И кроме тяжести его тела, ей ничего уже не было нужно.
Как сказать ему, чтобы больше не приходил? Что это будет значить? Что она получила удовольствие — и будет с него? Что ей под силу самой прекратить отношения? Если она с самого начала могла прекратить отношения, значит, не было необходимости их начинать?
Одно время Назнин надеялась на Шану. В тот день, когда муж пришел домой, а Карим сидел за компьютером, Назнин подумала, что Шану все знает. Но Шану ничего не сказал. Все ее знакомые уже давно все поняли. Назма с огоньком в глазах провела рукой по машинке: «Все так же много работаешь?» Разия совсем не удивилась, когда ее посвятили в «тайну». Давно ли Разия догадывается? Не замечать визитов Карима может только слепой.
«Только бы муж обо всем узнал, — молилась Назнин и добавляла: — Пусть он убьет меня».
Но Шану не торопился. «Неужели ты не видишь, что происходит у тебя под самым носом?» — молча допрашивала она его.
С утра читала молитвы, занималась хозяйством, начинала шить и ни о чем другом не мечтала. К обеду, когда она высматривала Карима через окно, в желудке от возбуждения и страха все поднималось, а когда он не появлялся, уходила из квартиры, опасаясь, что, вымеряя комнату шагами, сотрет последние нитки в ковре.
— Чем я тебе нравлюсь? — однажды спросила Назнин, надеясь, что вопрос прозвучит естественно, как только что придуманный.
Карим был настроен игриво:
— Кено тумаке амар бхало лаге? Кто тебе сказал, что ты мне нравишься? — И прикоснулся пальцами к ямке у нее на горле.
— Я сказала, — твердо ответила она.
— Я заметил.
И процеловал дорожку от горла к подмышке.
— Я не красивая. И не молодая.
— Не молодая и не красивая? Тогда я, наверное, совсем слепой.
— А ты молод.
— Как насчет красоты?
Но Назнин настроилась говорить серьезно:
— Ты не ответил.
Карим перевернулся на спину. И когда он подкладывал руки под голову, Назнин наблюдала, как мышцы на его руках напрягаются. Кожа у него золотистая, как мед. Хочется ее лизнуть.
— Ну, вообще-то, на свете есть две разновидности девушек. Выбирай — не хочу. Есть такие прозападные девушки: носит что хочет, на лице штукатурка, юбка короткая, и все — за спиной у отца. Такие девушки выходят в свет, ищут работу, развлекаются. А есть очень религиозные девушки: носят шарф на голове, иногда даже бурку. Смотришь на них и думаешь: из таких хорошие жены получаются. Но на деле по-другому. И те, и те хотят спорить. И думают, что все знают, потому как ездили во всякие лагеря для мусульманских сестер.
— А я?
Он приподнялся и облокотился на подушку. На Назнин пахнуло его потом, она почувствовала возбуждение.
— А ты? Ты — настоящая.
— Настоящая?
— Можно привезти деревенскую девушку. Прямо сюда. — И Карим продолжил размышления вслух: — Но здесь начинаются всякие передряги с обустройством. И что получишь в итоге, неизвестно.
— Я настоящая?
Вспомнился разговор по телефону, который она услышала в первые дни замужества. Она стояла в ночной рубашке в коридоре, Шану говорил по телефону. «Неиспорченная девушка. Из деревни. Да, я все учел, я всем доволен».
Карим встал. Повернулся к ней спиной.
— Муж увозит нас в Дакку, — сказала она.
Всмотрелась в изгиб его позвоночника: заметил ли он, что она не сумела произнести эту фразу спокойно.
Карим выпрямился, но не повернулся.
Назнин свернулась клубочком. Сопит носом, в голове еле уловимые щелчки, в груди хрип, в желудке урчание, тупо стучит кровь за ушами.
Наконец он заговорил:
— В Брэдфорд я ездил на смотрины. Там мне выбрали девушку. Я отказался. Из-за тебя.
— Что же мне делать?
Лицо у нее мокрое и горячее.
— А что ты хочешь?
До этого разговора она хотела ехать. А теперь не знает. Девочки будут страдать, Шану будет утопать в новых разочарованиях, и она уже больше не девочка из деревни. И ненастоящая.
Карим взял ее на руки и обнял, как ребенка.
— Не бойся. Пусть твой муж уезжает. Так будет лучше. Потом он даст тебе развод, потому что бросил тебя. Не бойся. Я все устрою.
Наступил октябрь, а с ним болезненные опухоли у Шану, простуды у девочек и конденсация на окнах. Каждое утро для Назнин начинается с зимнего ритуала — протирания окон полотенцем. Полотенце можно выжимать. Пришли двое рабочих чинить туалет:
— И сколько он у тебя уже сломан, красавица?
Она сказала.
— Тогда тебе в муниципалитет, красавица.
Они покачали головами:
— Ты еще с ним повозишься, золотая. Не надо было тянуть. — И ушли.
Возле платяного шкафа на сертификатах Шану чемодан на колесиках. Назнин попробовала его поднять. Тяжелый.
Она уже не уговаривает Шану поесть и не готовить. Девочки питаются бутербродами, консервированной фасолью или чем захотят. Однажды она встала посреди ночи, дернула за ручку пустого холодильника и начала готовить цветную капусту карри, и когда специи упали в горячий жир и взорвались в нем прожилками, ей показалось, что сейчас все проснутся, и они поедят вместе, как нормальная семья. Но на часах было два ночи, и Назнин ела одна, стоя у раковины, смотрела на луну и спрашивала себя, поедят ли они когда-нибудь вместе с Хасиной.
На следующий день в почтовый ящик кинули листовку: