– Казалось, их наполняет вековая память и долгие, медленные, размеренные размышления, а поверхность их искрилась настоящим: так бывает, когда солнце играет в кроне гигантского дерева или на волнах очень глубокого озера. Не знаю, но мне почудилось, будто что-то, что росло в земле – сонное вроде как – вдруг пробудилось и изучает вас так же медленно, как жило на протяжении уже нескольких лет.
– Грумм, гумм, – пробормотал голос, низкий, как у какого-нибудь деревянного духового инструмента. – Очень странно! Не спешить – вот мое правило! Но если бы увидел вас прежде, чем услышал голоса – а мне они понравились, приятные голоса, они напомнили мне что-то, чего я не могу вспомнить – если бы я увидел бы вас прежде, чем услышал, я бы попросту раздавил вас, приняв за маленьких орков, и лишь потом обнаружил бы ошибку. Очень вы странные!
Пин, хотя и не оправился от удивления, но больше не боялся. Под взглядом этих глаз он чувствовал больше любопытства, чем страх.
– Будьте добры, – сказал он, – вы кто? Или... что?
Подозрительность и осторожность промелькнула в старых глазах, глубина их как-то изменилась.
– Грумм... – ответил голос. – Ну, я – энт. Во всяком случае, так меня называют. Да, это самое слово. Некоторые называют меня Фангорн, другие – Древобород. Пусть будет Фангорн.
– Энт? – переспросил Мерри. – Я такого не слыхал. А вы-то сами как себя зовете? Как ваше настоящее имя?
– Ух! – ответил Фангорн. – Ух! Не надо спешить. Я и сам собирался задавать вопросы. Вы в моей стране. Кто ВЫ такие, вот что любопытно. Я не могу найти вам места. Похоже, вас нет в старых списках, которые я учил в молодости. Правда, это было так давно... Могли появиться новые списки. Посмотрим, посмотрим! Как это там... Помни о всех обитателях мира! Знай: есть четыре свободных народа: Эльфы, пришедшие в древнее время; Гномы, живущие в темных пещерах; Энты, рожденные дикой землею; Люди – им гордые кони послушны... Хм, хм, хм... Мощные лоси, коварные лисы, Пчелы звенящие, совы ночные, Зайцы пугливы, злобные волки... Хм, хм... Буйволы в поле, орлы в поднебесье, Быстрые ястребы, юркие белки, Белые чайки, холодные змеи...
Хум, хм, хум, хм, как там дальше? Трам-пам-пам, там-там, тарам-пам-пам, там-там... Длинный это был список. Но как бы там ни было, вы, похоже, в него все равно не вмещаетесь!
– Ох! Мы всегда не вмещаемся в старые списки и старые истории, – вздохнул Мерри, – хотя существуем уже довольно давно. Мы – хоббиты.
– Почему бы не придумать новую строку? – предложил Пин. – Хоббиты малые в норках уютных...
Помести нас среди тех четырех, следом за людьми – мы зовем их Громадинами – и все будет в порядке.
– Хм! Не плохо, не плохо, – задумчиво сказал Фангорн, – сойдет. Так вы живете в норках, а? Звучит вполне правдоподобно. Кто же это вас так называет: «хоббиты»? На эльфийский непохоже. Все старые слова ведь эльфы придумали, с них все началось.
– Никто больше нас так не называет. Мы сами так себя зовем, – сказал Пин.
– Хум, хм... Не торопиться! Никакой спешки! Вы, стало быть, называете СЕБЯ хоббитами? Но об этом не стоит говорить каждому встречному. Так недолго и свое настоящее имя выболтать, если вовремя не спохватиться.
– А чего спохватываться? – удивился Мерри. – Вот я, например, Брендизайк, Мериадок Брендизайк, хотя большинство зовет меня просто Мерри.
– А я – Тук, Перегрин Тук, хотя вообще меня называют Пин.
