С минуту я молча смотрел на Михаила. Я работал на правительство, потому что моя душа в любом случае должна была отправиться в Преисподнюю, но я не хотел обрекать на такую жизнь и такую посмертную судьбу еще одно невинное человеческое существо. А еще правительство объясняло, что так мы служим нашей стране. Теперь же ангелы хотят, чтобы я, убив младенца, спас весь мир. Мне вспомнились слова, сказанные однажды Мефистофелем: «Разве не было бы замечательно, если бы отец Гитлера убил своего сына?» — «Да, конечно», — ответил я тогда ему. Если бы я никогда не терял памяти, то мысль об убийстве ребенка не представилась бы мне столь отвратительной. И оправдание такому поступку нашлось бы легче. В данном же случае для такого оправдания имелись, разумеется, все основания. Но мне была невыносима мысль, что на моих руках снова появится кровь.
— Послушай, я перестал убивать, ты понимаешь? Я больше не хочу делать это! За последние четыре месяца… я имел возможность почувствовать, что значит быть нормальным человеком. Я просто хочу нормально жить, — произнес я умоляющим тоном.
— У тебя не может быть нормальной жизни, — бесстрастно изрек Михаил.
— Но ведь если я… если я решил посвятить себя служению Господу… до конца своих дней, — в отчаянии произнес я, — то Он может простить меня когда-нибудь…
— Он не простит.
— Тогда о чем, черт побери, мы вообще толкуем? — разозлившись, прокричал я ангелу в лицо. — Если ты так думаешь, тогда я могу прямо сейчас пойти к демонам и встать в их ряды!
— Ты — дефективный, — холодно констатировал Михаил. — У тебя какой-то раскол в душе. Я прошу тебя помочь нам не для того, чтобы ты мог искупить свои грехи, Габриель. Я прошу для того, чтобы появилась возможность спасти бессчетное количество человеческих жизней.
— Ну и отвали тогда, на хрен, от меня! — рявкнул я. — Раз дело не во мне, то и тебе без разницы, если я слиняю в Америку сегодня же вечером, верно? У меня было немало заказчиков вроде тебя, и я не останусь здесь, чтобы поучаствовать в каком-нибудь… в какой-нибудь…
Я запнулся и умолк, потому что внезапно Михаил исчез. Он пропал, рассеялся как дым, и на мгновение я даже подумал, а не была ли наша встреча плодом моего воображения. Действительно ли ангел являлся ко мне и просил убить новорожденного ребенка девочки-подростка? А может, я стал одним из тех, кто слышит голоса ангелов, демонов или инопланетян мысленно и верит, что ему приказывают совершить какое-нибудь жестокое злодеяние?
Пока я писал, Кейси оставила на автоответчике сообщение о том, что у нее начались схватки и что сейчас ее везут в больницу. «Если вы получите это сообщение, то, пожалуйста, приезжайте…» Но я не могу. Я не могу рисковать: вдруг у меня началось умственное расстройство и я убью ее ребенка вопреки всем своим намерениям? Я человек неуравновешенный и, наверное, уравновешенным никогда не был…
Ведь возможно, я уже сумасшедший. Бродячий псих, не имеющий понятия, кто он и что он, видящий то, чего перед глазами нет, слышащий звуки, существующие только у него в голове… Это ощущение… Оно невыносимо — словно мир вокруг тебя начал вращаться в неправильную сторону. Я сумасшедший? Да?
1 января (Новый год)
Это сделано. Это произошло. Я не могу ничего изменить… Нет пути вернуться в прошлое и остаться в нем. Потому что теперь наконец с ним покончено. Я все еще здесь, в Будапеште, поскольку не сел в самолет минувшим вечером. Я по-прежнему здесь. И наконец, я пока жив. Я понимаю, что под воздействием событий вчерашнего вечера мой рассудок до сих пор остается заторможенным, но теперь мне, по крайней мере, известно, что нужно делать. Я больше не сумасшедший. Сумасшествие — это было бы очень, очень легко и просто.
Я вернулся домой ранним утром, и вот передо мной мой дневник, а одежда и руки у меня снова забрызганы кровью — ангела, демона и человека. Кто-то может подумать, что ведь не так уж и сложно пройти по жизни, не обагрив рук кровью. Почему же мне избежать этого никак не удается?
