Нам снова не повезло. Как будто они читали наши мысли и знали наперед каждый наш шаг. Мы перестраивались, по ходу меняли тактику – ничего не помогало. И только когда нам пришлось совсем туго, Гоблину удалось подстрелить одного из мутантов. Да и то мне показалось, что мутант позволил ему это сделать. А почему бы и нет? Возможно, это игра должна продолжаться без конца. «Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейку», - вспомнила я «Наутилус-Помпилиус».
Мутанты отступили, Локи с Медведом столкнули в море труп, истекающий черной, похожей на мазут, кровью. Проффу перевязали раненое плечо и оставили под навесом на попечении Крысы-Ларисы, которая хоть и вздыхала по Гоблину, но все же пребывала в статусе «всехней» девушки.
Обычно после схватки все расходились кто куда. Поискать еды, потискать в укромном закоулке Крысу-Ларису, просто размяться. Мы с Гоблином развели костер, закопали в золу картошку и сидели, любуясь звездами. Раньше в городе никогда не было таких звезд – их приглушали огни.
- Кем ты была раньше? – спросил Гоблин.
- Мы же договорились, прошлое – табу, - ответила я, встряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные видения.
- Прости.
Мы замолчали. Из развалин доносились счастливые кошачьи вопли – там свили себе гнездо Оршавенд с Кляксой.
- «После боя сердце просит музыки вдвойне», - усмехнулся Гоблин. – Все правильно, смерть и жизнь. Оршавенд говорил, что раньше у них никогда не было такого чумового секса. Но вообще-то это проблема.
- Что именно? Оршавенд с Кляксой?
- Нет. Секс в постапокалиптическом обществе. Да и вообще, в любом закрытом и немноголюдном обществе. Пока парни держатся исключительно за счет давалки Крысы и не претендуют ни на Кляксу, ни на тебя. Но неизвестно, сколько такое продлится. В конце концов она всем надоест.
- Я для них старовата.
- Не в этой жизни. Ты очень еще даже ничего. Скорее, их смущает твой статус всеобщей мамы. Такой своего рода инцест. Но это преодолимо.
- Я не очень люблю антиутопическую фантастику, но обычно в таких книгах или фильмах женщины либо принадлежат всем, либо только доминантным самцам. Но, по любому, их мнения никто не спрашивает.
- Крысу и Кляксу действительно никто спрашивать не будет. Оршавенд – точно не альфа-самец, несмотря на силу. Если дело дойдет до драки, Медвед, Локи и Профф запинают его сообща. А Мистагог будет сидеть в уголке и хихикать в кулак, потому что гомик.
- А ты?
- А что я? – Гоблин поворошил золу палкой.
- Ты как раз вполне себе альфа.
- Но мне не нужен секс.
- Вообще? – не поверила я.
- Вообще.
- Для молодого мужика это не совсем… нормально.
- А кто тебе сказал, что я нормальный? Нет, я не импотент и не извращенец. Но мне действительно это не нужно. А если б было нужно, я предпочел бы тебя.
- Спасибо, - усмехнулась я, не зная, радоваться или огорчаться. – Такого оригинального признания мне еще никто не делал. Наверно, я польщена.
Когда я говорила, что в нашем с Гоблином взаимопонимании было нечто чувственное, я не лукавила. Но чувственность эта была какого-то иного порядка, нежели обычное физическое влечение. Одна моя знакомая, певшая в вокальном ансамбле, рассказывала, что испытывает странное ощущение, нечто эротическое, когда их с басом голоса сливаются в чистую октаву. Хотя вне пения бас нисколечко не интересовал ее как мужчина. Кажется, я понимала, что она имеет в виду.
Во время игры наши с Гоблином двойники – и мы вместе с ними – понимали друг друга с одного слова, одного жеста, полувзгляда. И было в этом что-то такое… странно будоражащее. Но лишь до того момента, когда я нажимала на Exit. В моей реальной личной жизни все было вполне благополучно, и Гоблин не присутствовал в ней даже мысленно, даже мимолетно. После катастрофы… Сначала шок и боль потери были слишком сильны, чтобы допустить какой-то интерес. Когда же мне удалось выстроить заслон между прошлым и настоящим, в наших отношениях ничего не изменилось.
Как и в виртуальности прежде, в новой реальности мы были всегда рядом. Но я не испытывала к нему ничего большего, чем дружеские чувства. Несмотря на то, что он был редкий красавец, по таким Голливуд рыдает (точнее, рыдал) крокодиловыми слезами. Настоящий герой. Однако было в нем что-то странное, холодное, что ли. И отсутствие потребности в сексе в эту схему вписывалось очень органично. Но в те моменты, когда мы смотрели друг на друга и словно читали мысли, я чувствовала все то же взаимопроникновение, вполне заменявшее секс – пусть не на физическом уровне, а, скорее, на ментальном.
- Ты действительно веришь, что наша победа может что-то изменить? – спросил Гоблин, перекидывая из руки в руку горячую картофелину. – Именно победа, а не отбитая атака.
- Не знаю. Очень хочется в это верить. Или хотя бы надеяться. Это дает хоть какой-то смысл. Если им удалось превратить реальный мир в компьютерную программу, и мы ее взломаем… Может, все это закончится, мы найдем других – ведь должны же быть другие люди на низших уровнях.
