Редклиф обернулся, подбирая слова, чтобы выразить свои глубокие извинения. Он взглянул на священника и увидел, что тот держит что-то над головой. Это оказался столярный молоток. Он с удивлением смотрел на плоскую, массивную ударную поверхность инструмента, находящегося всего в полуметре от его головы. На губах священника змеилась легкая усмешка, костяшки его пальцев, сжимавшие рукоятку молотка, побелели от напряжения.
- Что...
Еще до того как Редклиф, увидел все это, сумел что-то понять, кусок металла начал стремительно приближаться к нему. Он ощутил удар по голове, немного выше переносицы, и понял, что треснула кость. Удивительно, но он не почувствовал боли, только ощутил, как подались и треснули кости его черепа под воздействием более прочного материала. И лишь в самый последний момент, перед наступлением полной темноты, когда глазниц, удерживающих глазные яблоки, уже не существовало, потому что превратились в костяную кашу, только тогда Редклиф впервые почувствовал боль, но пришло забвение, боль исчезла, как исчезли все звуки. Тишина.
Тренч отступил на шаг назад. Ноги Редклифа подогнулись, тело сначала осело вниз, затем завалилось вперед и растянулось на земле лицом вниз. Подумав несколько мгновений, Тренч снова поднял молоток и изо всей силы ударил еще раз по уже разбитому черепу Редклифа в том месте, где голова соединяется с шеей. Подождал. Тело даже не дернулось. Перед Тренчем тихо лежало то, что несколько мгновений назад было человеком. Томом Редклифом, представлявшим собой опасность, сейчас он уже не дышал и не был опасен.
Тренч положил молоток на место, в ящик для инструментов, и потащил тело к дальнему надгробию - сооружению с плоским верхом, находившемуся в самой темной части склепа. Когда он подхватил тело под мышки и попытался его поднять, из разбитой головы выпал сгусток крови и упал ему на ботинок. Брезгливость охватила Тренча, с досадой и раздражением он швырнул труп на надгробие. Труп упал поперек и та часть лица, которая ударилась о поверхность сооружения, обезобразилась еще больше: теперь только один глаз безжизненно уставился на дверь. Тренч с отвращением вытер куском тряпья кровь с ботинка, затем подошел к окну и провел окровавленным куском по маленьким стеклам. В помещении стало так темно, что он с трудом отыскал дверную ручку. Луч света, ворвавшийся внутрь через открытую дверь, пробил темноту и упал на распростертое тело, слабо осветив его. Жалкая, сломанная игрушка. Тренч вышел и прикрыл за собой дверь. Вставив ключ в замочную скважину, он повернул его два раза, потом несколько раз подергал ручку, чтобы быть полностью уверенным.
Отвернувшись от двери и уже собираясь идти, он поднял глаза к небу и его губы растянулись в широкой улыбке.
- Спасибо тебе, Господи, - тихо произнес он, ликуя.
Полное подчинение божественной воле означало и самый простой способ действия, прямое и быстрое решение всех проблем. Единственный человек в городке, у которого были кое-какие подозрения, был направлен именно к нему в дом, а не куда-либо еще, значит Господь по-прежнему помогает ему. Что это за сила такая, подумал Тренч, направляясь домой. Какая высшая степень власти... И какое счастье, что он вместе со своим господином.
Глава Х
Анита Кроутер переносила свое вдовство очень тяжело. Для нее это было проклятием, она жила под этим гнетом уже два года. В свои тридцать два она ощущала себя во всех смыслах на вершине зрелости: опытная, умная, образованная, красивая женщина, обладающая состоянием и имеющая страстную тягу к мужчинам. Этот голод, сколько она помнила себя, терзал ее постоянно. Так было и в те времена, когда был жив ее муж. Она называла это чрезмерной любвеобильностью или избытком физиологической потребности, которую он не сумел умерить. Теперь, когда его не стало, после долгих и безуспешных метаний и поисков, она пришла к такому состоянию, в котором пребывала в настоящее время. В качестве своевольной жены она смотрелась вполне шикарно. В качестве неразборчивой в связях вдовушки она чувствовала себя иногда обыкновенной шлюхой, и никуда от этого не денешься.
