И все же, знаете, меня тогда не покидало чувство тревоги.
Швырнув в ее сторону листок бумаги и карандаш, я сказал:
- Напиши свое имя, адрес и номер телефона.
И ушел в проявочную.
Чуть позже ушла и она. Я даже не попрощался с ней. Меня взбесило, что к позам она относилась с внешним спокойствием, не суетилась и не выражала мне благодарности - разве что разок улыбнулась.
Я проявил негативы и сделал несколько снимков. Взглянув на них и решив, что они ненамного хуже фотографий мисс Леон, я машинально засунул их в пачку с фотографиями, с которыми следующим утром собирался пробежаться по возможным клиентам.
В тот день я работал достаточно долго и поэтому порядком выдохся и разнервничался. Однако, не решился транжирить деньги на спиртное, чтобы расслабиться. Есть особенно не хотелось. И, кажется, тогда я пошел на дешевенький фильм.
Я совсем не думал о Девушке, только, может быть, слегка удивлялся, что, не имея в тот момент подружки, не приударил за ней. Внешне она принадлежала э-э-э... как бы это сказать, ну, к явно более доступному социальному слою, чем мисс Леон. Но с другой стороны, конечно, имелись всякого рода оправдания моего бездействия.
Утром следующего дня я приступил к поиску заказов. Сначала я отправился на пивоваренный завод Мюнша. Там требовалась "Девушка Мюнша". Папаша Мюнш испытывал ко мне своего рода привязанность, хоть и подшучивал над моими работами. Кстати, одаренный от природы, он хорошо разбирался в фотографии. Пятьдесят лет назад он мог бы быть одним из тех безденежных ребят, что стояли у истоков Голливуда.
Отыскал я его в цехе завода, где он занимался своим любимым делом. Отставив покрытую капельками кружку и чмокнув губами, он вытер толстые руки о свой здоровенный фартук и сграбастал тонкую пачку моих фотографий.
Цокая языком, он добрался где-то до середины пачки и тут увидел ее. Я кусал себе локти от досады, что принес эту фотографию.
- Это она, - сказал вдруг папаша Мюнш. - Фотография так себе, но девушка мне нужна именно такая.
Дело было решенным. Хотел бы я знать сейчас, почему папаша Мюнш сразу же разглядел ее, а я нет. Думаю, причина в том, что я сначала увидел ее во плоти, если так можно выразиться.
А тогда при разговоре с ним мне просто стало плохо.
- Кто она? - поинтересовался папаша Мюнш.
- Так, одна из моих новых натурщиц, - ответил я, стараясь придать голосу оттенок непринужденности.
- Приведи ее сюда завтра утром, - распорядился он. - Да, и притащи свое барахло. Будем снимать здесь. Ну-ну, полно тебе, взбодрись, - добавил он. - Хлебни-ка пивка.
Шел я, значит, от него и думал, что папаша Мюнш обмишулился, что завтра она, скорее всего, сорвет из-за своей неопытности съемки и что - бог его знает, что еще может произойти.
Однако, когда я почтительно выложил фотографии поверх розовой папки на столе мистера Фитча из "Ловлибелт", ее фотография была первой.
Мистер Фитч, бывший кинокритик, откинулся на спинку стула, покосился в сторону, и, поманив длинным пальцем мисс Виллоу, сказал:
- Хм. Что вы думаете об этом, мисс Виллоу? Конечно, при таком освещении всего не ухватишь. Может нам попробовать "Чертенка Ловлибелт" вместо "Ангела". Н-да, девушка... Подойдите сюда, Биннз. - Опять движение пальцем. - Я хочу услышать мнение женатого мужчины. - Он не смог скрыть того, что попался на крючок.
Совершенно то же самое произошло и в "Будфорд'3 пул" и в "Плейграунд", разве что Да Коста не потребовалось мнение женатого мужчины.
- Что надо, - сказал он, облизывая губы. - Ну, вы, ребята-фотографы, того - ого-го!
Обратно в мастерскую я несся, как на пожар. Там на столе я схватил листок бумаги, который давал ей, чтобы она оставила имя и адрес.
На нем ничего не было.
Стоит ли говорить, что последующие пять дней оказались, пожалуй, наихудшими из прожитых мною при обычных обстоятельствах. К утру следующего дня я так и не знал, где она, и начал тянуть резину.
- Она болеет, - сказал я папаше Мюншу по телефону.
- В больнице что ли? - удивился он.
- Все не так серьезно, - ответил я.
- Тогда тащи ее сюда. Что, головка побаливает?
- Извините, не могу.
У папаши Мюнша возникли подозрения.
- У тебя действительно есть эта девчонка?
- Конечно, есть.
- Ну, тогда не знаю. Если бы я не признал твою дрянную работу, принял бы ее за натурщицу из Нью-Йорка.
Я рассмеялся.
- Эй, послушай, давай тащи ее сюда ко мне завтра утром, понял?
- Попытаюсь.
- Нечего тут пытаться. Тащи сюда и все.
Он не догадывался, как я пытался. Я обегал все агентства по найму натурщиц и бюро по трудоустройству. Как заправский сыщик выяснял о ней в фото-и художественных мастерских. Потратил последние гроши на объявления во всех трех газетах. Просмотрел альбомы с фотографиями выпускников средних школ, просмотрел фотографии государственных служащих. Заглядывал в рестораны и закусочные - искал среди официанток, обегал магазинчики и универмаги - искал ее среди продавщиц. Осматривал толпы, выходящие из кинотеатров. Как зверь, рыскал по улицам города.
Вечерами я заглядывал на улицу проституток. Мне почему-то казалось, что я могу ее встретить там.
К вечеру пятого дня я понял, что обречен. Папаша Мюнш установил мне контрольный срок - уже не первый, но в этот раз последний - и он истекал в шесть часов вечера. Мистер Фитч от заказа уже отказался.
Сидя у окна мастерской, я смотрел на Ардлей-парк.
И тут появилась она.
Я так часто прокручивал у себя в мозгу эту сцену, что мне не составило труда притвориться. И даже слабое головокружение мне не помешало.
- Привет, - сказал я, почти не глядя в ее сторону.
- Привет, - ответила она.
- Еще не пропала охота?
- Нет, - в ее голосе не звучало ни вызова, ни стеснения. Просто констатация факта.