— Нет, — ответила Разия, — ему нужно только одно.
Остается три дня. За три дня надо что-то придумать, если вообще можно что-то придумать. Шану купил еще чемоданов. Девочки и Назнин стояли вокруг них, как вокруг могилы.
Стук стал громче и чаще.
Разия встала. Потерла чашечки коленей. Пошла к двери, преодолевая невидимую сковывающую силу, словно она по грудь в воде.
Ужас разрастается. Вот-вот сломает ключицу. Назнин дышит с осторожностью.
Разия остановилась и посмотрела на нижний железный засов на двери. Потом — на верхний железный засов.
Осталось три дня, и все это кончится. Ужас немного уменьшился. Они сядут в самолет и улетят отсюда.
Чудовищный грохот в дверь, словно Тарик решил ее выбить.
Потом тишина. Может, выключился.
Разия, как кошка за собственным хвостом, сначала развернулась от двери, потом снова к ней. Потом легла на бок и закрыла глаза.
Правильнее всего — ехать с мужем. Шану она сейчас очень нужна. У детей должен быть отец. Нет другого выбора, кроме как ехать.
— Все время кажется, что для детей стараешься, — сказала Разия, не открывая глаз, — но хорошо ли будет, не знаешь. А вернуться и переделать уже невозможно.
— Сколько он там уже?
— Два дня. — Разия открыла глаза. — Посмотри, — сказала она, будто только-только заметила, что в комнате нет мебели, — это он сам придумал — перегородки, дверь на замке. Сказал: «Даже если буду называть тебя всеми мыслимыми именами, не выпускай меня, пока все не кончится, о'кей-ма?» И я пообещала: «Сынок, твоя о'кей-ма тебя не выпустит».
…Хасина стояла у пруда и, наклонившись вперед, стряхивала волосы.
«Ну же, — кричала она Назнин, — давай прыгнем».
И не стала ждать. Она никогда не ждет. Она побежала и прыгнула, исчезла в воде и снова появилась на поверхности. За спиной струились волосы, играя самоцветами из воды и солнца…
Еще три дня, и она поедет домой и увидит Хасину. Назнин сжала кончики пальцев и прижала к губам. Попыталась представить лицо сестры не таким, каким его запомнила. Попыталась представить женщину со множеством шрамов от тяжкой жизни. Но перед глазами все равно появлялась девочка с губами цвета граната — лицо, от которого перехватывает дыхание, и расправленные плечики, которые не станут ждать.
— Ма! Ма! — голос у Тарика, как у человека, который сделал потрясающее открытие и хочет им поделиться.
Разия перестала почесывать ногу.
— Поговори со мной, ма. Мне скучно.
— Что такое? — спросила Разия недоверчиво.
— Иди сюда поближе. Я не хочу кричать.
— Я тебя очень хорошо слышу. Кричать не нужно.
Тарик замолчал.
Она не попрощается с Каримом. Он сейчас весь в этом марше. Если повезет, то до отъезда он не придет. А когда придет, будет уже поздно. И Назнин представила, как он стучит в квартиру, потом бьет со всех сил, потом выбивает дверь плечом. Он в ярости и плачет. Назнин грустно улыбнулась Разии.
— Слышь, ма? Мне лучше. Точно, намного лучше.
— Хорошо, — сказала Разия.
— Ма, все кончилось. У нас, кажется, получилось. Мы прошли через это.
— Хорошо.
— Честно, честно, честно, я уже могу выйти отсюда и к этой дряни больше не прикасаться.
— Хорошо.
— Ма? Может, ты откроешь дверь на минутку, и мы с тобой вдвоем чайку выпьем?
— Нет.
— Все хорошо. Я сразу пойду обратно. Я не хочу рисковать.
— Я тебе обещала.
— Да, ма. Слушай, ты просто молодец. Я без тебя бы не справился. Открой дверь, а?
Разия подтянула ноги и коснулась лицом коленок. Обхватила их руками.
Сможет ли он утешиться с кем-то еще? Назнин представила, как Карим падает в объятия другой девушки и прячет лицо у нее на груди. Что это за девушка? Назнин представила себе лицо той девушки на собрании, которая знала все про тридцать пять тысяч детей, с памятью о которых поступили так несправедливо. Именно с такой девушкой Кариму должно быть.
За дверью Тарик тихо засвистел, как будто только что пробудился от яркого и красивого сна.
Карим целует свою новую подругу.
Тарик засвистел громче.
Карим разматывает ее сари.
Назнин подскочила к окну. Карим завернул плечи девушки в сари и накинул сари на голову. Уже лучше.
Свист больше не напоминает мелодию. Так свистит полоумный.
Тысяча мыслей рвется в голову. Дакка — это катастрофа. Шахана ей никогда не простит. У Шану ничего не получится. Это не возвращение домой — в Дакке она никогда не была. В Дакке живет Хасина, но, судя по ее письмам, это уродливое и очень опасное место. И Карим. Если она так просто его бросит, если это так легко, то зачем надо было все это начинать?
— Открой дверь, сука!
Разия еще сильнее сжала колени.
— Ма! Ма! Я умираю.