Ей нравился ее дом в Уэлсфорде. Она обставила его дорогой мебелью и пополняла всем, что могла найти и позволить себе купить. У нее действительно все было на уровне, не то что у других горожан, живущих в таких же домах. Обычно она просыпалась очень поздно и долго одевалась, убивая таким образом большую часть дня. Только вечер вселял в нее некоторую уверенность, и она старалась провести его так, словно он был последним в ее жизни. Анита была маленькая блондинка с таким лицом, какое можно увидеть на рекламе молока. Она старалась жить только своей собственной жизнью, чтоб не страдать от действительности. Этому в значительной степени помогал и алкоголь. Он же обычно помогал ей уснуть.
В четверг утром она поднялась непривычно рано. Приняла ванну, оделась, хотя на часах еще не пробило десять. Ей даже удалось съесть легкий завтрак. Она давно решила, что ей необходимо выйти замуж, хотя толком не знала зачем. Именно появившаяся наконец возможность заставила ее подняться чуть свет и одеться, как сказали бы в Европе, вызывающе сексуально. Местные кумушки, если бы они увидели ее наряд, конечно, назвали бы его неприличным. На ней был плотно обтягивающий грудь яркожелтый шерстяной свитер без рукавов и оранжевая миниюбка, такая узкая и короткая, что не скрывала даже часть попки в прозрачных белых нейлоновых трусиках. Вот и все, никаких туфель, никаких чулок или колготок. Она экипировалась так в надежде на удачу: сосед, думала она, должен наконец-то попросить ее подписать с ним свадебный контракт.
Он был доктор, кажется, философии и большая шишка в области конструирования реактивных двигателей. Холостяк, вид у него всегда был задумчивый, что ему очень шло и являлось, считала Анита, следствием его любви к книгам и подавленных сексуальных потребностей. Звали его Эдвард Шорт. Анита уже целую неделю изо всех сил старалась привлечь его внимание и зазвать к себе на чашку кофе. Сначала ее планы претворились в совместно проведенный вечер, без прислуги, с отличным ужином и танцами, и, наконец, совсем недавно игра достигла такой точки, что Эдвард, в сильном смущении, как всегда неуверенный в себе, стоя у нее в прихожей, позволил поцеловать себя и даже обласкать. Он обещал зайти как-нибудь утром в свободный день на чашку кофе. Анита решила, что сегодня как раз такой день: солнечный и подходящий во всех отношениях. Как только он попробует этот кусочек торта, так она подумала о себе, то будет просто счастлив распрощаться с хлебом и водой - так расценивала она его образ жизни. Он очень волнующий, ей бы не пришло в голову изменять ему. Да, если все тщательно продумать, это будет хорошая партия. Если же дело сорвется, можно утешить себя мыслью, что он не достанется и никому другому. Она хорошо знала свои возможности во многих областях, что же касается способности обольщать и заманивать в сети мужчин, она была гораздо выше среднего.
Эдвард пришел в одиннадцать часов. Не теряя даром времени, Анита провела его к себе на открытую веранду, залитую ярким солнечным светом, и усадила в шезлонг с мягкими подушками.
- Вы будете сидеть здесь, - сказала она, демонстрируя свою заботливость и гостеприимство, что, правда, не вязалось с ее возбужденным видом и вызывающим нарядом, и направилась в кухню приготовить кофе. Эдвард откинулся в кресле, улыбаясь самому себе и радуясь тому чувству, которое внушала ему Анита. У него никогда не заходило слишком далеко с другими женщинами. Работа, наука, природный талант и возможность доказывать свои теории не оставляли времени на что-нибудь, кроме профессиональных увлечений. Он думал, что у него все нормально в отношении женщин, как у любого другого мужчины, однако в действительности все его немногочисленные связи заканчивались где-то на полдороге и ничего в его сердце не оставляли. Анита, которая сразу же взяла инициативу в свои руки, распахнула в его душе такие двери, о существовании которых он и не догадывался. Она была очень доброжелательна, и он догадывался, что она искушена в любовных делах. Когда он додумался до этого, то пришел к выводу, что это как раз то, что ему нужно. Должен же быть кто-то, кто поможет ему, наставит в вопросах любви. Он решил, что ему очень повезло.
