— Соболезную вам, граф, и вам, Трои, — пожал плечами Аластер, обращаясь к своему другу.
— Что вы, герцог, — усмехнулся Шовелен. — Элдеред — прекрасный воин, и я не хочу сказать о нем ничего худого, однако же мне никогда не казалось, что он может защищать славу и честь страны в турнирах такого высокого уровня.
— В самом деле?
— Представьте себе, герцог.
Слуги уносили с поля тело поверженного рыцаря; Лагуамбон ушел, тяжело опираясь на плечо своего оруженосца. Его усадили в отдельную ложу под маленьким навесом, куда сбежались слуги и лекари. Унанганца разоблачили и вытерли влажными тряпками, смоченными в отваре целебных трав, поднесли ему питье и огромный кусок жареного мяса на золотом блюде. Двое пажей усердно обмахивали его опахалом.
А толпа уже приветствовала оглушительными криками следующую пару: Бодуэна Кейденского и Амхарау Красноклювого.
Здесь все прошло не настолько гладко, как в случае с предыдущими претендентами на корону роанского турнира.
Ни от кого не укрылось, что Бодуэн поклонился обоим императорским величествам одинаково почтительно и с грациозностью вельможи и искушенного царедворца, а вот рамонский вождь откровенно любовался красавицей государыней. И преклонил колено прямо перед ее креслом.
— Я добуду победу и посвящу ее вам, Ваше величество! — сказал он на роанском. И хотя говорил Амхарау с акцентом, понять его было можно.
— Благодарю вас, храбрый воин, — ответила Арианна с неподражаемым достоинством. — Я уверена, что эта победа достойна даже императорской короны, — и было в ее тоне нечто такое, что заставило молодого вождя вспыхнуть до корней волос.
— Браво, браво, — шепнул императрице Аластер, когда оба соперника отъехали от императорской ложи. — Вы поставили его на место твердо и весьма деликатно. Вы настоящая государыня, Ваше величество.
— Спасибо, — лукаво улыбнулась Арианна. Тут она обратила свой взгляд на Ортона и снова встревожилась. — А что вы, супруг мой? Как вы себя чувствуете?
— Благодарю вас, Арианна, — вяло усмехнулся Ортон. — Все хорошо, только вот одолевает сонливость. Господа, у меня к вам просьба: вдруг меня разморит, будите нещадно. Иначе гости могут обидеться.
— Конечно, конечно, государь, — успокоил его Теобальд.
— Не нравится мне это, — снова зашептал Сивард прямо в ухо Аббону.
— Дай мне покой, егоза! — так и шарахнулся тот. — И так тошно, а тут еще твои комментарии.
Лагуамбон стоял в стороне и внимательно следил за ходом поединка между Бодуэном и Амхарау. Симпатии зрителей поделились ровно на две половины: одним нравились молодость, красота и звериная грация рамонского вождя; другим по душе был изысканный и утонченный Бодуэн, покоривший немало женских сердец.
Это была удивительная схватка грозного медведя с ослепительно сверкающими клыками и стремительного гордого орла с окровавленным клювом. Противники стоили друг друга, видели друг друга в деле и знали, чего можно ожидать. Клинки, скрещиваясь, звенели и высекали искры; публика рукоплескала; фанфары гремели — и Арианна почувствовала, что у нее тоже начинает кружиться голова.
Внезапно стон разочарования пронесся над рядами зрителей: Бодуэн был повержен рамонским вождем, причем он свалился, оглушенный единственным точным и невероятно мощным ударом. Амхарау потребовалось всего двадцать минут, чтобы решить исход боя.
Оруженосцы унесли с арены сине-белого рыцаря, бессильно распростертого у ног победителя, а герольды объявили перерыв, после которого Лагуамбон Унанганец и Амхарау Красноклювый должны будут сражаться за главную награду — корону роанского турнира.
Ее торжественно вынесли на бархатной подушке цвета утренней зари двое гвардейцев и возложили на колоннообразную подставку, вырезанную из розового оникса и украшенную ярко-розовыми турмалинами и бледными рубинами. Сама корона была настоящим произведением искусства, не говоря уже о том, что стоила огромных денег.
Император, похоже, чувствовал себя значительно лучше. Он больше не обливался холодным потом, и глаза его не слипались от усталости, так что его придворные немного расслабились. Но вдруг Ортон спросил тихим прерывающимся голосом:
— Кто победил?
— Амхарау, Ваше величество, — ответил Аббон изумленно.
— Странно, что я не видел. Но не беда. Пусть продолжают.
— Что он говорит? — испугалась Арианна.
— Не знаю, — отозвалась баронесса Кадоган. — Но теперь главное — чтобы никто ничего не заметил. По-моему, он болен.
— Его нужно увести отсюда, — сказал Сивард, — ему плохо.
— Осталось совсем немного, — пожал плечами Теобальд. Он несколько минут молчал, оценивая обстановку, затем решился: — Что ж, если продлить перерыв перед заключительным поединком, то мы можем обернуться до дворца и обратно и доставить сюда здорового императора. Во избежание ненужных толков. Государыня, вы поедете с нами?
