Головы она по-прежнему не поднимала, но хрипловатый голос звучал ровно и сильно, без тени смущения и без особого почтения.
— Ты принадлежишь мне, супруга моя. Не Аду вообще, а мне лично. Не хотелось бы убедиться в справедливости обвинений герцога Флерти. А он убежден, что ты этот культ как-то сама раздуваешь. Так же, как некогда среди живых людей.
— У лорда — свои интересы, государь. Я бы поинтересовалась, какое ему вообще до меня дело, — абсолютно спокойно ответила она.
— Я уже поинтересовался. Его подозрения, однако, перевешивают очевидный к тебе интерес.
Услышав это, магистр посмаковал мысль об интересах Флерти. Плотские позывы герцога обуздать никому не удавалось, превзойти полет его воображения — тоже, к тому же он располагал безграничными ресурсами. «Флерти должен быть действительно уверен в своих словах», — подумал Адрамалик.
Лилит чуть приподняла голову.
— Он посоветовал передать тебя Агалиарепту. Потому что, видишь ли, кроме него, никто из тебя правды не вытянет. Я нашел это предложение… не своевременным. Что ты на это скажешь?
«Ага, — удовлетворенно крякнул кто-то в голове Адрамалика, — она даже чуть отшатнулась. Но гордая особа, даже присутствие государя не слишком ее задевает».
Десять тысяч фасетчатых глаз следили за Лилит.
— Что скажу я? — Ее голос слегка дрогнул. — Я… Ничего я не сделала.
Адрамалик проследил, как в ее глазу набухает слеза и, мерцая, стекает по щеке цвета слоновой кости. Вот она задержалась на краю подбородка, как будто прицеливаясь, и упала на коготь ее птичьей ступни, где уже толклись черные, зеленые и черно-зеленые мухи. Насекомое, на которое пала прозрачная капля, с тихим шипением исчезло. И вроде бы его исчезновение сопровождал еле слышный вздох, впрочем мгновенно исчезнувший в монолитном гуле.
— Ничего… Хорошо, Лилит. — Голос жужжал бес страстно. — Я не намерен делить тебя ни с Флерти, ни с Агалиарептом. Еще меньше — с этой грязью, с душами людей.
«Ну вот, опять! — мысленно хмыкнул Адрамалик. — Эта невыносимая ревность! Хотя кто может его в этом винить?»
— Благодарю, государь… — тихо произнесла Лилит.
— И служанку свою в узде держи. Пора положить конец ее беспрестанным путешествиям.
Конец фразы уже мало походил на речь и утонул в нервном жужжании. Наверху трона слышалось легкое трепетание слюдяных крылышек, оно усиливалось по мере того, как все больше мух приходило в возбужденное движение. Лилит стояла на месте, взглядом обыскивая темное пространство под куполом, замечая признаки движения.
Глаза обманули ее. Адрамалик видел, чего стоила ей покорность, в том, как она держала голову, как напряглись ее руки, свободно висевшие до того вдоль тела.
Уж в который раз Адрамалик внимательно следил за происходившим и никогда не мог уловить: действительно ли процесс собирания тела властелина или же его распадения на хаотично мечущиеся тучи мух начинается с одной особи, с одной зеленой искорки — главной, которая и была Вельзевулом? Он не понял до сих пор. Государь поднимался вверх, и его одежды медленно падали к земле, а Адрамалик ловил их, уже набив на этом руку.
Он никогда не мог оторваться от зрелища того, как приходит его господин. И прежде густой воздух вокруг трона стал еще плотнее от облака мух, льющегося сверху, словно вспыхивавшего крошечными зелеными молниями. Они кружили под куполом, смешиваясь с проблесками тусклого света снаружи, их облако становилось все плотнее, пока наконец почти сформировавшееся тело не завертелось вокруг подвешенных там кож. После нескольких прихотливых, трудноуловимых оборотов рой неожиданно собрался в нескольких ярдах от Лилит — в темную, отдаленно похожую на человека форму. Она висела в паре футов от пола, ее лицо постоянно двигалось. И вдруг все мухи, подобно крохотным частичкам какой-то живой мозаики, заняли свои места, словно исчезли, и получившееся существо поставило на пол свою когтистую лапу. И стало государем Ада.
Адрамалик поспешил вперед, помог государю облачиться в кожаную тунику, алый с золотом плащ и тяжелые наплечные цепи — знаки власти. Он проделал это ловкими, легкими движениями, не касаясь отливающих холодными цветами радуги слегка вибрирующих крыльев, из которых состояла спина Вельзевула. Когда магистр отступил на шаг, на груди Мухи, бросая мрачный отсвет на его лицо, огненными знаками сияли его символы.
Оставшиеся свободными мухи продолжали носиться кругами, как шаловливые щенки, льнущие к хозяину, затем перекинулись на Лилит. Она их как будто не замечала, уставившись в пол склепа.
