыгнул неудачно, пяткой на арматуру. Я разуваться не буду, лень. Лучше расскажу что-нибудь. Например, как я… то есть ты… летом в деревне полез в баню…
Антон побледнел. Было с ним такое. По стройке погулять – святое дело. А в двенадцать лет хотел голых женщин увидеть и приставил к окну чурку для колки дров. История тогда вышла забавная, но знали о ней немногие.
– А хочешь про кошку? – резко спросил тезка. – Про ту кошку, во дворе. До сих пор забыть не могу…
– Прекрати! – Антон зажмурился и, медленно выдохнув, открыл глаза. Гость не исчез, он все так же сидел в углу, поигрывая биркой от чайного пакетика.
Антон взял сковороду и, отлепив от жирного дна «Экстру-М», переставил ее на плиту – теперь уж было не до яичницы. Газету он собирался бросить в мусорное ведро, но, вспомнив, что оно переполнено, положил обратно на стол. И тяжело вздохнул. Ему бы хотелось, чтобы всего этого не было, чтоб к нему никто не являлся, ничего не говорил, ничего не показывал. Хотелось промаяться до вечера у телевизора, выкурить полторы пачки и с больной головой лечь спать. И завтра – тоже. И послезавтра. А потом отпуск кончится, и он пойдет на работу. И все будет нормально, как должно быть. Без всяких там пришельцев.
Пришелец надел рубашку и начал застегивать пуговицы, затем взял плащ, но передумал.
– Да, лето в том году было убийственное…
Нет. Нормально уже не будет.
– В каком «том»? – спросил Антон.
– В шестом. В две тысячи шестом. А, ну да… В этом году, в этом…
У соседей за стенкой надсадно ревел бачок. На стройке через дорогу гудел, передвигаясь, башенный кран. На столе стоял подернувшийся блестящей пленкой «Липтон». Антон Соболев, седой, статный, грустно смотрел на Антона Соболева – молодого, ошарашенного. С лестницы доносился исступленный лай дурной собаки. Все это казалось единым, монолитным, и Антон был уже не в силах разделить окружающий мир на правду и не-правду.
Он повернулся к раковине и тлеющим концом сигареты поймал сорвавшуюся с крана каплю.
– Что ж… Будем считать, познакомились.
Соболев-старший не был похож ни на отца, ни на мать. Родители Антона часто спорили, в кого он пошел. Теперь он видел: в себя. В себя самого. Через двадцать лет его волосы приобретут стальной оттенок и чуть отступят назад, из-за этого лоб станет выше и благороднее. Нос укрупнится и покроется маленькими оспинками. Под глазами образуются аккуратные мешки, как раз такие, чтоб добавить взгляду мудрости.
– Откуда ты? – спросил Антон.
– Отсюда, из Москвы. Год две тысячи двадцать шестой. Мы говорим просто: двадцать шестой.
Антон покивал.
– Такое не каждому дается – возможность вернуться. Точнее, никому… У нас сейчас ночь, и я проспорил охранникам бутылку коньяка. Подсыпал снотворного. Когда проснутся – не знаю, но надо уже идти. Жаль, что большую часть времени мы потратили на ерунду, хотя этого можно было ожидать.
– Охранники?..
– Машину стерегут не хуже ядерных объектов.
– Машину?.. времени?!
– Я там работаю, но это не важно. Ты все о мелочах…
Седой украдкой взглянул на часы, затем развернул плащ и вынул из него платок. Вместе с платком из плаща выпали ключи, пара каких-то пластиковых карточек и несколько монеток. Он собрал все это в горсть и торопливо запихнул обратно в карман.
– Фу-у-у… ну и духотища!
– Паспорт… – молвил Антон. – Можно я еще посмотрю?
Соболев двинул по столу кожаную обложку, и Антон вцепился в нее, словно это был билет в рай.
Да, все так. Все сходится. Дата и место рождения, подпись – все его. «Выдан районной управой «Бибирево-6» г. Москвы. 12 августа 2016 года». Группа крови, отметки о воинской обязанности, какие-то штампики – почти на каждой странице. Ближе к концу, в графе «семейное положение», Антон наткнулся еще на один: «Зарегистрирован брак с гр. Скалозубцевой В.В.».
С Викторией Васильевной?! Антон глянул на год и поперхнулся. Две тысячи шестой.
– Женюсь? В этом году?
– Ну да. Вы разве еще не решили? Я, честно говоря, не помню, когда предложение сделал. Сколько лет-то уж прошло…
– Вика?.. Ты женат на Вике?
– А на ком же еще?
Антон судорожно перевернул страницу.
«Дети: Юрий, 2007 г.».
– Н-да… А что еще у вас там хорошего есть? Как там у вас, а? Расскажи! – загорячился он.
– Что хорошего?.. Вроде, нормально все. Китайцев понаехало, негров… Мы их, конечно, так не называем. Афрославяне. За «негра» в суд подать могут. Что еще? Живем… – пожал плечами Соболев. – Ладно, времени уже мало. Я, Антоша, не потрепаться пришел. У меня к тебе дело.
Антон утер пот и вновь попытался задернуть несуществующую занавеску. Солнце, совсем потеряв совесть, лезло на кухню, как к себе домой.
– Ты сегодня в Серебряный Бор поедешь, – сказал Соболев.
– Вроде, не собирался.
– Значит, еще соберешься. Часа в три примерно. Так вот, ездить туда не надо.
– Ну?.. – поддержал Антон.
– Все.
– И ты… ради этого?.. Постой, а всякие парадоксы? Про которые фильмы снимают. Ведь прошлое менять нельзя! Если я должен поехать на пляж…
– Ничего ты не должен. И парадоксов никаких нету. Там, понимаешь, история не совсем приятная сегодня случится. На пляже. Короче, с одним парнем подерешься.
– В тюрьму, что ли, попаду? – насторожился Антон.
– Почти. Парень этот… Валентин, скотина, Валентинович… Начальник он мой последние десять лет. Он меня… тебя в тот раз хорошо запомнил. То есть сегодня. И пока он мной командует, выше зава лабораторией я не поднимусь. Он прямо так и сказал. А у меня уж пенсия скоро.
– Можно поехать и не подраться…
– Нельзя. Он пьяный придет и к Вике приставать будет. Обещай, Тони. Ты не представляешь, как это для меня важно. Для тебя.