— Ты, болезный, меня держись, — бодро протараторил я ему, — Тогда, может быть, и выживешь. Обещаю устроить на нашей стороне очень горячий приём. Ну, не настолько, конечно, горячий, как устроили ваши камрады, но то, что запомнится на всю жизнь — к гадалке не ходи!
В ответ раздалось натужное икание.
“Тьфу ты, блин, теперь даже и поговорить не с кем!” — пробурчал мой внутренний голос, всецело сосредоточившись на управлении транспортным средством.
Что поделаешь: впереди — длинный путь. И нам ещё ехать и ехать…
На линии фронта
С одной стороны, немца можно понять: ехать в одном бронетранспортёре вместе с какой-то сумасшедшей девицей, сеющей вокруг себя смерть и разрушения, просто физически страшно. Могут ведь и свои ненароком прибить. Да и будущее весьма туманно и расплывчато, о чём недвусмысленно намекает граната, которую ненормальная русская пришпандорила прямо к спине. Как говорится, “дёрни за верёвочку” — тут к тебе в гости и заявится Архангел Гавриил со-товарищи. И отправит в Ад к чертям собачьим.
Мне же переживания пленного немца — до лампочки! Спать хочу. А ещё есть. И не просто есть, а жрать. Зверски. Что неудивительно после такого количества энергетических затрат организма Ольги. Глаза слипаются — хоть спички в них ставь. Держусь, фактически, на одной силе воли. Адреналин схлынул давно, оставив в организме страшное опустошение. Самое интересное — немец от столь обильных переживаний сквасился раньше — и теперь свистит в две дырочки, лёжа прямо на полу бронетранспортёра. И ему совершенно не мешает как отсутствие подушки и перины, так и присутствие большого количества угловатых металлических конструкций.
А вот я сейчас прикорнул бы минуток так на шестьсот. Но нельзя. Потому и еду куда глаза глядят. Точнее — куда дорога ведёт. А дорога, как ни странно, забирает всё севернее.
Времени с памятного боя прошло не так, чтобы много — всего около часа. Но вымотался я полностью. Руки как кувалды — совершенно неподъёмные. Боюсь, меня сейчас живьём брать будут — даже сопротивления оказать не смогу. Настолько ослаб. Чтобы хоть как-то поддержать уровень сахара в крови, потихоньку схрумал весь запас галет. Но организм не насытился — всё ухнуло, как в прорву. Впечатление такое, будто и не ел вовсе. Со страхом думаю о том, сколько же восстанавливаться после таких потрясений придётся. Организм Ольги последние остатки себя самого уже доедает. Так что я на грани: ещё немного — и повторный билет на тот свет точно гарантирован.
Но что такое? Ухо уловило какие-то странно-знакомые звуки впереди по курсу. Неужто стреляют? Причём, слышна не только стрелковка, но и гулкие буханья орудий и вторящие им разрывы снарядов. А ещё видны сполохи осветительных ракет чуть не на полнеба. Свист мин тоже вплетается в общий фон, внося и свою убийственную лепту.
Ба, да это ж передовая. Причём, ещё даже не рассвело, а кому-то уже явно не спится. Интересно, кто это тут по ночам дурью мается? Неужто наши решили немчуре по сусалам надавать? Поддав газку, вылетел на пригорок и едва удержался от желания протереть глаза: всюду, сколько хватал взгляд, горело, рвалось, взрывалось всё, что могло гореть и взрываться. От количества трассеров даже оторопь взяла: казалось немыслимым даже пробовать прорваться сквозь настолько плотный ливень свинца.
Но пока я разевал варежку и хлопал глазами, боевой режим подспудно перехватил управление, заставив обратить внимание на левый фланг побоища, где, скрываясь за складками местности, некая группа бойцов пыталась незаметно обойти вражеские укрепления и просочиться вглубь немецкой обороны. И всё бы у них получилось, если бы не стоящая на пути рощица, в которой я с удивлением обнаружил залёгшую “группу захвата”. При мерцающем, неверном свете осветительных ракет их практически не было видно — маскировка оказалась отменная. И если бы в тот момент, когда посмотрел в ту сторону, один из вояк не пошевелился, образовав на снегу резко контрастирующую со снегом тень, ничего бы не заметил. А так глаза, получив информацию, вдруг одномоментно выделили подозрительные бугорки меж голых стволов деревьев, напоминающие очертаниями залёгших боевиков. И чуть дальше — в тылу залёгшего подразделения — обнаружилась хорошо замаскированная батарея миномётов.