Прошлым вечером, сделав запись в дневнике, я вернулся в ванную посмотреть, не появится ли снова Михаил в зеркале, но его там не было — смотрело на меня оттуда лишь мое собственное отражение. Некоторое время я вглядывался в него, пытаясь убедить себя, что не сошел с ума. В конце концов, вздохнув, я поднял руку, чтобы помассировать висок… и застыл в оцепенении, потому что, хотя рука находилась уже на полпути к голове, отражение в зеркале не шелохнулось. Оно по-прежнему стояло там без движения, обе руки свисали вдоль туловища. С возрастающим ощущением ужаса я поднял глаза и встретился взглядом с их отражением в зеркале. Мгновение спустя на отражении лица стала постепенно возникать отвратительная ухмылка… Скорее даже не ухмылка, а злобный оскал. Я вскрикнул, не спуская с него глаз, а оно продолжало смотреть на меня с этой ужасной, застывшей ухмылкой, насмехаясь надо мной, глумясь надо мной, презирая меня. Я отшатнулся, на заплетающихся ногах выбрался из ванной и постарался как можно быстрее покинуть квартиру.
Это была последняя соломинка. Я выскочил из дому, как настоящий сумасшедший. Весь город праздновал встречу Нового года. Пробегая по улицам, я видел людей, одетых так, чтобы провести ночь на улице, и, когда вдруг пошел дождь и вдалеке послышались раскаты грома, стали раздаваться добродушные возгласы удивления.
Я не имел понятия, куда бегу. И вообще не осознавал своих действий. У меня возникла смутная идея пойти к базилике Святого Стефана и там найти ответы на все вопросы. Узнать — Бог там или нет. Но, очутившись перед площадью, я налетел на человека, также устремившегося, несмотря на дождь, к храму. Отшатнувшись, я поднял голову, и перед моими глазами оказалось лицо Мефистофеля.
— Ага! — крикнул я, хватая демона за плечо и повысив голос, чтобы его не заглушил шум дождя. — Скажи-ка мне, друг мой Мефистофель, ты настоящий или существуешь лишь в моем воображении?
— О чем это ты? — встревоженно спросил Мефистофель, сбрасывая с плеча мою руку и глядя поверх меня на освещенные прожекторами башни базилики.
— Я должен знать, — впадая в истерику, дрожащим голосом ответил я, вцепившись в лацканы его пальто. — Реально ли что-нибудь здесь… реален ли я, или все это иллюзия, возникшая у меня в голове, или…
Я не ожидал получить тычок в лицо и, когда он ударил меня, упал навзничь, растянувшись на мокрой мостовой.
— Извини, Габриель, — сказал Мефистофель, помогая мне подняться на ноги. — Но у нас нет времени на истерики. — Он слегка повернулся и показал на базилику. — Видишь купол? Сейчас Кейси находится там. По дороге в больницу на нее напала Лилит.
— Что?! — воскликнул я в испуге, продолжая прижимать ладонь к ушибленной челюсти. — Ведь ты говорил, что ни демоны, ни ангелы не могут в это вмешиваться! Ты же говорил, что понадобится посредник из числа людей, если…
— Лилит когда-то была человеком, помнишь? Ей легче вмешиваться в людские дела. Кроме того, о ней в некоторым смысле заботится сам Люцифер. А ее безумие позволяет ей не бояться его так, как она должна была бы.
— Что она намерена делать?
Мефистофель повел бровью:
— Разумеется, она хочет заполучить ребенка. Ты намерен помочь или предпочтешь броситься с башни, чтобы проверить, станет ли Бог тебя ловить?
С этими словами Мефистофель отвернулся от меня и побежал через площадь сквозь струи дождя к базилике. Когда я пустился следом за ним, Джиллигэн Коннор погрузился в глубины моего сознания, а на поверхность всплыл Габриель Антеус. Ярко освещенная базилика была закрыта на ночь. Я подбежал к ней как раз вовремя, чтобы успеть увидеть, как Мефистофель сорвал с петель массивную деревянную дверь и разбил ее в щепки. Мне было странно видеть, что Стефоми смог проделать такое, ведь всего несколько недель назад я считал себя гораздо сильнее его, когда он лежал, припечатанный к полу у меня на кухне. И я понял, что на самом деле никогда не смог бы одолеть Стефоми. Его сила — сила демона — намного превосходит мою.
