Путник, толкнувшись в чью-то спину, замер, осмотрелся. Толпа вокруг него остановилась и кричала:
— На штурм! Бей! Не щадить! На штурм… — и вдруг все разом замолчали.
Путник вопросительно посмотрел на седого, и тот сказал:
— Готовятся. Сейчас пойдут.
— Но как? Ведь там огонь!
— Значит, пойдут в огонь. Перегородят реку. Будет мост… Вот почему я никогда и не бегу в первых рядах, — и, оглянувшись, седой крикнул: — Где таран? Таран сюда! За мною, желторотый!
Таран — огромный и тяжелый брус ржавого железа-с трудом подняли над толпой и понесли к реке. А там…
Стоял многоголосый дикий крик; мятежники с упорством муравьев бросались с берега и исчезали в огненной реке, но им на смену подбегали новые и новые — и через реку начал подниматься мост-запруда из сгоревших тел. Мятежники бежали, падали, сгорали — мост удлинялся и тянулся через реку к городу. Со стен на мост летели камни, стрелы — а мост все удлинялся… и, наконец, достиг другого берега. Толпа немедля расступилась, и по телам сгоревших понесли таран. Среди несущих был и путник. Запыхавшийся, потный, весь в копоти и саже, он думал, как и все, лишь об одном — скорей, скорей, скорей!
Ударили тараном в стену раз, другой — стена не поддавалась. Сверху на мятежников бросали камни, лили кипящую смолу, и кое-кто из осаждавших падал, но другие били в стену. Стена трещала и дрожала. Крики, вопли, ругань, толкотня, удары. И…
Стена раскололась и рухнула. С радостными воплями мятежники бросились в пролом, вбежали в город…
И остановились, смолкли. Город был пуст, словно вымер. Пустая площадь, выложенная черным камнем, черные дома… и черный же, мрачный, высокий дворец, вдоль лестницы к которому возвышались статуи кошмарных, безобразных чудищ.
Седой, хромая, вышел из толпы и поднял меч. Ближайшее из чудищ со скрежетом раскрыло пасть и злобно зашипело. Из пасти вырвался огонь, глаза зажглись зеленым светом. Седой ударил чудище мечом — оно истошно завизжало и, оживая, стало медленно сползать с пьедестала. Седой неловко отскочил. Чудище, рванувшись вслед за ним, не удержалось и с грохотом упало на мостовую. Седой призывно закричал:
— Бей! Бей его! Чего вы ждете?! Эй, желторотый, помоги!
Путник, стоявший к нему ближе всех, не шелохнулся, зато на помощь бросились другие. Поверженное чудище лежало на боку и неуклюже отбивалось лапами, размахивало крыльями — напрасно. Его крошили, разбивали по частям, топтали. Собратья чудища, стоявшие вдоль лестницы, пытались побороть оцепенение и расползтись, укрыться; все они корчились и извивались… но поздно — их и самих уже рубили, сталкивали вниз, и они падали на площадь, где разбивались вдребезги. Пыль, грохот, стоны умиравших чудищ…
А победители уже бежали вверх, по лестнице дворца, побоище катилось все дальше и дальше, и вскоре шум его стал понемногу затихать. Путник, оставшийся один на площади, печально улыбнулся. Безумная, бездумная толпа, ослепшая от гнева! Что толку в разрушении кумиров?! И зачем… Зачем он вместе с ними шел на город, таранил стену, бил мечом? И чем тогда он лучше тех, которые сейчас буквально на его глазах сжигают город?! Лишь тем, что он пришел сюда затем, чтобы… Но это же смешно! Стремясь к добру, он умножает зло. Вся площадь перед ним усеяна обломками — куски ужасных лап, крыльев, чешуйчатых спин…
И маленькая ящерица — каменная, черная и совершенно невредимая. Она лежала неподвижно, лишь едва сверкали ее бордовые глаза. Путник отбросил меч, склонился и взял ящерицу на руки, прижал к груди. Ящерица, словно котенок, тихо заурчала и свернулась клубком. Путник ласково гладил ее, а она благодарно лизала ему руку… и постепенно превращалась из маленького каменного уродца в пушистого зверька с добродушной острой мордочкой.