Вот, блин. Ещё немного — и наши наткнутся на засаду. С пригорка хорошо видно, что по численности они сильно уступают затаившимся — раза примерно в два. Фрицы же их в бараний рог скрутят. Ребята погибнут ни за грош.
Как только окончательно оформилась последняя мысль — включился полный боевой режим, напрочь выметя из головы всё лишнее и заставив организм работать с полной отдачей и чёткостью боевого автомата. Тут же проснулся дикий жор, в результате которого рука потянулась к нычке, в которой оказалось немного прихватизированного от фрицев шоколада — самое то сейчас. Только челюсти активно заработали, перемалывая заветную шоколадку. Похоже — частично даже вместе с обёрткой. Краем глаза отметил только на бумажке смутно знакомые слова, написанные по-немецки: “Mit Lorbeer und Pervitin*”.
*Первитин — стимулятор, наркотик. Однократное применение в боевой обстановке ещё можно как-то оправдать. Но даже однократное применение может вызвать проблемы с общим физическим здоровьем и психикой.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Метамфетамин
https://bigpicture.ru/?p=292615
Всю усталость как ветром сдуло. И чего я раньше этот чудо-шоколад не слопал? Не медля ни секунды, воткнул передачу и дал по газам: торчать на этом пригорке, как прыщ на заднице, бесполезно. Те же миномётчики, заметив настырный “Ганомаг”, мигом отправят его содержимое (то бишь, нас) к праотцам. А расстояние такое, что попадать по фрицам замучаюсь: и себя выдам, и своим не помогу. Да и по врагу, скорее всего, промажу. Не поможет и боевой режим: тактический компьютер-то в голову мне пока никто не сподобился засунуть. И хотя обсчитываю поправки получше заправского суперкомпьютера, несовершенство техники и рассеивание ещё никто не отменял. Да и силёнок у Ольги всё меньше и меньше: удержать в руках быстро изрыгающий свинец агрегат тоже надо как-то суметь, пусть даже тот закреплён на турели.
А ленту перезарядить? Она ведь не пять грамм весит. Тоже металл, как-никак. В общем, подобраться с тыла к рощице поближе — сам Бог велел.
Сознание отметило ещё одну странность: на этом пригорке — фактически, господствующей высоте в этой местности, — не обнаружил ни одного фрица. Даже какого-нибудь завалящего корректировщика. С одной стороны, понятно, что рельеф тут такой, что и не спрячешься. А с другой — всё равно непонятно. Ну да чёрт с ними! Нет тут немчуры — и ладно.
Подгадал я хорошо: в тот момент, когда фрицы, открыв ураганный огонь, заставили наших бойцов залечь и перейти в глухую оборону, мой "Ганомаг" как раз занял очень удачную позицию за спинами миномётной роты. И оная в полном составе, успев сделать всего несколько выстрелов, отправилась с моей помощью к праотцам.
Тут уж даже полное косоглазие не могло помешать стрельбе по близко расположенным мишеням: выкосил я этот рассадник воющего железа, фактически, с одной ленты. Быстро перезарядив пулемёт, принялся уже за бравых “засадников”, тоже заставив их смертельно огорчиться.
Оказавшись меж двух огней, фрицы сильно забеспокоились и попытались рвануть вправо — в сторону защищаемых ими основных позиций. Но не преуспели в этом: с одной стороны уменьшением поголовья немчуры занялся я, с другой — наши, которые, поняв, что у них появилась очень весомая поддержка с тыла, резко ломанулись в атаку. Ох, как немцам сразу поплохело: влево-то не особо и рыпнешься — местность жутко заболоченная. И даже крепкий мороз, сковавший льдом водную поверхность, совершенно не гарантировал того, что лёд выдержит вес человека с оружием в руках, да в полной амуниции. Причём, не одного. Топь — такое гнусное дело, что лучше в неё вообще не соваться. Целее будешь. Вот и немцы решили так же, пытаясь прорваться в другую сторону — к своим позициям. С тыла-то я им хорошенько так прикурить дал.
Несколько наших бойцов, добежав до меня, были очень удивлены увиденным: какая-то мутная девица поливает фрицев из пулемёта почём зря.
— Оп-па, баба, — воскликнул один из бравых вояк, удивлённо пялясь на открывшуюся картину: я, пулемёт, пленный офицер, “Ганомаг” — именно в таком порядке (немчик от неимоверного грохота успел проснуться и кое-как взгромоздиться на сиденье, выглянув наружу).
— А ты кого хотел увидеть? Архангела Гавриила? — вызверился я, — Если б хорошо немчуру бил — не пришлось бы этим самым, как ты говоришь, бабам за оружие браться.