– Хм. Ну, вы все-таки торопливый народ, как я погляжу, сказал Фангорн. – Я польщен вашим доверием, но, пожалуй, не стоит представлять вам столько свободы сразу. Знаете ли, есть энты и есть ЭНТЫ, иными словами, есть энты, а есть кое-что похожее на энтов, как вы могли бы сказать. Я буду называть вас Мерри и Пин, если вы не возражаете, – славные имена. А я пока подожду говорить вам свое имя, да, пока подожду.
Странный, сочувственный и насмешливый огонек засветился в его глазах.
– Да, ни в коем случае! Это заняло бы слишком много времени: мое имя ведь росло вместе со мной, а я жил долго, долго, очень долго; так что мое имя – это, считай, история. Настоящие имена рассказывают историю вещей, которым принадлежат – так вот в моем языке – старом энтском, как вы бы сказали. Это замечательный язык, но нужно очень много времени, чтобы сказать на нем что-нибудь. Поэтому мы не говорим на нем ничего, кроме достойных долгих речей для долгого слушания.
– А теперь, – и глаза стали яркими, «сегодняшними», казалось, они даже уменьшились и заострились, – скажите-ка мне, что происходит? Что вы здесь делаете? Я многое вижу и чую с этого... с этого... с этого а-лалла – румба – лалла – румба – каманда – линд – ор -бараме. Да, вы уж извините меня, я не знаю нужного слова на нынешних языках: знаете, та вещь, на которой мы находимся, где я стою, любуясь прекрасным утром, думаю о солнце, о лесной траве, о лошадях, облаках, о цветении мира... Да, что происходит? Что там замышляет Гэндальф? И эти – барарум, – он издал рокочущий звук, как большой расстроенный орган, – эти орки и молодой Саруман в своем Скальбурге? Я люблю новости. Только помедленнее.
– Многое происходит, – сказал Мерри, – даже если быстро рассказывать – это надолго. Но вы велите не спешить. Может тогда лучше ничего не рассказывать? Вам не покажется невежливым с нашей стороны, если мы спросим, что вы собираетесь с нами делать, и на чьей вы стороне? И откуда вы знаете Гэндальфа?
– Вот уж знаю. Он единственный мудрец, который заботится о деревьях, – ответил старый энт. – А вы его тоже знаете?
– Да, – печально ответил Пин. – Он был нашим самым большим другом и предводителем.
– О, тогда я могу ответить на ваши вопросы. Я ничего не собираюсь делать с вами. Но мы могли бы кое-что сделать вместе. Я ничего не знаю и знать не хочу ни о каких с_т_о_р_о_н_а_х. Я иду своей дорогой и думаю, что ваш путь на некоторое время может совпадать с ней. Но вы говорите о мистере Гэндальфе так, как будто его история пришла к концу?
– Да, – вздохнул Пин. – История-то продолжается, а вот Гэндальфа в ней уже не будет.
Фангорн долго молчал, внимательно глядя на хоббитов.
– Хумм, о, не знаю, что и сказать, – произнес он наконец. – Продолжайте.
– Если вы хотите знать больше, – проникновенно сказал Мерри, – мы расскажем. Но это займет некоторое время. Вы не опустите нас? Мы бы посидели тут вместе на солнышке, пока еще есть... Вы должно быть устали держать нас на весу?..
– Хм, устал? Нет, я не устал. Я так просто не устаю. Я не сажусь. Я не очень, хм, гибкий. Но солнце уже уходит. Давайте уйдем с этого... как вы сказали, оно называется?
– Холм? – предположил Мерри, – уступ, ступенька?
Энт тщательно повторил слова, словно пробовал на вкус.
– Холм. Да, это так. Но это слишком поспешное слово для вещи, которая стоит здесь с тех пор, как эта часть мира обрела свой вид. Ну, ничего. Пойдем отсюда.
– А куда? – спросил Мерри.
