Клоун: Вселенский кайф. The show must go on! Но к делу... гляньте-ка!
Поэт: Все туже! Почему так происходит? Почему?
Жница: Молчит.
Клоун: Ну, раз нельзя распутать... так можно разрубить!
Поэт: Но ведь тогда... тогда они погибнут.
Клоун: Зато потехи море. Не согласен?
Поэт: Нет! Жизнь священна (для нас во всяком случае).
Клоун: Не для меня...
Поэт (задыхаясь от гнева). Ты... ты клоун убийца из космоса!
Клоун затыкается. Молчание. Все смотрят в разные стороны. Земля под ними лениво чешет по своей орбите.
Клоун: Ну хорошо, я палку перегнул - согласен. Но есть же выход, пусть и без потехи.
Поэт (недоверчиво): Какой?
Клоун (показывая на жницу): Она! Всему приходит срок. Пусть он у них случится раньше! Ей что, раз плюнуть!
Поэт: И вправду выход. Пусть применит силы... (обращаясь к жнице) милейшая!
Жница: Молчит.
Клоун: Эй, там на баке! Мы с вами речь ведем!
Жница: Молчит.
Клоун и поэт переглядываются друг с другом, а потом выжидающе смотрят на жницу. Та упорно молчит.
Клоун: Какая то ты нелепая.
Катрен первый.
Is this the real life?
Собачник.
Вот собачник - душой всегда с животным.
Альма разбудила своего хозяина как обычно - в семь утра промозглым кутающимся в сумерках утром. Хозяин - Алексей Сергеевич Красноцветов с натугой разлепил глаза, а потом, старчески покряхтев, сел на кровати. Хотя до старости ему было еще далеко - сорок пять лет, скорее самый расцвет, чем начало дряхления. И все же вот так вставать в такую рань уже не так легко как в сгинувшей много лет назад молодости. Не хватает энтузиазма, что ж тут...
Тяжко вздохнув и еще витая в остатках сумбурного утреннего сна, Алексей Сергеевич посмотрел на Альму. Ту явно не мучили проблемы ушедшей молодости никуда она от нее не уходила, а терзали ее неприятности куда более физического характера, которые заставляли ее низко взрыкивать и умоляюще глядеть на Красноцветова своими медового цвета глазами.
Альма была восточно-европейской овчаркой в самом расцвете сил. Крупная, насыщенного рыжего цвета с угольно черным чепраком. Красивая псина, и с характером. Знакомые, глядя на нее, всегда удивлялись - ну зачем такая роскошная служебная псина скромному бухгалтеру Красноцветову? С какой стати? Разве сумеешь такой рулить? А тренировка, а ОКД с СКД? Говорят, если овчарку не тренировать, она вырастает избалованной и агрессивной, совсем без тормозов. А ее размеры...
Вообще Алексей Сергеевич служебных собак не любил, но с Альмой получилось так, что не взять ее было просто нельзя. Один приятель, человек военный, владелец не менее роскошной (и огромной) овчарки давно предлагал Красноцветову обзавестись животиной. Тот отнекивался - говорил, мол, собак он любит, но не таких больших, можно сказать декоративных, к тому же...
-Да брось ты, - обрывал его приятель, поглаживая свою зверюгу (выученную кидаться на посторонних молча, что пугало куда больше любого лая) по мохнатой холке, - Декоративная! Ну что за собака? Табуретка лающая, ножки как спички, глаза навыкат. А шейка! Пальцами от так сожмешь, - он поднимал в воздух заскорузлую широкую руку и проделывал в воздухе сложное движение, - и все! Нету псехи! И не пискнет.
Алексей Сергеевич, глядя на это, всегда задумывался, что, возможно, после данного движения не пискнул бы и он сам, доведись ему попасть в этот захват.
-Защиты от нее никакой, - продолжал собачник, - а тем, кто сам защититься не может, собака нужна. Вот такая. - И снова гладил свою зверюгу, а та блаженно жмурилась и прядала ушами.
Красноцветов регулярно отшучивался и делал это до тех пор, пока возле подъезда собственного дома его не встретили две глыбастые, разящие перегаром тени и в мягких матерных выражениях посоветовали расстаться с частью собственного кровного имущества.
Добираться до дома пришлось без пальто и босиком (а был январь и крещенские морозы разгулялись вовсю), и возмущению Алексея Сергеевича не было предела, но опять же пока ему как-то раз не пришла в голову мысль о том, что вместе с деньгами и одеждой неизвестные грабители могли отнять и жизнь. После этого возмущение исчезло, оставив лишь тупой и животный страх, который таился где-то в сердце и выползал каждый раз, стоило Алексею Сергеевичу припоздниться на работе и возвращаться домой по темноте.
Собственно уже тогда дело было решенным. Поняв, что рискует сохранить эту малодушную заячью дрожь навсегда, Красноцветов набрал номер знакомого и уже через неделю был гордым обладателем несуразного щенка - пузатого и толстолапого, а также тяжелого и объемистого хомута на шее коему название собаковод.
Поначалу было тяжело. Потом он привык. Кроме того, собака (к которой довольно быстро прилипло взятое из какого черно-белого старого фильма имя Альма) была такой милой, что одним своим видом компенсировала все неудобства. Щенки вообще красивы, но этот черный плюшевый медведь с темно-золотистыми наивными глазами бил все рекорды умиления.
Пройдя через обязательные вымоченные полы, погрызенную мебель и плачь по ночам, Альма подросла и вызывала уже не умиление, а смутную тревогу темпами и пределами своего роста. Красоту она, впрочем, сохранила - порода говорила сама за себя.
Алексей Сергеевич не заметил, как стал заядлым собачником. В доме вдруг как-то не заметно появились поводок, ошейник и намордник с садомазохисткого вида стальными бляшками, две расчески - обычная и жесткая щетка, книги по собаководству, средство от ушных клещей, собачий шампунь на полочке в ванной возле его собственного и шерсть по углам ближе к весне. Он познакомился с собачьим контингентом своего дома и их хозяевами - его соседями, о которых Красноцветов даже раньше и не подозревал. У него вошло в привычку к семи вечера выходить на улицу не зависимо от погоды и проводить там около часа, неспешно кружа по двору в компании галдящей и крутящейся под ногами породистой своры. И разговоры у него стали теперь другими - о дрессировке, о породах, о блохах и клещах да о тримминге.
Дрессировку, впрочем, Альма так и не прошла - и, не смотря на все злословие, характер у нее так не испортился. Впрочем, он у нее всегда был такой - приветливо дружелюбный к своим, настороженный, но не агрессивный к посторонним. Команд Альма не знала, но между ней и хозяином давно уже установилась некая эмпатия, и потому Красноцветов применял к своей собаке обыкновенный человеческий лексикон.
И она понимала, умное животное! А окружающие только удивлялись и разводили руками.
Впрочем, свои желания она доводила до хозяина опять же невербальным образом.
Красноцветов нашарил на холодном полу стоптанные тапочки и с тоской глянул на свою собаку. Альма приплясывала, Альма заглядывала ему в глаза и, казалось, готова вылезти из собственной шкуры. Конечно, утро. Один знакомый парнишка как-то раз заметил, что собаки чем-то похожи на арестантов в тюрьме строгого режима - и те и другие ходят в сортир в строго определенное время. И попробуй, не выведи!
-Ну, ну, Альма, - сказал Алексей Сергеевич, отодвигая в сторону псину, что стремилась положить ему на колени здоровенную свою голову.
Бросил взгляд в окно, но ничего не увидел - стекло запотело и избавило владельца квартиры от созерцания раннеутреннего позднеосеннего пейзажа, который мог вогнать в тоску и закоренелого оптимизма.
Алексей Красноцветов поднялся и с заметным усилием начал очередной свой день - тягучую череду установившихся ритуалов.
Ванная, угрюмое лицо в зеркале, вой бритвы, Альма под ногами, коридор, кухня, чад сгорающей яичницы, бодро, но непонятно бормочущий телевизор, Альма, шипение газа в коморке, отчаянная сонливость, вилка-нож, раковина, грязная посуда, чай как спасение, ноги не влезают в брюки, тяжелое пальто, сонливость, Альма.
-Ну подожди ж ты! - молвил Красноцветов с некоторым раздражением, нацепляя на собаку толстый, обшитый металлом ошейник.
Альма не могла ждать - у нее кончалось терпение и потому на месте стоять она не могла. Ей сравнялось три года и юношеский задор еще не до конца из нее выветрился.
Дверь на ключ. Косой взгляд на лифт и по вниз лестнице. Ступеньки хоть не скользкие. Псина несется где-то впереди, пролета на два.
Алексей Сергеевич спустился вниз с пятого этажа, продрался сквозь лабиринт коридора, не забыв теплым словом помянуть безвестных строителей сего здания, миновал консьержку (абсолютно бодрую старушку - интересно, она хоть когда ни будь, спит?) и с хлопком двери вывалился наружу - в полумрак и холод.
Ветер тут же налетел на него, заставил трепетать полы пальто, завел вокруг хоровод желтых мертвых листьев. Лохматые, рваные тучи неслись по небу так низко, что начинало казаться, что они излохматились о голые верхушки деревьев. В воздухе был туман, на земле непролазная грязь и свинцовые лужи глубиной с черное море.