Вскоре Будный становится одним из идейных вождей белорусской Реформации и возглавляет ее радикальное крыло — так называемых антитринитариев. Они, известные также как «литовские братья» и ариане, выступали против большинства церковных обрядов и догматов, отрицали Святую Троицу, не верили в загробный мир и бессмертие луши. Отстаивая свои взгляды, Будный развернул активную литературно-публицистическую и издательскую деятельность. Громадных усилий потребовал от него и перевод на польский язык Библии, вышедший в свет в 1572 году.
После смерти Миколая Радзивилла Черного Будный находит себе нового могущественного мецената и брата по вере — белорусского магната Яна Кишку.
В своем замке в Лосске этот меценат создает типографию и делает философа ее полноправным хозяином. Тут Сымон Будный издает ряд книг, среди которых «Новый завет» с предисловием и комментариями, трактаты «О двух природах Христа», «О светской власти», «О главных положениях Христианской веры».
Будный выступает за творческую свободу личности и против религиозного фанатизма, пишет о необходимости освоения культуры других народов и изобличает православных деятелей, которые отмежевывались от достижений западноевропейской науки и образования.
Он переводит с французского и печатает книгу «О фуриях, или Французские безумства», где рассказывается о жутких событиях Варфоломеевской ночи, когда французские католики вырезали тысячи протестантов. Перевод звучит как предостережение гражданам Великого Княжества Литовского, в котором тоже шла религиозная борьба. Высокую оценку просвещенных читателей получают и отмеченные несомненным литературным талантом стихи Будного.
В конце жизни мыслитель разошелся во взглядах с бывшими соратниками. Он доказывал, что владение собственностью, работа на государственных должностях, участие в войнах не противоречат духу Евангелия. За это «литовские братья» отлучили Будного от своей общины.
Он вынужден был оставить Лосск, жил у разных случайных меценатов и в 1593 году в белорусском местечке Вишнево встретил свою смерть.
В Несвиже сохранилось здание, где размещалась типография Сымона Будного. Невдалеке от него воздвигнут памятник выдающемуся гуманисту и просветителю.
Шла Инфлянтская война (в российской историографии она известна как Ливонская). Стрельцы московских воевод топтали Беларусь, несли на ее землю смерть и мучения. Москва готовилась к большому походу. Иван Грозный мечтал о захвате Полоцка — крупнейшего и богатейшего города нашей страны.
В русской литературе существует давняя традиция идеализации Ивана IV. Его называют выдающимся дипломатом, философом, талантливым писателем. По понятным причинам эта тенденция успешно развивалась в годы сталинщины.
В бестселлере того времени — романе В. Костылева «Иван Грозный» царьбатюшка верно служит народу, ложится спать и встает с одной заботой — «как служить Богу и как истреблять врагов России». Подобные басни опровергают видные представители российской исторической науки. Н. Костомаров называл Ивана IV «чудовищем, которое лжет в каждом слове», а В. Ключевский — «зверем от рождения». С детства он имел садистские склонности: любил наблюдать, к пример как умирают в мучениях сброшенные им с высоких кремлевских крыш товарищи его игр. С годами садизм стал у царя жизненной потребностью: он собственноручно убивал бывших друзей, лишил жизни сына. Европа видела в не деспота, равного которому не было ни Старом, ни в Новом свете.
Кровавая тирания наполнила стран доносчиками и палачами. Русский на циональный характер получил в т времена мощнейшую прививку монархизма и великодержавности. Имени этот московский властитель оставил России в наследство уже полностью сформированное азиатское самодержавие, основанное на терроре против соб ственного народа. Не Грозным, а Ужасным называли его на захваченных землях.
Иван IV лично возглавил полоцкий поход. Если верить московским писцам царь вел 200 тысяч конницы, 60 тысяч пехоты и 80 тысяч обозных. Историки считают такие цифры сильно завышенными и соглашаются на 60 тысяч воинов, но и это была огромная сила. Войско имело на вооружении 200 пушек, в том числе четыре большие стенобитные и 36 камне- и огне-метальных. Пушки, порох и другое воинское снаряжение тащила на себе целая вспомогательная армия — 40 тысяч «черных людей». 31 января 1563 года эта орда остановилась на двинских берегах. Перед ней лежала главная твердыня Великого Княжества — город с девятибашенным замком, с двенадцатью монастырями и восемнадцатью храмами.