– В мой дом, или в один из моих домов, – степенно ответил Фангорн.
– Это далеко?
– Не знаю. Может – далеко, может – нет. Какая разница?
– Да в общем-то, никакой. Но, понимаете, у нас почти ничего не осталось, мы все потеряли, – сказал Мерри. – И у нас очень мало еды.
– О! Хм! Об этом не надо беспокоиться. Я дам вам питья, от которого вы долго-долго будете зелеными и растущими. А если вы решите отпочковаться, я могу высадить вас где угодно. Вперед!
Нежно, но твердо держа хоббитов на сгибах рук, Фангорн поднял одну большую ногу, затем другую, и направился к краю уступа. Корнеподобные пальцы ног вцепились в скалы. Он внимательно и решительно спустился по ступеням и вошел в лес.
Там он сразу направился сквозь заросли, все глубже и глубже, не удаляясь от ручья, все время поднимаясь по горному склону. Многие деревья, казалось, спали, или же знали о нем не больше, чем о всяком другом прохожем, но иные вздрагивали, а некоторые поднимали ветви над его головой. Он шел и разговаривал сам с собой, как будто бежал долгий поток мелодичных низких звуков.
Хоббиты некоторое время молчали. Как ни странно, они чувствовали себя в уюте и безопасности, и у них было о чем подумать и чему поудивляться. Наконец, Пин решился заговорить вновь.
– Извините, пожалуйста, – сказал он, – могу я спросить вас кое о чем? Почему Селебэрн предупреждал нас против вашего леса? Он уговаривал нас не рисковать, и говорил, что здесь кроется западня.
– Хм, он так и сказал? – пророкотал Фангорн. – И я мог бы сказать тоже самое, если бы шел другим путем. Бойся попасть в западню в лесах Лаурелиндоренена! Так обычно его называли эльфы, но теперь они нашли более короткое имя: Лотлориэн. На Всеобщем языке это значит – не желающий цвести. Возможно, они правы: может быть он увядает, а не растет. Земля долины Поющего Золота – вот что здесь было в древние времена. Теперь это – Несущий сны. О, это странное место, и не всякий рискнет появиться здесь. Я был бы удивлен, если бы вам удалось выбраться отсюда. Но я еще больше удивлен, что вы сюда забрались. Путников здесь не было уже много лет. Да, странная это земля... Когда Селебэрн был молодым, ни этой страны, да и вообще ничего не было за пределами Золотого Леса. Только... хм, хм, таурелиломеа, тумба-леморна, тумба-летауреа ломеанор, так они говорили. Конечно, многое изменилось, но не везде же, так что это верно.
– А что верно? – поинтересовался обескураженный Пин.
– Да про деревья и про энтов. Я не все понимаю из того, что происходит, так что не могу объяснить. Некоторые из нас все еще настоящие энты, но вот многие засыпают, деревенеют, как вы бы сказали. Большинство деревьев – деревья и есть, но некоторые наполовину пробудились, а некоторые пробудились уже совсем... а кое-кто становится энтами. Так всегда было.
Когда это случается с деревьями, оказывается, что у некоторых плохие сердца. Сердцевина здесь ни при чем, я не это имею в виду. О, я знавал несколько славных старых ив в нижнем течении Энтовой Купели, они были сплошь в дуплах, разваливались на куски, но были тихи и ласковы, как юный лист. А есть деревья, в долинах, у подножия гор, они громогласны, как колокол, но насквозь испорчены. И так теперь бывает все чаще. Так что здесь появилось много опасных мест, а есть и совсем черные пятна...
– Как Лихолесье на севере? – спросил Мерри.
– Вот, вот, что-то вроде этого, но гораздо хуже. Я знаю, что север затемнен, а на этой земле есть такие глубокие долины, где тьма никогда и не поднималась, и где деревья еще старше меня. Что ж, мы делаем, что можем. Не пускаем безрассудных путников, воспитываем, учим, расчищаем.