— Готов, гад! — от радости у напарника даже дыхание сбилось.
— Снаряд!
— Готово.
— Угумс… — и мы с Петрухой поднимаемся с земли, куда бросил нас близкий разрыв снаряда, прилетевшего откуда-то слева.
— Чёрт! — ребята поспешили и чуть смазали, дав возможность вражеской бронекалоше ответить.
Да ещё и маскировку снесло нахрен. Тряхнув головой в надежде прочистить уши, вынужденно признал: лёгкую контузию, всё же, получил. В уши словно ваты набили. Но пока ещё слышу и голова соображает. Значит, воюем!
— Бах! — снова выдало наше орудие.
— Твою ж, налево!
Этот… нехороший гробокопатель именно в этот момент решил совершить резкий манёвр, провалившись в какую-то рытвину. И снаряд только бессильно выбил сноп искр из башни, с визгом уйдя в рикошет.
— Ещё бронебойный, — уже в свою очередь взвизгнул я, совершенно не ожидая такой подляны. И не удивительно, что от подобного напряжения голос Ольги взял и сорвался, чуть не перейдя в ультразвук.
Петруха побил все рекорды по перезарядке, едва ли не через мгновение лязгнув затвором.
— Бах…
— Да что же это такое? — с досады я со всей дури лупанул кулаком по бронещитку, чуть не отбив себе при этом руку.
Чёртов панцер в момент выстрела вывернулся из рытвины и резво вильнул вправо, из-за чего очередной снаряд ушёл “в молоко”, на этот раз даже краску на долбаной железяке не поцарапав.
— Он что, заговорённый? — ошалело выдохнул из-за моего плеча Петруха, тем не менее успев дослать в казённик новый бронебойный.
В этот момент башня столь резво убегающего от возмездия танка довернулась в нашем направлении.
— Бух, — глухо бухнуло орудие “тройки” и снаряд прошелестел у нас над головами, заставив лишь инстинктивно вжать голову в плечи.
На ходу, да ещё переваливаясь с кочки на кочку, попасть куда-либо — задача неимоверной сложности, решаемая только при помощи полной стабилизации орудия в двух плоскостях и наличии баллистического вычислителя меж ушей.
— Ах ты ж, грёбаный пылесос! — я буквально рассвирепел от постигших неудач с предыдущими выстрелами и, умудрившись лишь на мгновение поймать тушу “тройки” в прицел, дёрнул спуск.
— Бах! — и снаряд удивительно точно входит под погон, пробивая тонкую броню меж корпусом и башней. Однако танк по-прежнему чешет вперёд, окончательно довернув и шуруя прямо на нашу позицию.
“А если они сейчас вдарят по нам из курсового пулемёта?” — раненой птицей бьётся в истерике мысль.
Долгие пару секунд ничего не происходит. А затем внутри железного гроба что-то громко заскрежетало и танк встал как вкопанный. И тут же из всех щелей повалил чадный, чёрный дым. Но люки так и остались закрытыми. Видать, экипажу пришёл полный кирдык. Куда попал — кто его знает. Но если огонь разгорится — рванёт боекомплект. Грохоту будет… И словно в подтверждении моих мыслей как долбанёт — все люки мгновенно вышибло взрывной волной. Странно, что башню при этом не своротило — каким-то чудом удержалась на корпусе.
Сил хватило только переглянуться с Петрухой и дрожащими руками вытереть испарину со лба. Вот это дали джазу! Промедли мы ещё немного — и танк добрался бы до позиции, намотав нас на гусеницы.
Но тут же пришло осознание того, что рановато расслабились. Взгляд тут же зашарил по округе, выискивая новые цели, а Петруха метнулся за очередным снарядом. Однако, не успел даже понять где проявится новая опасность, как:
— Угумс — прилетела ответка откуда-то сверху.
Недолёт. Поднимаю глаза и охреневаю: ещё три панцера. “Тройка” и две “двойки”.
https://ru.wikipedia.org/wiki/PzKpfw_II
https://ru.wikipedia.org/wiki/PzKpfw_III
Откуда? Откуда, мать их? И ведь, зараза, самое страшное — даже не средняя "тройка", а лёгкие "двойки" со своими долбаными двадцатимиллиметровыми автоматическими пушками со скорострельностью 280 выстрелов в минуту — память стала исправно выдавать так нужные мне сейчас ТТХ. И напоследок припечатала: у некоторых модификаций (с пушкой KwK 38) скорострельность составляет уже порядка 450 выстрелов в минуту.
Да это просто метла, которая в один миг выметет всех нас с занимаемых позиций. С “тройкой” ещё так-сяк: из орудия может попасть, а может и нет. У “двойки” таких проблем нет: повёл пушчонкой вправо-влево — и выкосил всё к чёртовой матери. Это против серьёзной брони её пушечка не пляшет. А у меня тут не броня — всего лишь дырявая картонка. Мама ты моя родная… Вот влипли, так влипли.