Совсем небольшой по сравнению с неприятелем гарнизон сдаваться тем не менее не собирался. Полочане даже устроили ночную вылазку с целью отбить у врага артиллерию. Защитники города могли бы выдержать длительную осаду, если бы не ошибки полоцкого воеводы Станислава Давойны.
Первый раз он просчитался, отправив из Полоцка — чтобы уменьшить число едоков — две тысячи крестьян, которые укрепляли стены. Царские люди изловили их и заставили показать лесные ямы с городскими запасами хлеба. Второй раз Давойна ошибся, когда отвел защитников в замок и поджег острог с посадами. Под прикрытием густого дыма стрельцы ворвались в город и перетащили туда пушки. В тот день пленниками стали 11 тысяч окрестных крестьян, укрывавшихся от захватчиков за полоцкими стенами. Вражеская артиллерия уже могла стрелять по замку прямой наводкой. Кроме того, московиты подвели подкоп и взорвали большой пороховой заряд, в результате чего выгорело триста саженей стены. Тем временем московское воинство опустошало Придвинье, выжигая от Диены до Дриссы деревню за деревней.
14 февраля царь приказал бить из огненных пушек, и за пять часов до рассвета крепость загорелась. После седьмого вражеского штурма воевода Давойна с депутацией в составе полоцкого епископа Арсения и лучших людей от шляхты вышел из замка и попросил пощады.
Полоцкая шляхта и пятьсот коронных рыцарей отказались сдаваться и оборонялись еще несколько дней, но судьба города была предрешена.
Царь пообещал сохранить защитникам Полоцка свободу и имущество. Воевода Давойна, словно забыв, что государственного слова в Московии никогда не держали, выступил из крепости со всем войском и артиллерией.
Посмеявшись над верой полочан в его обещания, царь Иван окружил пленных сильной охраной и повелел пять дней не давать им есть. Мирных горожан выгнали в поле и также взяли под стражу. Городскую казну, собственность купцов, шляхты и всех зажиточных людей царь присвоил и отправил в свою столицу.
Обещанную свободу получили только польские рыцари. Они должны были сообщить великому князю и королю Жигимонту Августу, что московский властелин войны не жаждет, а хочет лишь вернуть «свои» Волынь, Галицию и Беларусь до самой Вильни.
Среди жителей Полоцка было много иудеев. Их, от стариков до младенцев, постигла страшная участь — погибнуть подо льдом Двины и Воловьего озера. Псковская летопись повествует: «Которыя были в городе люди жидове, и князь великий велел их с семьями в воду в речную вметати и утопили их». Такая же судьба ожидала католиков. Царские татары порубили саблями монаховбернардинцев и предали огню их храм. В тот день последний раз молились Богу и братьядоминиканцы. Царь отдал приказ безо всякого суда лишать жизни всех, кто крестится не поправославному.
После той резни в городе появились первые католические святые — мученики Адам, Доминик и Петр, погибшие от стрелецких сабель. Предание утверждает, что в Полоцке, когда требовалось скрепить грамоту печатью, царь выгонял всех прочь, чтобы не видели, как с его рук капает кровь.
Город превратился в гигантское пепелище. Сгорела вся его укрепленная часть, где было три тысячи дворов. Воеводу Давойну с женой и детьми, епископа Арсения, знатных полоцких шляхтичей Немировича, Корсака, Ешманов и других царь отправил в Московию. Оккупанты объявили всех горожан пленными, истребили полоцкое рыцарство, которое отказалось перейти на службу к тирану. Стрельцы на глазах у мужей и родителей насиловали уважаемых матерей семейств и юных девушек. Шляхту, мещан, всех, кто скрывался в городе, Иван приказал вязать и угонять на восток.
Участник войны итальянец Александр Гванини, служивший витебским комендантом, в своей «Хронике Европейской Сарматии» сообщает, что московский царь вывел из Полоцка 50 тысяч пленных. Польский историк Мацей Стрыйковский (он в то время также служил в Витебске) добавляет, что гнали их не по-христиански, а как иудеев к Вавилону: и женщин, и детей вели связанных веревками и кое-как одетых. Людей почти не кормили, и они сотнями умирали на зимних дорогах от голода и мороза.
Почти никому из пленников не посчастливилось возвратиться на Родину. Тех, кто не остался в сугробах, в Московии развезли по разным городам и усадьбам. 665 полочан по царской воле зарезали в темницах.