- А вот, наконец, и мы, - объявила Анита, входя с подносом. Отвергая такие качества, как деликатность и утонченность, ни в коей мере не являясь их последовательницей - она считала их ненужной потерей времени и препятствием к активным действиям, - Анита низко наклонилась, ставя поднос на стол, чтобы продемонстрировать свой туго обтянутый юбкой зад. Эдвард был потрясен.
- Вы меня испортите, - с трудом пробормотал он, чувствуя, как новое и волнующее чувство схватило его за горло и пожаром разлилось по всему телу, сосредоточившись где-то в паху.
Она выпрямилась и взглянула на него. Сидя очень низко, Эдвард мог наблюдать верхнюю часть ее ног, вплоть до белого нейлона.
- Я могу заботиться и беспокоиться только о людях, которых я люблю, - сказала она застенчиво. Это было правдой: чем умнее и образованнее человек, тем скорее он попадается на такие штучки, считала она. Вот и сейчас она заметила, что он покраснел от удовольствия.
- Вы действительно считаете, что обо мне стоит беспокоиться? - спросил он.
- Да, считаю. - Она повернулась и села в кресло напротив него, предоставив для обзора свои прелести. - Вы же знаете, Эдвард, какие чувства я к вам питаю. - Она улыбнулась, улыбка была продумана заранее, но не стала от этого менее естественной и сердечной. Он ей очень нравился. Бывает, что наткнешься в магазине на что-то нужное, и сразу хочется прижать к себе. Она обнаружила, что ей трудно спокойно сидеть рядом с ним. Ей все время хотелось дотрагиваться до него.
Эдвард наклонился вперед и начал разливать кофе. Руки его дрожали. Видя Аниту так близко и в таком ракурсе, одетую, но одетую так эротически вызывающе, он чувствовал себя польщенным. У тех женщин, что он знал раньше, единственным достоинством были их хорошие мозги. Все остальное ниже среднего. У Аниты голова работала отлично, но своеобразно, а все остальное было выше всяких похвал. Он с трудом заснул прошлой ночью, и все из-за того, что вспоминал Аниту и сходил с ума от ее пышных форм.
Они пили кофе в молчании. Анита с удовольствием отметила про себя, как легко ей удается пробудить в мужчине сексуальный настрой. Этим приемом она пользовалась часто. Если у нее возникало желание заняться любовью, она приглашала мужчин к себе домой, и хотя все они прекрасно знали, зачем они здесь, Анита поначалу держала их в отдалении, создавая то небольшое напряжение, которое помогало ей взинтить себя и получить большее наслаждение от последующего. По ее оценке Эдвард она внимательно наблюдала за ним поверх кофейной чашки - завелся буквально через минуту. Будучи верной своему принципу - непосредственность действий, - она допила кофе и приступила к делу.
- Эдвард, вам не хотелось бы лечь со мной в постель?
Увидев такое в кино, Эдвард, наверное, поперхнулся бы кофе. Но сейчас ничего такого не случилось. Он поставил чашку на блюдце и внимательно посмотрел на нее.
- Вы имеете в виду - сейчас? - Щеки его ярко вспыхнули. Это развеселило и возбудило Аниту. Его ум, изощренный в науке, отказывался работать, он с трудом пытался скрыть замешательство. Было интересно за этим наблюдать. Очень многие мужчины оставались невозмутимыми в такой ситуации. Эдвард же был непосредственным, застенчивым человеком.