Адрамалик отступил на несколько шагов, глубоко вздохнул, с почтением следя за лицом Вельзевула. Прошло немало времени с тех пор, как хозяин появлялся в Ротонде в последний раз.
— О, Лилит… — выдохнул государь.
Она посмотрела на него. Адрамалику лицо хозяина всегда казалось прекрасным, в нем сочетались черты человека и мухи, причем больше здесь было от насекомого. Глаз на царственном лике на сей раз, подсчитал Адрамалик, было пятнадцать. Число их менялось постоянно.
Адрамалик попробовал представить себе, что думает Лилит, глядя в это лицо, смягченное недостойной страстью, которую питал к ней Вельзевул. Сам магистр понять этого чувства не мог. Похоть, в любой ее форме, была ему, естественно, знакома, но не ее «дополнительные украшения» — их он считал признаком слабости и зависимости. Конечно, Вельзевулу свои размышления на сей счет он высказывать не спешил.
Вот Вельзевул вытянул вперед когтистую лапу — не повелительно, а чуть ли не умоляюще. Она без колебаний, не дрогнув, вложила в нее свою руку. «Научилась, — улыбнулся Адрамалик, вспомнив давние тяжелые уроки. — Тысячелетия научат. А еще — палачи…»
Государь подтянул любимую к себе. Он возвышался над ней и, только когда мухи чуть разошлись в местах суставов, смог к ней нагнуться. И, нежно взяв руками ее голову, приблизил ее к свисавшему из центра своего лица хоботку.
Лилит закрыла глаза. Этому она тоже уже научилась.
Он поцеловал ее — длинный, толстый мушиный хобот проник в ее рот, в горле затанцевали сотни мух.
Лилит переносила объятия государя терпеливо — не двигаясь, не сопротивляясь. Вельзевул этого либо не замечал, либо даже наслаждался ее холодностью. Адрамалик смотрел на них не отрываясь.
Магистр понимал, что она научилась не обращать внимания на паранойю Мухи, на его самодурство, мании, припадки бешенства. Такое она могла простить. Но Адрамалик знал, что Лилит не могла простить Вельзевулу. Не могла простить его любви и его страсти.
Не в силах отвести взгляда, Адрамалик стоял и смаковал ее безмерно распаляющую холодность.
С каждым шагом Элигор падал духом. Он приземлился вместе с Саргатаном и Валефаром перед Западными воротами, называемыми Порта-Висцера, и теперь демоны стояли перед ними. Как и все пять ворот Диса, они представляли собой угловатое строение высотой в пятьсот футов, состоявшее из нескольких башен синевато-серого камня. Между воротами тянулись толстые, грубые стены. Больше всего Элигора поразило то, что они были утыканы острыми крюками на расстоянии примерно фута друг от друга, и на этих крюках были нанизаны высушенные части человеческих тел. Чаще всего на крюках болтались совершенно ненужные в Аду сердца, однако тут и там попадались другие части человеческих останков. Кишки, половые органы, даже глаза — все они шевелились от порывов ветра, и это делало стену похожей на странный колеблющийся ковер, сотканный из остатков прежней жизни. Меж крюками порхали мелкие абиссали — украдкой, опасливо отщипывали кусочки, хотя никто их не отгонял. Подойдя ближе, Элигор заметил, как по стене вниз-вверх накатывают волны каких-то многоножек — они щипали, грызли и рвали давно замученную плоть. Сгнившие и объеденные куски то и дело срывались, иной раз падали у ног проходящих в ворота, а то и на их головы, и сметались прочь специально приставленными душами-уборщиками.
Пройдя ворота, демоны вступили на широкий проспект Девяти Иерархий. Он шел под уклон, открывая панораму древнего города. Процессию возглавил Валефар — он прокладывал путь и старательно огибал загромоздившие улицу кучи гнилой требухи. В отличие от Адамантинаркса здесь повсюду валялись куски тел, под ногами скрипели кости, кое-где мостовая была скрыта под ними полностью. В гнилье рылись крупные, толщиной с руку мелкого беса, черви — они то и дело показывались из сумрака переулков. За пищу тут дрались отчаянно. За какую-нибудь жалкую крошку схватывались сразу несколько странных крючконосых тварей — извиваясь, душа друг друга в кольцах длинных тел. Некстати подвернувшаяся душа вполне могла окончить день в желудках сразу нескольких обитателей мостовых, поэтому большинство здешних душ опасливо жалось вдоль стен. У Элигора, привыкшего к абиссалям Пустошей, здешняя юркая нечисть вызвала полное отвращение, и он нещадно давил ногами зазевавшихся — только панцири хрустели да жижа из их лопавшихся оболочек брызгала.
Окраины необъятного города исчезали в пепельной дымке, это был поистине столичный размах. Только мигающие огни да столбы дыма вдалеке отмечали его действительные границы. Дис во много раз превышал Адамантинаркс и размерами, и численностью населения. Элигор видел витающие в разных местах города эмблемы могущественных управителей районами.