В отделе рукописей Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина в Петербурге хранится «Псалтырь» второй половины XVI века, где можно прочесть: «Написана сия книга рукою многогрешного и недостойного раба божего Ивана полонянина полоцкого в заключении и во двоих путах связанного».
Вопрос о государственной унии с Польшей остро поставила на повестку дня прежде всею Полоцкая война. Наша страна не могла собственными силами отразить нападение восточного интервента, освободить оккупированную московским войском Полотчину. Уже в 1562 году, собравшись надполевой сойм пол Витебском, шляхта Великою Княжое I на Литовскою приняла обращение к королю и великому князю Жигимонту Августу с просьбой об объединении государств и создания «общей обороны».
В 1563 году на варшавском сойме при участии делегации Великого Княжества начали официально обсуждаться условия объединения. Польская сторона, ссылаясь на старые акты времен Ягайлы, добивалась фактически полной инкорпорации Княжества, а наши послы настаивали на полностью равноправном союзе. Сохранение независимости Великого Княжества Литовского было принципиальной позицией магнатов — Радзивиллов, Халкевичец, Вяловичей и других.
Споры продолжались не один год, между тем трудности войны все острее требовали новых сил — помощи от Польши. Шляхта, наиболее страдавшая от неравной борьбы с Москвой, соглашалась на польские условия и просила монарха срочно созвать общий сойм для подписания унии.
Совместный сойм Великого Княжества Литовского и Польского Королевства для рассмотрения дела унии собрался в январе 1569 года в Люблине. Вновь обнаружились принципиальные расхождения в предложенных делегациями условиях объединения. Сенаторы и послы нашего государства даже свои совещания проводили отдельно. Поляки обратились к Жигимонту Августу, чтобы тот заставил литвинов присоединиться к коронному сойму и принять польские условия. Возмущенная делегация Княжества оставила Люблин. Тем временем польские паны, используя момент, добились присоединения к Короне богатых земель Великого Княжества — Подляшья и Волыни. Затем точно так же были инкорпорированы Киевское и Браславское воеводства.
В Вильне возмущались, даже рассматривали возможность войны с Польшей, но еще более ослабленному потерей богатых территорий Княжеству не оставалось ничего иного, как вновь прислать делегацию на Люблинский сойм. Наши магнаты делали все, чтобы отстоять максимальную самостоятельность своего государства.
В конце концов обе стороны сошлись на компромиссных условиях объединения, и 1 июля 1569 года присягой присутствующих сенаторов и послов был принят акт государственной унии — явно компромиссный и поэтому противоречивый по содержанию. В соответствии с Люблинским актом Польское Королевство и Великое Княжество Литовское объединялись в «одну общую Речь Посполитую» с одним монархом (король польский являлся одновременно и великим князем) и соймом. Предусматривались также единая монета и единая внешняя политика. На территории всего объединенного государства провозглашались равные права шляхты. Однако кроме этих унитарных принципов акт содержал и нормы федеративного объединения: Великое Княжество сохраняло в рамках Речи Посполитой свое название и титул монарха, собственную армию, систему государственных должностей, казну и даже право. Правда, предусматривалась переработка Второго Статута, чтобы приблизить его к польскому своду законов (однако новый кодекс права, Статут 1588 года, наоборот, еще больше отмежевывал Великое Княжество Литовское от Польского Королевства).
Уния Великого Княжества и Короны по Люблинскому акту временно удовлетворила обе стороны. В тех сложных условиях она позволила и осуществить необходимое объединение, и сохранить самостоятельность Княжества, а главное — завершить победой войну с Московским царством. Созданная Речь Посполитая была по сути государством федеративного типа, которая могла эволюционировать и в сторону унитаризации, и в сторону обособления объединенных стран.
На коронацию Степана Батуры (Стефана Батория) и его обещание отвоевать Придвинье Иван Грозный откликнулся оскорбительными словами, что сам он, мол, не царем себя и не помнит, ибо стал монархом «по божию изволению, а не многомятежному человечества хотению». Заявление кремлевского тирана не смутило монарха Речи Посполитой. В Полоцкой войне приближалась развязка.
В июне 1579 года Батура приехал из Вильни в Свирь, где военный совет постановил овладеть Полоцком, «ключем Ливонии и самой Литвы». Монарх издал два манифеста: к армии и к народу, где объявил, что поднимает меч на царя, а не на мирных жителей. В начале августа его войска уже подходили к городу. Они поднимались берегом вверх по Двине, и оккупанты, чтобы запугать неприятеля, пошли на новое преступление: полочан хватали на улицах, убивали, а изувеченные тела привязывали к бревнам и пускали по течению.