От осознания глубины той задницы, в которой мы все тут оказались, чуть не поплохело.
При скорости 15 км/час танк проходит 250 метров в минуту. До наших позиций даже триста метров не наберётся. Считай — максимум полторы минуты — и танки тупо передавят нас тут всех гусеницами. И это “тройки”. А у “двоек” скорость по шоссе — 40 км/час. Путь при самом хреновом раскладе скорость по пересечённой местности составит 20 км/час. Тогда за минуту танк пройдёт примерно 333 метра. Ну, по прямой, конечно, не маневрируя. Но мне-то от этого не легче!
Эти размышления промелькнули у меня в голове за какие-то мгновения и я сделал очень неутешительный вывод: жить нам осталось максимум ту самую минуту.
Конечно же, в противовес этому со страшной скоростью закрутились шестерёнки соображалки, пытающейся сделать хорошую мину при плохой игре и найти хоть какой-нибудь выход из положения. Но его не находилось. И я вынужден был, сжав челюсти до зубовного скрежета, тупо продолжать делать столь важную сейчас работу по выкорчёвыванию фрицевских панцеров. Ибо помочь нам было некому.
Петруха только защёлкнул затвор и я ещё подводил прицельную планку к корпусу очередной “коробочки”, как понял — всё, отбегался: одна из “двоек”, резко притормозив, навела на нашу позицию свою неубедительно-махонькую (по внешнему виду) и смертельно-опасную (по факту) пушчонку.
— В укрытие! — заорал я благим матом, в последний момент успев отпихнуть напарника в одну сторону, а сам прыгнув в другую.
— Тра-та-та-та — сыпанула дробь выстрелов многоголосыми гроздьями разрывов.
И тут же замолкла, перечёркнутая смачным шлепком бронебойной болванки откуда-то со стороны наших позиций. Это они вовремя! Даже на душе потеплело: как же хорошо, что мы не одни!
Ещё не веря в собственное счастье, поднимаю голову. Мать ты моя женщина… Щиток орудия — в хлам, прицела нет, от колёс осталась только нижняя половина. Но само орудие, как ни странно, ещё может стрелять: затвор, ствол — всё на месте и не повреждено. Только краску слегка поцарапало. Да и в ствол уже загнан бронебойный.
На том месте, где мы находились с Петрухой, вся земля перепахана. Как нас не зацепило?.. А, нет, зацепило: Петруха что-то за ногу ухватился. Видать, осколок прилетел. Надо бы перевязать, но времени — ни секунды лишней.
— Петруха, — кричу, — сам справишься?
А со стороны второго номера только кряхтенье и многоэтажный мат. Жив, курилка!
Кидаюсь к орудию и, злобно оскалившись, активно кручу маховики наводки, сводясь на тот же панцер, что и раньше: железяка чешет прямо к нашим траншеям. Без прицела жутко неудобно — приходится наводить по стволу. В принципе, без щитка ещё терпимо. Почти то же самое, что стрелять из винтовки. Только калибр побольше. Наконец, вроде, поймал гадёныша и, чтобы не долбануло откатником, тут же убрался влево:
— Бах, — снаряд воткнулся в левую гусеницу, срывая её и разворачивая танк боком.
— Трах, — прилетел очередной подарочек со стороны наших позиций, врубившись точнёхонько в боеукладку.
От прогремевшего взрыва меня чуть с позиции не сдуло. Шандарахнуло так, что я света белого не взвидел. Последовавший за попаданием снаряда взрыв вскрыл корпус, как консервную банку, разворотив все внутренности, оторвав башню к едрене-фене и откинув её на десяток метров в сторону. Фонтан огня выплеснулся наружу и весело загудел, выжигая всё, что могло и даже принципиально не могло гореть. На короткое время я практически ослеп. И даже проморгавшись испытывал такую сильную резь, что глаза слезились. А вслед за этим, пока зрение приходило в норму, наблюдал постоянное мельтешение тёмных сполохов перед глазами, сильно мешавших нормальному обзору.
Вот это классный фейерверк устроили наши артиллеристы! Душа прямо-таки пела и плясала от радости. Я, похоже, даже заорал что-то в сторону вовсю полыхавшего железа. Но тут же мысленно вдарил себе по загривку и откинулся назад, открывая затвор и отбрасывая ногой в сторону ещё дымящуюся гильзу, чтоб не мешала. Петруха-то ранен. Так что теперь всю работу придётся делать самому. Не став больше отвлекаться и тратить время на подбитого, тянусь за очередным снарядом и краем глаза замечаю какое-то странное шевеление в расположении второго орудия. Внимание цепляет что-то большое и угловатое, чего в том месте быть никак не должно. Резко оборачиваюсь, а там…
Финальная схватка
Японский городовой! Да что же это деется?