Кабина выключенного лифта находилась наверху, поэтому, чтобы подняться на смотровую площадку, не оставалось ничего другого, как преодолеть сотни ступенек лестницы. К тому моменту, когда мы достигли половины подъема, я подумал, что если двинусь дальше, то сердце у меня выскочит из груди. Но тем не менее продолжал бежать наверх, хотя дыхание обжигало легкие и голова кружилась. Несколько раз я спотыкался, хватался за деревянные ступеньки, царапая ладони, и снова поднимался в отчаянной попытке не отстать от Мефистофеля.
Наконец мы оказались на залитой светом и засыпанной снегом смотровой площадке под куполом базилики. Шум дождя сменился безмолвием густо падающего снега, хотя откуда-то издалека продолжали доноситься странные громовые раскаты. До полуночи оставалось уже немного времени, и праздничные фейерверки взрывались и вспыхивали по всему раскинувшемуся под нами городу. А неподалеку я увидел Лилит, одетую в бальное платье из черного бархата. Она с задумчивым видом танцевала на невысоком парапете, такая же обаятельная и соблазнительная, какой являлась мне в моих видениях.
Ее длинные черные волосы были распущены, в руках она держала трепещущий на ветру шелковый шарф.
— Лилит, — тихо позвал Мефистофель, остановившись в дверном проеме.
Он произнес ее имя едва слышно, и я подумал, что она его не услышит. Но Лилит резко повернулась, спрыгнула с парапета и побежала к нему так стремительно, что ее волосы и юбки взлетели вверх. Подбежав к демону, она обвила руками его шею и страстно поцеловала в губы, а я, к своему удивлению, почувствовал при этом нечто вроде вспышки ревности. Она стояла тут, рядом, эта самая великолепная из всех женщин, каких мне доводилось видеть… И она целовалась с дьяволом, не обращая ни малейшего внимания на мое присутствие, а я, к моему стыду, не смог подавить ощущения, что меня обманули и бросили.
— Я собираюсь спасти их, Мефисто, — произнесла Лилит, прерывисто дыша. При этом ее глаза сверкали какой-то безумной радостью. — На этот раз я не позволю ангелам заполучить их. Я стану любить этих детей так, как если бы они были моими собственными.
— Лилит, — снова обратился к ней Мефистофель тихим, вкрадчивым голосом, в котором звучали непривычные для меня мягкость и доброта, — ты должна выслушать меня. Люцифер не желает этого. Он недоволен тобой. Этот ребенок может принести гибель всем нам.
— Но они хотят убить их! Я им не позволю! Я больше не дам им убивать младенцев!
Пока Мефистофель, взяв Лилит за руку, пытался урезонить ее, я опустился на колени на холодный каменный пол возле Кейси и обнял ее. Когда она поняла, что это я, то отрывисто всхлипнула, прильнула ко мне и все благодарила и благодарила меня за то, что я не оставил ее.
Тем временем Мефистофель продолжал свои попытки унять Лилит, утихомирить ее, но она вдруг набросилась на него, и вскоре два демона уже яростно дрались друг с другом, великолепное платье Лилит оказалось испачканным и порванным, а она все пыталась вырваться из рук Мефистофеля, чтобы броситься к нам. Они прекратили борьбу только тогда, когда на башне появился Михаил в ореоле белого сияния, яркость которого ослепила меня. Мефистофель расположился перед Лилит, прикрывая ее, при этом ангел и демон стояли неподвижно, с ненавистью глядя друг на друга.
Внешне Михаил выглядел почти так же, как и тогда, когда я его видел в прошлый раз, за исключением одной маленькой детали: на этот раз у него появились крылья. И благодаря такому дополнению стало очевидно: это ангел, а не огненный демон. Крылья сложились у него за спиной изящным, естественным движением. Каждое перо в них было белоснежным, без малейшего изъяна, совершенной формы, и, чтобы оценить мощь этих огромных крыльев, хватало одного взгляда. Они совсем не напоминали крохотных крылышек, изображаемых на спинках нарисованных херувимов. Это были величественные, мускулистые, оперенные части тела, явно развивавшие гораздо большую силу, чем требовалось, чтобы поднять Михаила в небо.