— А как лучше? — спросила Арианна, обращаясь к Аластеру. — Что вы посоветуете, герцог?
— Оставайтесь на месте, если считаете это возможным, мы с Теобальдом справимся. Ваше величество, готовы ли вы следовать вместе с нами?
— Странный вопрос, дорогой Аластер. Можно подумать, что я когда-либо мог перечить тебе. Если ты решил уехать отсюда, то, право, я очень рад. Мне теперь же нужно отдохнуть. Вообразите, господа, какая красота — прохладные простыни, легкие напитки, тихая музыка. Здесь шумно, господа, слишком шумно. Как ваши уши выдерживают этот страшный скрежет?
— Он бредит. Быстрее.
По знаку командира гвардейцев телохранители окружили императора, и он, довольно бодро поднявшись с места, двинулся к поджидавшему его экипажу.
— Алейя, — испуганно спросила молодая государыня. — Что это… с императором?
— Надеюсь, что это обычное переутомление и результат общего перегрева. На нем слишком темные одежды, возможно, это как-то повлияло. Не беспокойтесь: во дворце им тут же займутся, а нащи молодцы быстро доставят сюда надежную замену. Ох, хоть бы меня кто заменил: я тоже ужасно устала.
— Тебе не нравится турнир?
— И тебе однажды разонравится, дорогая моя. Просто для этого нужно время и еще раз время. Первые десять-пятнадцать раз действительно захватывает дух, а после привыкаешь и считаешь, что три дня — это многовато для того, чтобы несколько сотен бойцовых петухов выясняли между собой отношения. И дня достаточно.
Как Аластер и обещал, они с Теобальдом очень быстро исполнили задуманное, и уже спустя полчаса император, только облаченный в темно-красные, шитые золотом одежды, занял свое место подле супруги. Поэтому те из зрителей, кто обратил внимание на отъезд его величества, получили исчерпывающее и наглядное объяснение: императору стало жарко, и он побывал во дворце, чтобы освежиться и переодеться. Об этом незначительном факте почти сразу забыли: такое случалось довольно часто.
— Как он? — спросил Аббон Флерийский, едва исполинская фигура Аластера возникла в ложе.
Тот сделал красноречивое движение бровями и покосился на Арианну. Затем ответил довольно внятно:
— Уже не о чем беспокоиться. Разберешься во дворце.
Увидев, что все титулованные особы вновь находятся на своих местах, церемониймейстер явился к Аластеру за разрешением начинать третий, решающий поединок.
Под пение фанфар Амхарау и Лагуамбон стали медленно съезжаться друг с другом. Поскольку оба были выходцами с Ходевена, то вместо обычных копий, принятых в такого рода турнирах, воины были вооружены яхадинами — тяжелыми, в два человеческих роста длиной, снабженными многочисленными крючьями и лезвиями. И хотя сейчас эти кошмарные орудия убийства были снабжены защитными чехлами, ими все равно можно было серьезно покалечить противника.
Уклоняясь от удара рыжего унанганца, Амхарау легко соскользнул с седла и повис у правого бока коня. Яхадин Лагуамбона пронзил воздух в том месте, где он был секунду назад. А рамонец, изогнувшись, как дикая кошка, вцепился в ногу соперника и дернул с такой силой, что унанганец был выкинут из седла. Другой бы на его месте просто грянулся оземь, но Лагуамбон сумел сделать в воздухе головокружительное сальто и приземлился на полусогнутые ноги. Конь уносил рамонского вождя прочь, но его противник долго не думал: разбежался, используя свой яхадин, как простой шест, и взвился в воздух. Он летел, словно огромный снаряд, пущенный исполинской рукой, — и изо всех сил ударил Амхарау ногами в спину. Скорость, с которой несся рамонский жеребец, спасла его господина от серьезных увечий, но и он не удержался на спине коня.
Теперь оба воина были пешими. Они отбросили свои великанские копья и обнажили мечи.
Унанганский меч — кривой, с расширяющимся к концу лезвием и витой гардой, полностью закрывающей кисть, столкнулся с шедевром рамонских мастеров — прямым двуручным красавцем, годившимся только для таких гигантов, как Амхарау Красноклювый. Сверкали в лучах вечернего солнца серебряные рога на шлеме Лагуамбона, злобно щерилась с черного щита голова саргонской гадюки. И свирепо глядел рубиновыми глазами царственный орел, венчавший шлем рамонца.
Битва была долгой. Они сталкивались с грохотом и воинственными криками, рубили с плеча, использовали редкие приемы борьбы и окончательно покорили публику. Выбрать достойнейшего было почти невозможно. Но абсолютного равенства все равно не бывает, и рано или поздно, но объявляются победитель и побежденный.
На этом турнире скорбная участь побежденного досталась Лагуамбону. Можно долго спорить о том, просто ли ему не повезло, или Амхарау Красноклювый был мощнее и ловчее, был бы исход сражения другим в следующий раз, — но только стоит ли тратить время на праздные разговоры. Победитель роанского турнира определился. Им стал Амхарау Красноклювый, и ему принадлежала корона.