— Давайте дешевые методы борьбы оставим для расистов. — Помолчав, он обвел взглядом аудиторию, не спеша, чтобы каждый понял: он может заставить ждать. — Во время марша мы докажем, что они ошибаются насчет ислама. Они увидят, что мы — сила. Причем мирная сила. Что ислам — это мир. Сегодня нам надо обсудить, как мы организуем каждый час, каждую минуту и секунду с этого момента и до того, когда на улицы выйдут двадцать семь человек и начнут собирать народ.
На первом ряду подняли руку.
— Да? — сказал Секретарь. — Теперь, на ящике, ему не надо постоянно вскидываться на цыпочки. — Задавайте ваш вопрос.
— У нас будет грузовик с платформой? Может, наймем?
— Это что, для безногих? — спросил Секретарь. — Или для совсем больных?
— Для звуковой системы, брат. Или, если хотите, могу установить там клавишные и играть вживую.
— Живая музыка — это не по-исламски, — сказал Секретарь, поглаживая бороду.
— Что? — спросил музыкант. — А как же религиозная музыка? А как же суфи? Они, знаете ли, всегда и поют и танцуют.
— Не по-исламски, — быстро сказал Секретарь, — следующий вопрос.
Кто-то в зале сказал:
— Вот поэтому Талибан их и запрещает.
— А музыкальные записи? — спросил музыкант.
— Это тоже запрещено.
— Где наш Духовный лидер? Давайте спросим у него, что по этому поводу говорит Коран.
Нашли Духовного лидера. Секретарь спустился к нему для переговоров. Духовный лидер за последние несколько месяцев сильно набрал вес. И консультация по вопросам шариата не помешала ему одновременно употреблять внутрь большое пирожное с толстым слоем глазури.
— Мы выяснили, — объявил Секретарь, вернувшись на сцену, — запрещено.
— Господи! — воскликнул музыкант.
— Еще, еще вопросы, — требовал Секретарь.
Снова поднялся музыкант. Он опять в странных перчатках без пальцев. Может, это не от ожогов, подумала Назнин. Может, у него какая-нибудь кожная болезнь.
— Раз мне говорят, что я не по-исламски себя веду, тогда я ухожу.
— Сядь, — сказал Карим, — все в порядке. О музыке позже. Сейчас у меня в руках список местных районов, и я хочу, чтобы в каждом районе было по два представителя…
Из дальнего угла сцены показалась фигура.
Карим замолчал.
— Продолжай, я не буду мешать, — сказал Вопрошатель.
— Я уже закончил, — ответил Карим.
— Раз ты закончил, позволь, я кое-что людям покажу.
В зале, как в закипающей кастрюле, послышался низкий гул.
— Показывай, — сказал Карим.
— Показываю.
Вопрошатель засунул руку во внутренний карман жилета и вытащил свернутые в трубочку листы бумаги. Он развернул их и скрутил в обратную сторону, чтобы разгладить. Прижал к груди:
— Наш Председатель мирный человек. Я тоже мирный человек. Ислам — это мирная религия. Но что мы делаем, когда к нам приходят с войной? Убегаем? Несколько недель назад неизвестные совершили нападение на американскую землю. Убиты невинные люди. Мирное население. Мужчины, женщины и дети. Мир плакал и посылал деньги. Теперь Америка мстит, и наших братьев убивают. Дети наших братьев тоже умирают. Наши дети так же не виноваты, как и американские. Но мир их не оплакивает.
Он развернул пачку, взял листки за верх и низ, чтобы не сворачивались, и протянул залу. На фотографии была крошечная девочка в лохмотьях с оторванной взрывом ногой до колена.
— Вот они, попутные разрушения, — сказал Вопрошатель.
Он показал другую фотографию:
— Обыкновенная война.
Мальчику не больше шести-семи лет.
Он скатал фотографии и убрал их в карман.
— Наш Председатель говорит, что мы должны продемонстрировать свою силу. При этом он имеет в виду, что мы должны пройти все вместе по улице. И ничего больше нам делать не нужно.
— И что же нам в таком случае нужно? — спросил кто-то из зала. Люди немного пошумели, будто Вопрошатель присвоил слова, которые у них и так срывались с языка.
Вопрошатель пожал плечами. Сунул руки в карманы:
— Самое сильное государство на планете атаковало самую нищую в мире страну. Мы здоровые, сильные мужчины. Мы ничем не привязаны к этим стенам. Если чуть-чуть подумать, чуть-чуть поднапрячься, мы можем горы свернуть, — он снова пожал плечами, — что уж тут поделать?
Назнин посмотрела на Шану. Он покачивал головой. Щеки у него болтались, как пустые кошельки.
Поднялся черный человек, Главный по межкультурным связям.
— Я тут почитал, — начал он. Он так тяжело дышал, словно хотел дать понять, что в чтении ему пришлось нелегко. — Я тут почитал, и кажется мне теперь, что быть мусульманином — значит исполнять много тяжелых обязанностей. Не только молиться, не пить алкоголь, не есть бекон, не спать с женщинами и еще много чего не делать. В Коране еще написано, что каждый мусульманин должен стремиться к одному объединенному исламскому государству на всей земле. Написано ведь: халифат — это фард[87].
Он похлопал большой рукой по широкому полотну белой рубашки на огромной груди:
— А теперь давайте подумаем, что мы все вместе можем сделать?
— Хороший вопрос, брат, — сказал Вопрошатель.
Карим выступил на шаг вперед:
— Послушайте меня. Давайте не будем все коллективно сходить с ума…