В доверие вошли, он слушал их советы;
Тебе ж в наставники, напротив, я дала
Людей, которых Рим хвалил за их дела.
Пронырство льстивое меня не обольщало,
Из ссылки, из когорт я лучших возвращала,
И Бурр с Сенекою, что, не жалея сил,
Чернят меня... Но Рим высоко их ценил
Под именем твоим я всех благотворила,
Богатства Клавдия в ту пору рассорила,
Подаркам, празднествам я потеряла счет,
Но были куплены и войско, и народ.
Они Германика к тому же не забыли
И моего отца в тебе, Нерон, любили.
Дни Клавдия меж тем шли быстро под уклон,
Смерть близилась, и тут прозрел внезапно он,
И понял наконец, что сына обездолил,
Наследия лишил и трон отнять позволил,
И стал взывать к друзьям, но предали друзья:
Любимцев, стражу, двор - всех подкупила я.
Он звал Британика в тревоге запоздалой,
Но ложе смертное от всех я ограждала
В заботе будто бы великой... Он угас,
Но не был сын к отцу допущен в этот час.
Шла обо мне молва, позорила, корила.
Смерть императора от города я скрыла,
Казалось, все идет, как прежде, и пока
Нерону присягнуть Бурр призывал войска
И я тебя тайком вела к подножью трона,
Обманутый народ молился умиленно
О здравии того, кто был остылый прах,
И жертвенная кровь лилась на алтарях. {65}
Когда же наконец все войско присягнуло
И после стольких бурь спокойно я вздохнула,
Двойною вестью Рим был сразу оглушен:
Нет больше Клавдия, а цезарь ты, Нерон.
Вот преступления, в которых виновата.
Других за мною нет. И вот твоя отплата!
Сперва ты нежен был, вкушая сладкий плод
Моих бессонных дум, усилий и забот;
Полгода не прошло - и где же благодарность?
Ты отстранил меня. Кругом - одна коварность.
Твои наставники, признательность презрев,
Усиливают рознь и распаляют гнев,
И топчут, топчут все, чему учили сами.
Ты окружил себя беспутными юнцами:
Отон, {66} Сенецион {67} и мало ли других
Твоим порокам льстят и взращивают их.
В любви уязвлена и в гордости задета,
Я объяснения просила и ответа,