На другой день, в одиннадцатом часу утра, секундант Кистера, старый, заслуженный майор, заехал за ним. Добрый старик ворчал и кусал свои седые усы, сулил всякую пакость Авдею Ивановичу… Подали коляску. Кистер вручил майору два письма: одно к матери, другое к Маше.
— Это зачем?
— Да нельзя знать…
— Вот вздор! мы его подстрелим, как куропатку.
— Всё же лучше…
Майор с досадой сунул оба письма в боковой карман своего сюртука.
— Едем.
Они отправились. В небольшом лесу, в двух вёрстах от села Кириллова, их дожидался Лучков с своим секундантом, прежним своим приятелем, раздушенным полковым адъютантом. Погода была прекрасная; птицы мирно чирикали; невдалеке от леса мужик пахал землю. Пока секунданты отмеривали расстояние, устанавливали барьер, осматривали и заряжали пистолеты, противники даже не взглянули друг на друга. Кистер с беззаботным видом прохаживался взад и вперёд, помахивая сорванною веткою; Авдей стоял неподвижно, скрестя руки и нахмуря брови. Наступило решительное мгновение. «Начинайте, господа!» Кистер быстро подошёл к барьеру, но не успел ступить ещё пяти шагов, как Авдей выстрелил. Кистер дрогнул, ступил ещё раз, зашатался, опустил голову… Его колени подогнулись… он, как мешок, упал на траву. Майор бросился к нему… «Неужели?» — шептал умирающий…
Авдей подошёл к убитому. На его сумрачном и похудевшем лице выразилось свирепое, ожесточённое сожаление… Он поглядел на адъютанта и на майора, наклонил голову, как виноватый, молча сел на лошадь и поехал шагом прямо на квартиру полковника.
Маша… жива до сих пор.
1846