И, не дав ему опомниться, добавил:
— Вызови лучше кого из начальства, чтобы пленного куда надо сопроводили. У него ценные сведения имеются. И дуй уже вон туда на фрицевскую миномётную батарею — осваивайте подарочки, да немчуру бейте. А то дождёшься вас — всё, блин, самой приходится делать. Тоже мне — бойцы, ети его…
Не ожидавший такой отповеди солдат даже слегка растерялся. Но быстро пришёл в себя:
— Как зовут тебя хоть, красавица?
— Ольгой кличут, — досадливо отмахнулся я, мысленно хохотнув от столь откровенной лести: чёрное и опухшее от синяков, мороза и грязи лицо Ольги вряд ли сейчас можно было назвать красивым.
Но прервался, углядев угрозу и быстро перечеркнув короткой очередью не в меру прыткого немца, пытавшегося остановить улепётывающих во все лопатки камрадов и организовать хоть какое-то подобие обороны на этом участке.
И тут же пришлось срочно пригнуться, стащив в нутро "Ганомага" не в меру любопытного офицера, так как несколько пуль щёлкнули по броне, визгливо отрикошетив куда-то в сторону. Немцы — вояки хорошие. Даже панике поддались далеко не все. Часть вполне успешно огрызалась, создав довольно плотную огневую завесу.
— Ты ещё здесь, Аника-воин? — раздосадовано сплюнул я, снова выглянув наружу и увидев так и торчащего у борта бронетранспортёра бойца, что-то втолковывавшего прибывшему подкреплению в виде троих товарищей. Под пули, впрочем, не лезли, грамотно расположившись под прикрытием бронированной машины.
Врезав по фрицам ещё одной очередью и угомонив парочку особо рьяных, взглянул на подоспевшее воинство мутным взглядом (что-то соображалка стала куда-то в сторону уплывать — сил, вроде, стало больше, а с мозгами как-то похуже):
— Долго мне ещё прикрывать ваши задницы? Или, может, сами стрелять хотя бы в направлении врага начнёте? Смотри, по своим с переляку не лупани — с вас станется… Да фрица этого заберите. Мне он тут совсем без надобности — прибьют ещё ненароком. Кстати, оружие тоже берите. Оставьте только один пулемёт с боезапасом и немного гранат.
В ответ раздалось какое-то бурчание, которое не расслышал по причине вновь сыпанувшей горохом по броне россыпи пуль. Пришлось срочно заняться отстрелом особо вредных представителей вермахта, дабы им неповадно было даже головы поворачивать в моём направлении, не говоря уж о стволах.
Сзади раздалось какое-то скрипение-сипение. Быстро обернувшись, с удовлетворением отметил, что бойцы правильно поняли стоящую перед ними задачу и, открыв двухстворчатую заднюю дверь "Ганомага", стали тащить фрица наружу. Заодно и оружием разжились. Не став им мешать, опять переключился на выполнение своей основной работы — поддержку пехоты. И, надо сказать, у меня вполне неплохо получалось.
Так увлёкся, что не заметил даже, что уже не один, — пока не тронули за плечо.
— Да, — резко откликнулся я, встав вполоборота к стоящему сзади и не выпуская поле боя из вида.
— Вы немного не вовремя, товарищ командир, — понизил я градус злости, увидев какого-то молодца в полушубке с двумя кубарями в петлицах и, одновременно с этим, выпустив по фрицам ещё пару коротких очередей, — Вы же видите, ещё не всё кончено. Фрицев тут — как грязи! Только успевай ленты менять.
— Лейтенант Сидоренко, — представился он.
И продолжил, крича мне почти прямо в ухо (от стоящего кругом грохота даже так я его едва слышал):
— Да я, собственно, за этим и пришёл, — привёл второго номера. Поможет ленты снаряжать.
— Красноармеец Петрухин, — раздалось откуда-то сбоку и снизу.
Мельком глянув вниз, увидел невысокого молоденького паренька, уже сноровисто набивающего опустевшую ленту патронами. Судя по двум вскрытым цинкам, у которых присел этот недоросль, теперь от недостатка боезапаса не помрём.
— И где только раздобыть успели? Вот, блин, вояки: как врага бить — и нет никого, а как патроны тырить — тут как тут, — пробурчал я, не отвлекаясь, впрочем, от пулемёта.
— Ты, братец, только работай быстрее, — подбодрил я паренька, — Недобитых фрицев дюже много, а швейная машинка (мотнул головой в сторону пулемёта) — жутко прожорлива.
— Думаю, споётесь, — удовлетворённо высказался лейтенант, — Скажите, Ольга, а что за стрельба на станции Парфино сегодня ночью была? Да и сейчас — зарево на полнеба?