Теперь все смотрели на малайцев. Надо отдать им должное, услышав про солдат, они чуть ли не повеселели.
— Прекрасно, — сказал Роджер, и впервые за это время неровный шрам на его щеке дрогнул. — Этого мы и хотели.
Он добавил что-то еще, звучало как тодью, но этого слова я не понял.
— Иди сюда, — Роджер поманил меня к двери маленькой коричневой рукой, которую я, без сомнения, мог перебить ударом ладони, но в другой руке Роджера находился автомат, — я послушно приблизился.
— Пауль, привяжи его.
Пауль незамедлительно и тщательно выполнил приказ. Он привязал меня капроновым шнуром прямо к цепям, на которых висели цилиндры с взрывчаткой. Попробуй я подняться, от нас ничего бы не осталось. Хорошо еще, я мог сидеть. Не самое лучшее дело быть привязанным к взрывному устройству, но я все-таки мог сидеть, а это уже утешало.
— Ослабьте узлы, — попросил я.
Пауль нехорошо взглянул на меня, но Роджер кивнул, и узлы были немного ослаблены.
— Пауль! Йооп! — приказал Роджер. — Вы останетесь в вагоне. Если кто-то захочет уйти или хотя бы сорвать газету с окна, стреляйте без предупреждения.
Торопясь, он повел своих людей в тамбур.
И только сейчас я увидел напротив себя еще одного человека, раньше его скрывала от меня высокая спинка кресла.
Этот человек был тощ и нескладен, он, моргая, без всякого удивления смотрел на меня. Толстый плащ, точнее пальто, он держал, свернув, на коленях, и больше при нем ничего не было: ни сумки, ни чемодана. Но он не походил на бивера, он явно был приезжим — невыразительный, серый, медлительный человек, казалось ни на что не обращавший внимания.
Где-то за вагоном ударили выстрелы. Стреляли, наверное, поверх вагона, ни одна пуля не ударила в стенку или в стекло. Дальняя дверь раздвинулась. Кто-то из малайцев крикнул:
— Пауль, солдаты хотят штурмовать поезд! Возьми того, что с усами!
Пауль незамедлительно сдернул с сиденья усатого франта. Тот чуть не упал, но все же удержался на ногах, и вид у него теперь был униженный и больной — он расплачивался за пьянство. Опасливо прислушиваясь к длинной пулеметной очереди, он прошел впереди Пауля к выходу и исчез за сомкнувшимися за ним дверями, Йооп из угла настороженно следил за нами, но никто не шелохнулся. А затем в соседнем вагоне один за другим гулко ударили три выстрела.
“Это первый… — мрачно подумал я. — Они держат слово. — И подумал. — Кто будет следующим?..”
Кисти рук были связаны, но я свободно мог шевелить пальцами. Я ими и шевелил, чем мне было еще заняться? На сиденье рядом со мной валялась дешевая авторучка — из тех, что заправляется баллончиками. Наверное, ее оставил кто-то из малайцев. Я дотянулся до нее и взял в руки.
Зачем мне она? Я и сам не знал.
Но чем-то надо было заняться. Ждать — занятие не из самых приятных, а нам, по-видимому, ожидание предстояло долгое.
Нам…
Я не смотрел на своего соседа — явное ничтожество; не меньшими ничтожествами показали себя и все остальные. Я машинально крутил ручку в руках, потом увидел светлую кожу сиденья.
Ну да, — хмыкнул я, — почему бы и не оставить на коже свои инициалы? Джек Берримен потом поймет, что здесь происходило.
Прогулка!.. — фыркнул я не без презрения, будто шеф, правда, был в чем-то виноват.
Думая так, успокаивая себя, обдумывая свои возможные дальнейшие действия, я машинально, понимая нелепость происходящего, вывел на светлой коже сиденья довольно правильный круг и снабдил его мелкими частыми лучиками.
Солнце… Оно же золото…
Можно было поставить в центре круга точку, и я поставил ее.
Солнце… Золото… Утешил бы меня его блеск, дотянись я сейчас до него?
Я усмехнулся. Золота под моей рукой не было. Возможно, оно было у подпольных алхимиков, но у меня его не было, как не было золота и у малайцев.
Конечно, малайцы должны были на что-то покупать оружие, но не обязательно на золото. Я усмехнулся; совсем недавно Консультация достаточно выгодно сбыла запас устаревшего оружия… Кому?.. Я вновь усмехнулся: не малайцам…
Ладно. Придется ждать. Настраиваться надо на долгое ожидание. Я хмурился, я прикидывал варианты, я тщился припомнить алхимический символ ртути.
Ну да, кольцо, вниз отвод, прямая короткая линия, и еще одна — поперечная, нечто вроде ассиметричного креста, более длинная лапа которого украшена полукругом…
Ртуть…
Ехать к алхимикам, а попасть в лапы малайцев!
Прогулка…
Бродить по пустынному перрону самой что ни на есть дыры бобрового штата, а попасть к патриотам каких-то Южных Молукк!
Я с отвращением бросил ручку. Она закатилась в щель между спинкой и сиденьем кресла.
Мормоны, мамалыжник из Теннеси, этот недоношенный сукин кот напротив, послушные биверы, прощающиеся с жизнью, — угораздило же меня попасть в такую компанию! Начнись драка, мне не на кого опереться.
Я поднял голову.
Мой сосед мирно дремал. По крайней мере, голова его была откинута на спинку кресла, глаза закрыты. И в этой позе, расслабленный, постаревший, он вдруг показался мне странно знакомым.
Где я мог его видеть?
Я мучительно вспоминал, я перебирал в памяти самые вздорные ситуации, но, как чаще всего и бывает, я вспомнил его сразу и вдруг.
Шеббс!
Ну да, уже прощаясь, уже встав на ноги, шеф сунул руку в карман и извлек из него фотографию. “Ты помнишь этого человека?”
Конечно, я его помнил. С Джеком Беррименом мы тщательно изучили всю его биографию. Конечно, чтобы окончательно убедиться, что это он, следовало бы взглянуть на его ноги — от ступней до коленей они должны были выглядеть фиолетовыми от вздувшихся поврежденных кровеносных сосудов — думаю, не самое привлекательное зрелище.
Похоже, понял я, не выйдя на алхимиков, никого не встретив в Спрингз-6, попав в руки малайцев, я по чистой случайности наткнулся прямо на Шеббса.
Усердие, ничего не дается без усердия, Эл. С усердием начинай, с усердием продолжай дело. Желание отдохнуть — первый признак возможного поражения.
Шеббс. Герберт Шеббс. Именно так писалось его настоящее имя, хотя псевдонимов у него было более чем достаточно — Сэм Поффит, Олл Смит, Роджер Флаерти… Профессиональный взломщик и вор, он прошел хорошую школу в различных исправительных заведениях и, прежде всего, в мрачных стенах Ливенуорта. Что, впрочем, не сделало его честнее.
Привязанный к взрывному устройству, я старался занять себя, вспоминая все связанное с Шеббсом.
Бессмысленное занятие? Не думаю. Бессмысленной информации вообще не существует, любой информацией можно воспользоваться, а значит, нет и бессмысленных занятий. Если вам привычно и буднично говорят: с добрым утром! — если вы умный человек, вы используете эту ничтожную информацию весьма успешно; если совершенно случайный человек вдруг намекает вам на то, что знает тот участок дунайского дна, где захоронен Атилла, или тот кусочек бескрайней степи, где бесчисленная конница монголов затоптала могилу Чингизхана, не надо от такого человека отмахиваться — есть шанс, пусть и ничтожный, что он и правда что-то знает.