- И что это будет за жизнь?
- Во всяком случае, в ней не будет ежедневного ожидания смерти. Не будет бесконечной бессмысленной войны. И потом, ты не думал, что каждое наше поражение, нет, каждая наша непобеда – это смерть для людей на первых уровнях. Какой бы ни была жизнь потом – они больше не будут гибнуть из-за того, что мы не можем победить этих тварей.
- Наверно, ты права, - Гоблин очистил картофелину и протянул мне. – Ну хорошо, а если мы ошибаемся? Если мы победим – и ничего не изменится? Просто придут другие?
- Я не хочу об этом думать.
- А все-таки?
- Тогда у нас только два варианта. Либо сражаться, пока всех нас не поубивают, либо…
- Либо как советовал Медвед?
- Пойдем лучше спать, - не желая отвечать, я перевела разговор на другое. – Теперь светает рано. Не хотелось бы, чтобы они застали нас врасплох, спящими.
Гоблин молча подал мне руку, и мы пошли к своей «берлоге», освещая дорогу «факелом» из намотанной на палку тряпки, пропитанной гудроном. Поначалу у нас были фонари, но батарейки быстро сели, приходилось обходиться подручными средствами.
- Цирк уродов, - вздохнул Гоблин. – Факелы, развалины… И всякие пулеметы-гранатометы с неограниченным боеприпасом.
Наша с ним «берлога» представляла собой некогда обширное помещение на первом этаже многоэтажного дома. Когда он рухнул, потолочное перекрытие переломилось и сложилось шалашом. Рядом был большой универмаг, из руин которого мы притащили уцелевшие матрасы, подушки и прочие необходимые вещи.
Устроившись на ночь, мы погасили коптилку. Гоблин спал на удивление тихо – не храпел, не сопел, не ворочался. Как будто его и не было. Поначалу меня несколько смущало полное отсутствие интереса ко мне. Молодой мужик, экстремальные условия, спящая рядом женщина… Но я объяснила это себе изрядной разницей в возрасте и успокоилась. Меня это вполне устраивало – хотя легкая досада на заднем плане порою и пробегала. Сегодняшний разговор поставил все на свои места. Причины этой аномалии я не знала – но она меня почему-то ни капли не интересовала.
Обычно после боя я засыпала мгновенно, но в этот раз не спалось. Вопрос Гоблина о том, кем я была раньше, пробил брешь в моей защите. Воспоминания нахлынули, затопили. Как ни старалась я снова отгородиться от них, смогла лишь переключиться с прошлого на момент катастрофы…
В тот день нам действительно удалось сбить мутантов в кучу и подогнать к морскому берегу прицельным огнем с десяти точек. Мы уже знали, что мутанты не переносят воду – она растворяет их тела без остатка. Это была то ли оплошность программистов, то ли нестыковка разработчиков разных уровней. Дело в том, что пройти один из уровней можно было, лишь столкнув мутанта в реку. Видимо, это свойство автоматически распространилось на всю игру.
Потом никому не удалось вспомнить, кто именно сказал роковую фразу: «Им уже никуда не деться, давайте сделаем перерыв на кофе». Но согласились все. Мы играли уже несколько часов, кому-то хотелось в туалет, кому-то надо было позвонить, кто-то отсидел ногу. На счет «три» нажали «паузу», договорившись вернуться ровно через десять минут.
Я сидела перед монитором, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Сначала мне показалось, что низкий, едва слышный гул доносится из-за стены. Потом – что из колонок. Звук становился все громче, он раздавался уже отовсюду, резонировал в желудке, в черепе, раздирал тело в клочья. Я закричала и потеряла сознание.
Открыв глаза, я поняла, что лежу на груде обломков. Спина, голова, руки, ноги – все тело пульсировало невыносимой болью. Но через некоторое время боль начала стихать, и я, хоть и с трудом, но смогла встать.
Это было похоже на кошмарный сон, когда никак не можешь проснуться. Город исчез. В воздухе стояла пыль, пахло гарью. Кругом – руины, машины, сбившиеся в кучу на перекрестке, в отдалении что-то горело. И ни души…
Под ногой неприятно хрустнуло, я опустила глаза и снова чуть не упала с диким воплем. На асфальте лежал скелет женщины - синее пальто, черные сапоги, сумочка. Поодаль я увидела множество других скелетов – мужских, женских, детских. Все они выглядели так, словно с момента их смерти прошло лет сто.
Дальнейшее моя память милосердно прикрыла – видимо, чтобы избавить меня от сумасшествия. Кажется, я долго шла куда-то и никак не могла понять, где нахожусь. Как вспышки в темноте – вот я забираюсь в кузов перевернутого фургона, вытаскиваю из ящика пакет с нарезанным батоном. Устраиваюсь на ночлег в легковушке, вытащив из-за руля скелет водителя. Нахожу выброшенный из витрины магазина манекен, натягиваю серый комбинезон взамен своей порванной одежды и удивляюсь, что он кажется мне странно знакомым.
Потом уже мы подсчитали, что с момента катастрофы до нашей встречи прошла неделя, но для меня эти дни слились в одно страшное время. Я шла и не находила ни одного живого человека – только скелеты, скелеты, скелеты.