- Ну да. Прямо здесь. - Она прикрыла глаза и сглотнула слюну, как человек, испытывающий сильное желание. - Я страшно хочу тебя.
Эдвард отвел взгляд. Она нравилась ему, он был ее пленником. Но ее откровенное предложение шокировало его, хоть он и догадывался, что все идет к этому.
- Не знаю, что и сказать.
- Скажи "да".
- Да, я хочу тебя. Я не скрываю этого. - Он замолчал и тряхнул головой. - Это трудно объяснить, но я был не совсем готов к твоему вопросу. Пять минут назад я пришел сюда на чашку кофе. А сейчас ты меня спрашиваешь, не хочу ли я с тобой в постель.
- Твое желание возникло внезапно, ты даже сам не отдавал себе в этом отчета, вот почему я и спросила, - сказала Анита, демонстрируя глубину психологического анализа. - И ты застеснялся.
Он улыбнулся:
- Да, ты права. Если бы ты знала, что творится у меня внутри, мы бы лучше поняли друг друга.
Анита поднялась, близко подошла к нему и встала, слегка раздвинув ноги, зная, как это действует на него, - она догадывалась, что он видит и чувствует. - Пойдем со мной, Эдвард. Я хочу тебя и хочу сейчас.
В спальне, уже раздетая, лежа на предмете своего вожделения, который просто сгорал от стыда, Анита начала потихоньку заводить его - при его полной неспособности помочь ей. Откровенное бесстыдство и обычная женская ласка, - все пошло в ход, она соблазняла Эдварда Шорта тщательно и осторожно, стремясь довести его до такого экстаза, который он вряд ли когда-либо испытывал. В течение часа они катались по кровати, ощущая одну только сладостную боль. Лишь скрип кровати и их стоны нарушали тишину спальни. Она положила все силы для достижения своей цели, казалось, она выполняет самую важную в ее жизни работу. Она пробуждала в нем жажду к себе, старалась войти в его плоть и кровь, чтобы он понял, что утолить эту жажду может только она - его единственная женщина. Позже Эдвард признался, что у нее это получилось.
- Я люблю тебя, Анита.
Она знала наверняка, что таких слов он до нее никому не говорил. Сердце ее прыгало. Раскинувшись на постели рядом с ним, сияющая и счастливая, как любая женщина, которую любят, она поцеловала его в ухо и прошептала: "Я тоже тебя люблю". Дело было сделано. Она сумела добиться того, чего хотела, и установить такие взаимоотношения, какие ей были нужны.
Пока они курили и наслаждались видом своих нагих тел, Эдвард рассказывал ей о своих чувствах - эта река слов после соития повергла ее в изумление. Если его чувства действительно были так сильны, как он говорил, то никакой нужды в совращении его постелью не было. Он и сам хотел ее. Он сознался, что почувствовал это с самой первой встречи. Краснея и стесняясь, он спросил ее, не хочет ли она быть для него не просто любовницей. После приличествующей моменту паузы она дала согласие и бросилась на него с такой страстью и естественностью, которые, как он считал раньше, могли существовать только в пылких юношеских мечтаниях.
В начале первого, уже совершенно обессилев, Эдвард вдруг вспомнил о намеченной встрече.
- Боже мой! - Он сел на кровати и стал собирать свои разбросанные вещи.
- Что случилось?
- Мне же надо идти к священнику.
Она усмехалась, глядя, как в полубессознательном состоянии он натягивает на себя трусы.
- Зачем? Ты ударился в религию?
Он поднялся и стал влезать в брюки.
- Священник позвонил и пригласил меня к себе. Он предложил выпить по чашке чаю и поболтать. Насколько я понимаю, он всегда таким образом общается с членами своего прихода. Я согласился. Он так дружески меня приглашал...
Анита нахмурилась.
- Я слышала, он старый церковный изувер. Лучше не рассказывай ему, чем ты занимался сегодня утром.