— У тебя всегда была тяга к мелодраматизму, — насмешливо произнес Мефистофель, указывая на яркий свет вокруг Михаила.
— Ты вторгаешься в запретное! — гневно отпарировал Михаил.
— Да, я знаю. Есть у меня такая дурная привычка. Мефистофель перевел взгляд на меня. — Габриель, по-моему, ты всех здесь знаешь? Я — сумасшедший, а эти, — взмахнув рукой, он указал на всех остальных, — пребывают вместе со мной в Бедламе.
— А что здесь делает эта грязная шлюха? — спросил Михаил, указывая поверх плеча Мефистофеля на Лилит.
Похоже, Лилит совсем не оскорбили слова Михаила. Возможно, она их даже не услышала, стоя в тот момент около Кейси и жадно глядя на нее. Потом она подняла глаза на меня, и я был готов поклясться, что она мне подмигнула. Но если Лилит совершенно не тронули оскорбительные слова Михаила, то у Мефистофеля накопилось более чем достаточно злости на них обоих. Все признаки развлечения происходящим с его лица исчезли, вместо них появилось выражение сильнейшего отвращения.
— Это бьет по самолюбию, не так ли, Михаил? — произнес издевательским тоном Мефистофель. — То, что женщина с такой внешностью охотно ляжет в постель со мной, но будет визжать и выть от отвращения, если ты только прикоснешься к ней!
После этих слов Божий ангел и ангел Сатаны набросились друг на друга с такой яростью, какой мне не доводилось видеть даже у диких зверей, — казалось, эти двое не в силах сдерживать ненависть друг к другу ни секунды больше. Оружия у них не было, вместо этого они рвали друг друга пальцами и зубами, царапали ногтями. Мефистофель был значительно меньше ростом и отнюдь не богатырского сложения, так что мне сразу стало ясно, что он слабее Михаила Он делал все, чтобы нанести повреждения ангелу, захватывал горстями и вырывал перья из его огромных крыльев, явно довольный тем, как Михаил при этом вскрикивал от боли. Мефистофель очень старался дотянуться пальцами до глаз Михаила, но сумел лишь слегка поцарапать ангелу лицо.
И вдруг я с ужасом увидел, как Михаил, обхватив брыкающегося демона за плечи, одним движением свернул ему голову и сломал шею, при этом раздался громкий хруст, и снег вокруг нас окрасился кровью. Кейси вскрикнула, когда Михаил бросил безжизненное тело демона на снег рядом с ней. Я резко обернулся и посмотрел туда, где до этого стояла Лилит. По-моему, она должна была прийти в ярость, увидев, что сделал Михаил с ее любовником. Но на площадке под куполом Лилит не оказалось. Оглядевшись, я увидел ее сидящей на крыше одной из соседних башен, лениво болтающей ногами и глядящей вниз, на город. А то, что происходило здесь, у нас, ее как будто ничуть не интересовало. Я в первый раз увидел ее крылья — не кожистые, а покрытые перьями иссиня-черного цвета.
Я повернулся назад, к распластавшемуся на снегу Мефистофелю. Из его шеи, там, где позвонки проткнули кожу, текла кровь, голова была вывернута под немыслимым углом к телу, широко раскрытые глаза зияли пустотой. Какое-то странное волнение охватило меня. Может, это была печаль? Сожаление? Боже, неужели это была скорбь? В тот миг я видел не мертвого демона — на снегу передо мной лежал Стефоми, мой бывший приятель. Но долго предаваться чувствам мне не пришлось. В следующее мгновение я чуть не вскрикнул, когда Мефистофель вдруг резко дернул шеей и голова его встала на свое место, а сам он, пошатываясь, поднялся на ноги и с улыбкой обратился к Михаилу:
— Послушай, если бы всякий раз, когда ты ломал мне шею на протяжении последних лет, я получал по одному пенни…