В центре города господствовал над всем Замок Вельзевула — громада около двух миль высотой, казавшаяся еще выше из-за плоской местности вокруг. Замок этот иногда называли «Чудом Мульцибера». Элигору подумалось, что он прекрасно отражает характер своего хозяина — его безмерную, превосходящую все надменность, напыщенность. Замок вздымался живой громадой, многогранной в плане, и каждую сторону его, идеально гладкую, пересекали лишь гигантские поддерживающие конструкции-органы. Толстую тяжелую мантию плоти здания разрывали черные шпили и купола, один из которых, далеко справа, сейчас светился. Это был знаменитый купол Ротонды, Черный Купол… Из стены замка изливался поток лавы, огненной рекой он втекал в опоясывающий здание ров. У самой арки этого огнепада находился громадный мост, к которому они теперь и направлялись. За мостом их должен был встретить один из секретарей первого министра — Агареса, их провожатый по лабиринтам Замка.
Элигор шагал по улицам мрачно, все надеясь, что господину надоест эта прогулка и он решит наконец воспользоваться крыльями. Саргатан и Валефар тоже молчали, и на их лицах было такое же недовольное выражение. Да и чему тут было радоваться, в этой гигантской помойке!
— Когда я отсюда вылетел, — нарушил молчание Валефар, — то надеялся больше не возвращаться. Но вот приходится. И того же желаю снова. Уж не знаю, доведется ли пожелать обратного. — Он засмеялся, но смех звучал невесело.
Элигор воздержался от вопроса, при каких обстоятельствах Валефар вылетел из Диса, как воздерживался и ранее. Он спросил о другом:
— Как думаешь, узнает тебя Вельзевул?
— Вряд ли. В бытность мою здесь он не считал меня важной персоной. С тех пор ничего не изменилось.
— Ну, а меня и подавно, — заключил Элигор.
Здания на окраинах города были низкими, кособокими, цвета запекшейся крови. Созданные эры назад из наваленных слоями, порубленных на куски душ, крытые спутанными колтунами разноцветных человеческих волос, они слепо смотрели на мир зияющими глазницами окон. Из стен и крыш тут и там высовывались не до конца слившиеся с постройкой души, они судорожно сучили руками, когда демоны проходили мимо, из искореженных глоток доносились хриплые звуки. В Адамантинарксе такие дома, рассчитанные для одного грешника, использовались как места для специально подобранного наказания, но здесь, в Дисе, они были просто примитивны в своей грубости. Дома явно появились задолго до столицы Саргатана, когда процесс воздаяния за содеянное на земле еще не до конца сформировался. Элигор узнал различные виды зданий, многие из них походили на самые древние человеческие строения.
Он принялся заглядывать в окна. Обитатели домов, вплавленные в пол или стены, страдающие от своих личных наказаний, не слишком отличались от таких же грешников в Адамантинарксе. Сидя, стоя или вися в воздухе, они бешено вращали глазами, не издавая ни единого звука, невероятная боль выражалась в их малейшем движении. По крайней мере эта картина была Элигору знакома, но от нее легче ему не стало.
Трое демонов приближались к Замку. Прохожих прибавлялось, но души старались жаться к стенам домов. Мимо проследовали несколько отрядов Вельзевуловых войск. Солдаты уважительно обходили внушительную фигуру Саргатана, но от оказания ему каких-либо почестей или знаков внимания воздерживались. Таков был дух этого города: всё — под пятой государя, и даже приветствовать другого архидемона значило проявлять нелояльность в отношении своего властелина.
Лишь эскадрон рыцарей Ордена Мухи в алых кожах не отвел взглядов от троих пеших демонов. Но в глазах их сквозило, скорее, высокомерие.
Вдруг воздух разорвал такой жуткий крик, что Элигор от неожиданности на мгновение замер. Валефар же ухмыльнулся, и улыбка эта Элигора успокоила. И напомнила об источнике рева. Он слышал эти звуки не впервые, но привыкнуть никак не мог. Кричал Семияза, мало кем виданный гигант, низвергнутый еще до Войны и потом заточенный, дабы не смог восстать. Он переносил свои мучения молча, но время от времени, иногда чаще, иногда реже, стены города сотрясались от его жуткого стона боли.
Саргатан шагал, будто и вовсе не услыхав этого зова, но костяные пластины его лицевых покровов все время недовольно шевелились.
— Вы думаете, почему мы идем пешком, друзья мои? — произнес он вдруг. — Чтобы не забыть, что Ад — наказание. Не только для душ, но и для нас. Не вижу, однако, причины отбывать наказание в такой помойке. — Саргатан взглядом отшвырнул шмат гнилой плоти вместе с парой въевшихся в него червей. — Находясь здесь, мы видим разницу между этим городом — да и почти любым городом Ада — и Адамантинарксом…