Вдруг послышался топот. Зверек вздрогнул и замер в испуге. Путник хотел было прикрыть зверька рукой, да не успел — отряд мятежников во главе с седым, толкаясь, обступил его.
— Что это у тебя? — спросил седой.
Путник не ответил.
— Я спрашиваю, что?! — седой с угрозой поднял меч.
— Это… живое существо, — ответил путник.
— Живое? — И седой громко рассмеялся. — Сейчас посмотрим. Дай!
Путник попытался увернуться, но седой все же вырвал у него зверька, схватил за хвост, встряхнул. Зверек, вновь превратившись в ящерицу, повис вниз головой.
— Не трогайте! — воскликнул путник, которого держали за руки. — Прошу…
Седой поднял ящерицу, с размаху бросил ее на мостовую — и каменный уродец разлетелся вдребезги. Все рассмеялись.
— Звери! Что вы натворили?! — крикнул путник, бросился к осколкам…
Его ударили по голове, и он упал.
— Глупец! — сказал седой. — Я еще там, в ущелье, понял: ты не наш. Лазутчик! Бей его!
Мятежники набросились на путника, в глазах стало темно… и он лишился чувств.
Очнувшись, путник поднял голову и осмотрелся. Он лежал в каком-то мрачном подземелье, заполненном густым, тускло светящимся туманом. Вдоль стен виднелись силуэты путников, с поросших мохом сводов капала вода, и отовсюду слышалось неровное, утробное мычание. Путник встал на колени, оглянулся, увидел низкую, обитую железом дверь, вскочил — и дверь исчезла! Теперь вокруг были лишь каменные стены… да узники сидели на полу. Все они по-прежнему были неподвижны. Мычание то становилось громче, то вовсе замирало. Со сводов капала вода.
— Эй! — шепотом окликнул путник, немного подождал, окликнул еще раз…
Никто из узников не шелохнулся. Путник, подумав, двинулся к сидящим. Пещера была низкая, он едва ли не полз на коленях.
Узники сидели плотно, касаясь один другого локтями. Все они были в лохмотьях, а лица у них — словно опухшие от голода или неведомой болезни; щели заплывших глаз были зажмурены, а губы страдальчески сжаты. Все лысые, безбровые, они едва качали головами и мычали. Путник с опаскою полз, пригибаясь, дальше…
И вдруг замер, отшатнулся. Узник, сидевший перед ним, был вовсе без лица. Бесформенная голова покато — безо всякой шеи — уходила в плечи. Путник зажмурился, прислушался. Со всех сторон неслось безумное мычание, со сводов капала вода. Что ж, он, похоже, обречен; отсюда не выходят, а превращаются… И если так, то… Путник схватился за железное кольцо, стал медленно снимать его…
И тотчас на плечо ему легла чья-то рука, послышался старческий голос:
— Не бойся, я не причиню тебе зла. Я сам такой же узник, как и ты.
Путник дернул плечом, и рука отпустила его, но раздался еще один голос, на сей раз молодой:
— Помоги нам. Вместе будет легче.
Путник поспешно отпустил кольцо и обернулся. Перед ним сидели двое, старик и юноша. У них были простые человеческие лица.
— Кто вы? — чуть слышно спросил путник.
Вместо ответа старик и юноша лишь горько улыбнулись. Путник, кивнув на узников, опять спросил:
— Что с ними?
— Их уже нет, — сказал старик.
— А… мы?
— Придет и наш черед. Туман всех делает безликими, в тумане все похожи.
— А вы… пытались выбраться отсюда?
— Нет, — нехотя ответил юноша. — Хотя вполне могли бы это сделать, — и, посмотрев на старика, добавил: — Покажи.
Старик недовольно вздохнул и, порывшись в своих отрепьях, достал из-за пазухи нож. Путник взял нож и улыбнулся. Резная костяная рукоятка была удобная и легкая, а лезвие блестело, словно зеркало. С таким ножом…
— Не верь ему, — сказал старик. — Он принесет несчастье.