Он жив. И что же я наделала… Меня внезапно пробрал испуганный холод, но я тем не менее тихо спросила:
— Есть хочешь?
Он медленно покачал головой, словно не уверенный, что она на месте. Я снова поднесла к нему ладони, наливая до краёв этим странным сиянием, которого он, как я понимала, не мог видеть. Жёлтым, а ещё зелёным. Щёки да Лигарры чуть порозовели. Теперь он был в безопасности. Я поняла это в один миг — и сразу закрыла поток.
— Ты не ушла с ними.
Его голос был хриплым и тихим.
Он не спрашивал. Он был шокирован. А я поняла, что он оставался в сознании, когда я чуть не дралась с поисковой бригадой.
Я помогла ему сесть и пожала плечами.
— Раз ты слышал, ты знаешь, почему.
По телу да Лигарры пробежала дрожь. Подобравшись, он уткнулся носом в колени и часто, отрывисто дышал. Я испугалась, в порядке ли он, но потом поняла, что с ним происходило. Как же это было в его глазах — наверное, ещё хуже, чем в моих. От казни и пыток его спасла женщина-бриз, вылечила каким-то неведомым (могу допустить, что неведомым) способом, притом отказалась от своего народа. Он отлично понимал, что назад мне дороги не было — и теперь он почти обезумел от неясности своего душевного состояния. Да Лигарру раздирали такие сильные и противоречивые чувства, что даже смотреть на него было страшно.
— Почему..? Как же ты теперь..?! Зачем ты..? — тихо прошептал он, — Ты разве не понимаешь…
— Мне надоело, что меня используют, — ворчливо произнесла я, отстраняясь от подступающего страха.
— Но ты… но я же..! — ему не хватало дыхания. В сцене крушения риннолёта, ситуации куда менее предсказуемой и более жуткой, из нас двоих именно он не впал в истерику. Что ж, пришла моя очередь держать лопнувшую плотину…
— Карун. Не гони Тень знает что. Давай устраиваться на ночь, пока не стемнело. Одеяло твоё — я удержу температуру сама. Оно с подогревом, так что не замёрзнешь.
Он сморгнул и кивнул. Плохо человеку. Мне казалось, что Карун с трудом понимал, что я ему говорю. Его огромных душевных сил хватало для удержания рамок, но внутри его всё тряслось. Буря переполнявших эмоций окатывала его дрожью. При том, что на самом деле всё было ещё сложнее, но про это не стоило даже думать… Не в такой ситуации, как наша.
Вздохнув, Карун завернулся в одеяло и тихо лёг на камень.
На пещерку опустилась ночь. Я уселась в угол, положила на колени сумку и задремала.
Я проснулась от нестерпимого холода, глубокой ночью, цокая зубами… Я пережила секундное недоумение, а потом поняла, что допустила чудовищную ошибку! Взрослый бриз, прошедший полное обучение, никогда бы её не сделал! Голодная, уставшая, перелившая в да Лигарру все силы, я не могла поддерживать температуру тела слишком долго… Я «покрутила» внутренний «тумблер» так и эдак, но тепло не пошло. