Из запоя можно выйти тремя способами. Первый заключается в том, что человек, имевший неосторожность поддаться слабости, мобилизует силу воли и прерывает бесконечный процесс, мужественно перенося при этом все побочные эффекты похмельного синдрома, но не пытаясь их облегчить ни единым глотком пива. Подходит исключительно целостным и устойчивым личностям, не обладающим чересчур развитой фантазией.
Второй способ построен на контрасте. Вернее, на парадоксе. Формулируется так: «Из цикла надо выходить толчком!» Иными словами, испытуемый, находясь в состоянии длительного (не менее двух недель) запоя, принимает ответственное решение о финальном забеге, после чего одномоментно принимает внутрь дозу алкоголя, превосходящую все выпитое ранее.
Разумеется, последствия не всегда предсказуемы. Можно прямо из состояния запойного перейти в состояние белой горячки. То есть в момент обострения ощущений вдруг увидеть, например, входящую в комнату упитанную крысу в цветастом фартучке и с подносом в лапках. Причем на подносе непременно стоит рюмка водки, а сама крыса делает умильную мордочку и произносит интимным грудным тоном: «Прошу вас, господин Ницан, откушайте!»
И вот тут-то рука сама немедленно тянется к этой чертовой рюмке, хотя нормальный человек даже в состоянии белой горячки прекрасно понимает: водки там нет и быть не может, чистая галлюцинация. И ни одной крысе никогда в жизни не придет в голову тебя угощать: с какой стати? А вот поди ж ты… И рука хватает пустой воздух, отчего жизнь становится горше во сто крат, а нежелание выходить из запойного уюта возрастает пропорционально.
В такое время опаснее всего — нечувствительно перейти из способа второго к способу третьему, магическому. Потому что за подсознанием уследить в изможденном состоянии трудновато, и можно запросто материализовать собственную галлюцинацию — чтобы похмелиться не воздухом, а самой что ни на есть нормальной водкой. Это-то ладно, Бог с ней, но вот попробуй потом рапаита загнать обратно в небытие! Еще никому не удавалось.
Большинство живущих сегодня людей понятия не имеют о рапаитах. И немудрено: существа этой демонической категории обладают странной способностью являться лишь алкоголикам — потенциальным и натуральным, пьющим, малопьющим и непьющим, но — алкоголикам.
Рапаиты выглядят весьма своеобразно: росту около двадцати сантиметров, шерсть с зеленоватым отливом. Мордочки похожи на крысиные, но без злобности, присущей настоящим крысам. Ходят рапаиты на задних лапах, похожих на птичьи, а в передних, как уже было сказано, держат подносы.
Однажды материализовав, их очень трудно загнать в небытие. Например, частному детективу по имени Ницан бар-Аба, год назад совершившему такую оплошность, это так и не удалось. И потому сейчас, собираясь выслушать рассказ очередного клиента, детектив одновременно совершал руками странные движения над поверхностью письменного стола. То есть, странные с точки зрения клиента. На самом-то деле Ницан в данный момент усиленно гонял по столу проказливого рапаита. Рапаита звали Умник («Ну ты, умник, вали отсюда!» — такими словами встретил его в свое время Ницан). Умник ловко уворачивался, корчил Ницану зверские рожи и всячески мешал сосредоточиться.
Клиент — мужчина неопределенного возраста в дорогом, но плохо сидящем костюме — некоторое время оторопело наблюдал за руками детектива, но потом видимо вспомнил, что большая часть частных детективов Тель-Рефаима практикуют судейскую магию, и успокоился. Теперь он воспринимал загадочные жесты тощего небритого субъекта за столом как пассы, защищающие посетителя бюро «Ницан Бар-Аба, частный детектив с лицензией» и самого хозяина. Успокоившись, он перестал следить за действиями детектива и с интересом, слегка окрашенным недоумением, окинул взглядом захламленное помещение. Огромная комната выглядела страшно запущенной; толстый слой пыли лежал на старой, стоявшей в беспорядке мебели и на горах картонных папок, небрежно сваленных в трех из четырех углов. Четвертый угол занимала большая не застланная кровать. На смятой подушке почему-то разместилась пара домашних тапочек без задников, с золотым слегка потускневшим шитьем и загнутыми носками. Что же до самой мебели, то она наводила на мысли о городской свалке, где вполне можно было подобрать вещи в таком же, а то и более приличном состоянии. Исключение составлял, пожалуй, лишь охранительный талисман у двери, вырезанный тщательно и даже заботливо. Но красовавшиеся рядом два сырых пятна неправильной формы, явно образовавшиеся в результате попадания в стену бутылок, вызывали серьезное сомнение в эффективности этого безусловно очень ценного предмета.
Посетитель покачал головой, растерянно почесал аккуратно подстриженную бородку и вновь посмотрел на детектива. Как раз в эту минуту хозяину захламленного помещения, наконец, удалось поймать Умника и накрыть его рукой. Ницан облегченно вздохнул и, в свою очередь, вопросительно взглянул на респектабельного посетителя. Глаза у детектива были воспаленными, с чуть красноватыми веками.
Посетитель встрепенулся, откашлялся и пододвинулся вместе с креслом ближе к столу. Вернее сказать, попытался. Кресло, самое монументальное сооружение в конторе, не смог бы сдвинуть даже сорокатонный тягач. Оно было примерно на пятьдесят лет старше самого дома, в первом этаже которого располагалось сыскное агентство. Ницан подозревал, что дом строился именно вокруг кресла. Просто приехал будущий владелец, поставил на пустыре любимое кресло, уселся и сказал строителям: «Валяйте, парни, стройте мне дом, но я никуда с этого кресла не уйду». Парни и построили, им-то что?
Попытавшись придвинуться, клиент максимально вытянул тощую шею и сообщил доверительным тоном:
— Меня зовут Нарам. Нарам-Суэн, гробовщик.
Нельзя сказать, чтобы профессия предполагаемого клиента вызвала прилив бурной радости у детектива. Как всякий человек опасных (вернее сказать, сопряженных с риском) занятий, Ницан Бар-Аба был достаточно суеверен. Среди прочих специфических его привычек было стремление не поминать всуе тех, кто так или иначе сопровождает в последний путь неосторожных частных сыщиков, как-то: бальзамировщиков, плакальщиц, жрецов заупокойных храмов, Стражей Могил налоговых инспекторов. И, конечно, гробовщиков.
Глядя в омрачившееся лицо детектива, клиент поспешно добавил:
— Вот моя визитная карточка, — он протянул картонный прямоугольничек с золотым обрезом. Ницан взял карточку левой рукой (правой он продолжал удерживать рапаита) и прочитал вполне похоронным голосом:
— «Нарам-Суэн, похоронное бюро „Счастливого пути“. Саркофаги из красного дерева и яшпаа. Ваши покойники заслужили комфорт…» Очень приятно познакомиться, — он отложил карточку. — Очень приятно, господин Нарам-Суэн. Что вас привело ко мне? Вернее сказать, кто вас ко мне направил? И насколько он уверен в том, что я действительно нуждаюсь в ваших услугах?
— О нет-нет, это я нуждаюсь в ваших услугах! — гробовщик замахал руками, словно Ницан сей же час предлагал ему заняться выполнением профессиональных обязанностей — забальзамировать и похоронить сидевшего напротив мрачного субъекта. — А направил меня к вам Омри Лугаси. Он рассказал, что вы великолепно решили его проблему и непременно разберетесь в моей.
Детектив кивнул. Кто такой Омри Лугаси, он не помнил. Но это не имело значения. У Ницана вообще память на имена клиентов была для сыщика непростительно слабой. То есть, их истинные имена он запоминал мгновенно и навсегда (сами клиенты, правда, об этом не догадывались — почти никто из них не владел искусством заклинания имени). А вот общеупотребимые он вечно путал.
Гробовщик настороженно смотрел на детектива. Ницан поощрительно кивнул и даже махнул рукой: валяйте, мол, выкладывайте вашу проблему, расколем этот орешек…
Гробовщик приободрился и начал:
— Дело весьма неприятное, — он промокнул белоснежной салфеткой покрывшийся мелкими каплями пота лоб. — Ни разу не сталкивался с подобными вещами. У меня достаточно солидный бизнес и хорошая репутация. И никаких жалоб со стороны клиентов не было.
Ницан хмыкнул. Насколько он мог понять, клиенты господина Нарам-Суэна никогда и ни на кого не жалуются.
Словно услышав его мысли, гробовщик пояснил:
— Я имею в виду родственников усопших, разумеется… Так вот, две недели мы хоронили господина Шульги. Вы, конечно, слышали о торговом доме Шульги?
Странный вопрос. Семейство Шульги относилось к самым богатым и влиятельным в Тель-Рефаиме. Около десяти миллионов шекелей капитала — серебряных шекелей, настоящих. Компания «Дом Шульги» владела большей частью недвижимости в западных кварталах. Кроме того, в империю входил банк «Тель-Рефаим» и десяток малых фирм. О внезапной смерти всесильного Навузардана Шульги Ницан узнал, как и большинство горожан, из газетных сообщений.
— Так вот, — продолжил Нарам-Суэн. — Наследники обратились к нам с просьбой взять на себя хлопоты по организации похорон. Тут есть определенная специфика, у клана Шульги семейная усыпальница за городом, ею давно не пользовались — по счастью. Нужно было провести реставрационные работы — представьте себе, всего лишь за неделю!
Детектив снова хмыкнул. Правда, на этот раз причиной были отнюдь не слова гробовщика, а то, что Умник пощекотал его ладонь.
— Да-да! — с жаром воскликнул господин Нарам-Суэн. — И мы справились с этим! Словом, все было выполнено в лучшем виде, в полном соответствии с пожеланиями заказчиков: реставрация, бальзамирование, церемония. Неделю назад я отправил господину Шульги-младшему счет… Согласитесь, — гробовщик поднял палец, — согласитесь, господин Ницан, я поступил благородно, я не беспокоил семейство в течение шестидневного траура… Так вот, я представил счет. И что вы себе думаете?
— Не заплатили? — недоверчиво спросил детектив.
— Если бы только это! — возмущенно вскричал гробовщик. — Господин Шульги — нынешний господин Шульги, сын покойного — обвинил меня в мошенничестве! Он заявил, что в счете я указал саркофаг из яшпаа, а в действительности похоронил его отца в простом тисовом ящике! — господин Нарам-Суэн захлебнулся от негодования.
Щекотка сводила Ницана с ума.
— Извините… — пробормотал он, ловко ухватил рапаита двумя пальцами и выскочил в туалет. Здесь, не давая паршивцу опомниться, детектив вбросил Умника в сливной бачок и плотно прикрыл чугунную крышку. Чтобы выбраться оттуда, рапаиту понадобится не менее часа.
— Ну-с, я вас слушаю, — бодро сказал детектив почтенному гробовщику, онемевшему на некоторое время от изумления. — Продолжайте, господин Нарам-Суэн. Значит, вы представили господину Шульги-младшему счет на саркофаг из дерева яшпаа, а он обвинил вас в мошенничестве. Так. И что же дальше?
— Дальше?.. Ах да, дальше, — спохватился гробовщик. — Мне ничего не удалось добиться.
— Ага… — Ницан подумал немного. — Но ведь, кажется, все достаточно просто. Вы можете получить разрешение на вскрытие склепа и доказать свою правоту, разве нет?
— Увы, нет, — благообразное лицо господина Нарам-Суэна помрачнело. — То есть, я, конечно, могу получить такое разрешение. Более того: я и получил его. В присутствии судебного исполнителя и секретаря господина Пилесера Шульги-младшего мы вскрыли родовой склеп семейства Шульги.
— И что же?
— Саркофаг оказался тисовым, — уныло ответил хозяин фирмы «Счастливого пути». — Получилось, что я действительно обманщик, пытавшийся содрать с погруженных в глубокую скорбь клиентов целых восемьсот серебряных шекелей… Такова разница в стоимости, — пояснил он после небольшой паузы.
Детектив присвистнул. На такую сумму средний обыватель способен прожить полгода вполне припеваючи. Да уж, богатые живут по иным масштабам. Интересно, какая человеку разница, в каком ящике лежать после смерти? Впрочем, время не располагало к отвлеченному философствованию. Ницан спросил:
— Чего же вы хотите от меня?
— Господин Бар-Аба, я хочу, чтобы вы выяснили: кем был похищен саркофаг из яшпаа. Тут дело не только в восьмистах шекелях, хотя сумма немаленькая. Дело принципа! Под удар поставлено мое доброе имя.
— Да, конечно, я понимаю, — детектив почесал небритый подбородок. — Понимаю… — он задумался. В данный момент у него никаких незаконченных дел не было. Но ему хотелось немного отдохнуть. Может быть, куда-нибудь съездить. Он оценивающе посмотрел на гостя. Костюм от «Гудеа», самшитовая трость с серебряным набалдашником, золотой перстень. Холеные тшательно подстриженные усы и здоровый цвет кожи показались Ницану не гармонирующими с профессией Нарам-Суэна, но вполне дополнявшими облик процветающего бизнесмена средней руки.
Каковым он в сущности и являлся. Глава похоронного бюро оценил молчание детектива по-своему.
— В случае успеха, — сказал он веско, — я готов выплатить вам десять процентов. С учетом судебных издержек и штрафа, которые в этом случае обязан будет выплатить Шульги-младший, это составит около ста шекелей.
Сто серебряных шекелей — то есть, полторы тысячи обычных. Приличная сумма, можно было бы рассчитаться с домовладельцем по меньшей мере за последние полгода.
— Ну хорошо, — нехотя согласился Ницан. — А если мне не удастся доказать, что саркофаг был похищен и заменен другим?
— Тогда я выплачу вам половину суммы, — с готовностью ответил Нарам-Суэн. — Но вы докажете, вы обязательно докажете! Лугаси сказал, что вы еще не знали поражений!
«Что еще за Лугаси?» — снова подумал Ницан, покачал головой и пододвинул к себе чистый лист бумаги.