В Диене Батура переправился через Двину по сооруженному из лодок мосту. Двигаться дальше было трудно, так как придвинские поля за годы московской оккупации заросли густым лесом. Венгерская пехота шла впереди, делая просеки и настилая дорогу через болота. 11 августа наше войско взяло Полоцк в осаду. Подробное описание тех событий оставили польские историки Мацей Стрыйковский и Марцин Бельскип, а также королевский секретарь Рейнгольд Гейденштейн.
Скрытно объехав город с канцлером Яном Замойским и воеводой Каспаром Бекешем, великий князь Батура расставил свои вооруженные силы следующим образом.
На правом фланге берег Двины напротив Заполотья заняли венгры Бекеша. Войско Великого Княжества с дружиной Радзивилла стояло от Двины до покинутого монахинями Спасского монастыря. За Полотой от монастыря до Воловьего озера разместились поляки с королевской ставкой. Левый фланг от озера до Двины держали немецкие полки.
Осада началась с артиллерийского обстрела Заполотского посада. Московиты оставили его и перешли по мосту в Верхний замок. Отступая, они с четырех сторон подожгли посад, где жило мирное население, и за несколько часов Заполотье выгорело дотла.
Каспар Бекеш бомбардировал Верхний замок, однако ядра лишь пробивали стены, не разрушая их. Не принес успеха и обстрел раскаленными ядрами. Находилось немало смельчаков, которые, набрав сухих смолистых дров, переходили вброд Полоту, под градом пуль и бревен карабкались к замковым стенам и поджигали их. Оборонявшиеся спускались по веревкам, гибли друг за другом, но все же успевали погасить огонь.
Полоцкая осада была невероятно тяжелой. Каждый день лило с неба, и по войску ползли слухи, будто дождь насылают чародеи, которых в Московии чрезвычайно много. Обозы с провиантом застревали в непроходимой грязи, лошади падали от усталости и в лагере осаждавших запахло голодом.
Воины не желали больше терпеть и рвались на штурм, чтобы овладеть Полоцком или погибнуть.
Герольды объявили указ Батуры: тот, кто подожжет замок так, чтобы его уже не погасили, получит покоролевски щедрую награду. Фортуна улыбнулась мастерумеднику, который поджег угловую башню, откуда ветер перебросил сильное пламя на стены. Это случилось в первый за все время осады сухой и солнечный день. Израненный стрелами герой получил шляхетство и фамилию Полотинский (от реки Полоты).
Гарнизон подумывал о капитуляции, но венгерские солдаты изрубили пятерых парламентеров, так как рассчитывали на богатую добычу, а потому не хотели добровольной сдачи города.
Великий князь Батура отложил генеральный бой до утра, однако его соотечественники, подогретые рассказами о полоцких сокровищах, не в состоянии были больше сдерживать себя и самовольно ринулись на штурм. Они трижды за ночь бросались на Верхний замок и трижды откатывались назад. В запале боя произошла кровавая стычка между ними и поляками.
Ночью осаждавшим удалось поджечь еще одну башню и подкопаться вплотную к стенам. Воевода Петр Волынский сообщил, что гарнизон сложит оружие, если Батура сохранит оборонявшимся жизнь. Король пообещал дать свободный проезд тому, кто захочет возвратиться домой, и право свободно жить в Полоцке пожелавшим остаться. Остальные царские воеводы и поставленный Москвой епископ Киприан пытались взорвать Верхний замок, но сами же стрельцы не позволили им этого. Боясь кары за сдачу города, воеводы и владыка затворились в Софийском соборе, откуда победители выводили их силой. Вместе с Верхним замком сдался и Стрелецкий.
Увешанные иконками московиты выходили из замков и делились на две части: одни шли на службу к королю и великому князю, другие выбирали возвращение на родину. Степан Батура лично следил, чтобы его обещания не нарушались.
Московские разрядные книги сдачу города описывают следующим образом: «Король Стефан Пол отек взял изменою, потому что изменили воеводы, что были худы, а милы были им жены, а как голов и сотников побили, то воеводы город сдали, а сами били челом королю в службу с детьми, с людьми и со стрельцы. Всего воинского люду в Полоцке было 6000». Во время Полоцкого похода войска Батуры овладели и построенными московитами замками.
До захвата Полоцка Иваном Грозным этот город превосходил богатством и численностью жителей саму Вильню.