«Будем ли мы так же сидеть в Дакке? — подумала она. — В такой же комнате? И будем ли мы так же сидеть и так же чувствовать, и будет ли все так же, как здесь, только в другом месте?»
Шану поднял голову:
— Конечно, хочешь. — Улыбнулся. — Иначе какая же ты сестра, если не хочешь? Конечно, ты хочешь домой.
Все проекты свернуты. Остался только один, и все ненужные расходы сокращаются. Никаких безделушек на компьютер и на машину. Резко упали расходы на книги. Шану теперь подолгу ездит, а когда возвращается, не хватает сил рассказывать о невежах на заднем сиденье. Может, от усталости, может, из-за открывшейся язвы, но удовольствия от еды он тоже не получает. Стоя съедает тарелку каких-нибудь хлопьев или отрезает себе чуть-чуть хлеба, словно, чтобы отрезать нормальный кусок, понадобится слишком много сил.
— Подожди, я разогрею бхаджи, — говорила Назнин.
Но он не поддается соблазну.
Деньги Шану носит в кошельке на ремне, который купил как часть туристического снаряжения, и снимает его вечером в последнюю очередь. В этом кошельке — все их деньги, и дверь Назнин открывает с осторожностью. Дважды она слышала, как ругается миссис Ислам в общем коридоре, стоя у себя в прихожей и прижавшись к стене.
После молчания в ответ на стук миссис Ислам начинала своим загробным голосом:
— Я прошу у тебя всего лишь стаканчик воды. Стаканчик воды старой женщине, которая забралась так высоко, чтобы встретиться с подругой.
Назнин смотрела на отваливающуюся штукатурку.
— Я знаю, что ты дома.
Опять тишина.
Однажды вечером после двойной смены Шану пришел домой и застал Карима за компьютером.
— Салам алейкум, — сказал Карим.
Он уже долго сидел за компьютером и теперь зевнул и потер глаза.
— Ваалекум асалам.
Шану положил ключи на сервант. Руки болтаются. Брюки завернулись внизу, показались носки, один серый, другой черный.
Карим потянулся. Уставился в экран, снова начал зевать, как будто по-другому не передать, как он устал и как спокоен. Назнин погрузила пальцы в ткань сари на коленях. Если она сожмет пальцы еще сильнее, то закричит, и от крика комната развалится надвое. Но она не издала ни звука.
Шану расстегнул и снял куртку. Он ее держал за капюшон и рассматривал, словно не понимал, что это такое. Бросил ее, она упала на пол и прикрыла его ботинок и серый носок.
— Интересно?
Карим не торопился с ответом. Почесал ухо, хрустнул суставами.
— Да, брат. Это исламский сайт, — прикрыл рукой очередной зевок, — надеюсь, брат, ты не возражаешь.
— С чего бы мне возражать?
Карим пожал плечами. Посмотрел на ногти.
— Когда я был в вашем возрасте, молодой человек, знаете, кем я хотел стать? Государственным чиновником. Собирался сдать все экзамены, потом спекулировать на бирже, потом зарабатывать больше всех, потом возглавить отдел, потом стать непременным секретарем, потом секретарем кабинета министров, потом чертовой правой рукой чертова премьер-министра.
Впервые в жизни все лицо у Шану стало серьезным, не только глаза. Все лицо объединено одним выражением.
— И я думал, а почему бы и нет? Ведь возможно все.
Нога Карима запрыгала, беззвучно отбивая ритм.
— Возможно все, поэтому все, чего я хотел, казалось возможным, — продолжал Шану, — но как же все остальные возможности? На которые мы не обращаем внимания в молодости, но которые все равно присутствуют? Однажды просыпаешься и говоришь себе: это не мой выбор. А потом сидишь и думаешь: а чей?
— Я знаю, чего хочу, — сказал Карим. Он посмотрел на Шану в упор, но Шану, кажется, уже забыл про него.
Шану поднял куртку и ключи. Положил ключи в карман и зазвенел ими.
— Я знаю, чего хочу, — повторил Карим.
— Когда стареешь, понимаешь одно: важно не то, что возможно, важно то, что выбрано.
Шану надел куртку и, хотя ему некуда было идти, снова ушел.
Мелу отменили.
— Не ко времени, — объяснил Карим, — только подумай. Американский президент готовит свой крестовый поход. А мы что, готовим праздник? Это невозможно.
Девочки расстроились. Шану принял новость настолько философски, что даже не стал философствовать на эту тему. Но петь перестал. И даже не мычал себе под нос. Сначала Шахана сказала:
— Слава тебе господи, он заткнулся.
Примерно через неделю спросила:
— Он что, заболел?
В конце концов заключила:
— Значит, все-таки это случится. Он все-таки нас отсюда украдет.
Шану сидел на полу и читал газету.
Шахана помимо воли подошла к нему:
— Хочешь, полистаю?
— Умница моя. Иди к себе, занимайся.
— Папа, сколько у тебя сейчас денег?
Он продолжал читать.
— Я вот думаю, если ты меня оставишь здесь, с Биби, если она захочет, то тебе меньше надо будет копить. А нас кто-нибудь удочерит или просто будет за нами присматривать.