На кухне что-то шипело на сковородке, гремела посуда, шумела вода в кране, и оттуда, вместе с удивительно вкусным запахом, доносилось негромкое мелодичное пение. И настолько все это было по-домашнему, что мне сделалось так хорошо и уютно, как не было уже несколько лет. Потом я затеял пройтись влажной тряпочкой по пыльным местам, и за этим занятием меня и застала вернувшаяся из кухни Лена. Она улыбалась, и вообще очень здорово выглядела в кухонном фартуке. Я проследовал за ней на кухню и обнаружил там во главе стола умопомрачительно пахнущие золотистые куриные окорочка в окружении всевозможных салатов. Еще там была жареная картошка, какой-то самодельный соус к ней и фаршированные яйца. Все было прекрасно, и даже кошка была не забыта: она облизывалась возле наполовину съеденной миски «вискаса».
Мы перетащили это великолепие в зал и наступил торжественный момент зажигания свечей. Я хотел, чтобы все получилось очень романтично, но вышел небольшой конфуз: зажигать свечи оказалось нечем. Я обошел все шкафы в доме, обшарил навесные полки в кухне и даже заглянул в комод в прихожей, где никогда ничего, кроме обуви, не было, но спичек нигде не оказалось. Полезная в хозяйстве вещь не нашлась в моем доме, и я вынужден был с нарастающем чувством стыда из-за собственной беспомощности обратиться за огнем к Лене.
— У меня тоже нет ни спичек, ни зажигалки, — чуть виновато сказала она. — Кончились.
Тогда я не обратил на это особого внимания. Только перед глазами мелькнуло одно воспоминание: дымящаяся сигарета, зажатая в ее тонких, но удивительно красивых пальцах.
Это была тесная ночь. Она свивалась вокруг нас коброй, она проходила сквозь нас, как ток, а мы пили друг друга до дна и захлебывались этим насмерть. Мы умирали маленькой смертью и воскресали огромной жизнью, потому что были вместе. В ту ночь во вселенной существовали только наши губы и руки, а остальное заполняла жаркая влажная пустота, которая давила нас со всех сторон. И мы никуда не смогли спрятаться от этого. Боги спускались на землю и смотрели нам в лицо. Боги знали, они сами это придумали, что мы нужны друг другу, как воздух, поэтому занавесили наше окно сотканной из звезд черной парчой неба. Они сделали это для того, чтобы солнце не подглядывало и не мешало нам, но оно все равно вылило на горизонт потоки ядовитой зари, разъедающей ночь, и на грани вцепившихся друг в друга света и темноты родился новый день. Трель будильника разбудила нас в восемь часов. Мы лежали на смятой постели, а солнце, путаясь в занавесках, светило через неухоженное окно. Как и следовало ожидать, мы все-таки оказались на одной кровати. Странно, но я даже не запомнил эту ночь. Было ощущение чего-то прекрасного, но ничего конкретного не приходило на ум. Ни то, как все происходило, ни того, кто первый начал, я просто не знал, как будто это было не со мной.
— Привет, — совершенно не сонным голосом сказала Лена, и я сразу отбросил все эти мысли.
— Привет. Ну, как тебе?
— Что?
— Ну, как тебе все это?
— Что все это?
— Ну, это все. Все что было.
— Вчера?
— И сегодня ночью.
Лена игриво улыбалась.
— А что было сегодня ночью?
Я подхватил ее, посадил верхом на себя, и серьезно, глядя прямо в глаза сказал:
— Знаешь, мне кажется, это была любовь.
У нее засветились глаза.
— Мне тоже так кажется, — сказала она и прильнула ко мне всем телом. Я начал гладить ее по рыжим волосам, и она медленно сомкнула веки, как будто засыпая.
— Леня?
— Что?
— Как мы теперь, а?
Я ответил не сразу. Не потому что не понял вопроса, или хотел притвориться, что не понял, а потому что сам хотел спросить это у нее.
— Я хочу, чтобы ты осталась у меня жить.
Она плавно села — перелилась из одного положения в другое — и точно так же, как вчера, забегала взглядом по моему лицу.
— Ты думаешь, что так бывает?
— Как?
— Говоришь женщине: «Я хочу, чтобы ты жила со мной», и она остается с тобой жить?
— Не знаю… А как еще сказать женщине об этом?
Вместо ответа она поцеловала меня.
— Ты не понял, глупый. Я тоже хочу жить с тобой. Но ведь у каждого из нас существует своя собственная жизнь.
Я помолчал.
— Ты же сказала, что не замужем.
— А я и не замужем.
— Тогда что же?
— Забыл? Дом, в котором я жила целых пятнадцать лет, находится за тысячу километров отсюда. Там работа, друзья, знакомые.
Я наконец-таки понял.
— И дети?
— Нет, не дети.
Она слезла с меня, отвернулась и раздельно сказала:
— Ребенок. Один ребенок. Мой. Вот так.
Счастье, как и беда, не приходит в единственном числе. Я сел на кровати и обнял ее сзади за плечи, а она, откинув голову назад, прижалась к моей недобритой со вчерашнего утра щеке. Мы долго сидели, не говоря друг другу ни слова, а потом она неожиданно резко встала и начала одеваться. Я немного полюбовался ей, какая она стройная и красивая, а потом спросил:
— Ты куда?
— Никуда, Леня. Ни-ку-да.
Утреннее солнце путалось в ее волосах, она одевалась, и мне явственно представилось, что это моя жена. Сейчас она пойдет на кухню готовить завтрак, сам я буду собираться на работу, а из соседней комнаты раздастся детский голос: «Мам! Мама! Давай мне скорее поесть, я в школу опаздываю!» Этого, конечно, не случилось.
Какое все-таки странное чувство! Мы с Леной — не те дети, которые знали друг друга много лет назад, а теперешние мы с Леной — были, видимо, нужны друг другу всю жизнь. И вот мы вместе. Но что это? Что это за маленький человек, часть ее плоти, но не моей, который вдруг оказывается существует в теперь уже нашей жизни? Я не знаю его, но он — неотъемлемая часть той, кого я люблю. Может, я подлец и эгоист, но я не хочу, чтобы так было. Нет-нет, пусть она привозит его ко мне, и я буду любить его, как собственного ребенка. Но ведь дети не появляются просто так. Значит был, был в ее жизни кто-то, кто подарил ей это счастье. Кто он, где теперь? Расскажет ли она мне? Не знаю.
Я брился в ванной как и вчера, а Лена орудовала на кухне и оттуда доносилось негромкое пение — видимо, это ее привычка. Что ж, пускай. Эти звуки наполняли дом жизнью, и я был рад этому. Может, теперь закончится мое вечное одиночество. За завтраком мы не говорили о ее ребенке. Вместо этого мы мило трепались обо всякой ерунде, а потом я сказал, что мне пора.
— Во сколько тебя ждать? — спросила Лена.
— Думаю, часам к шести уже буду.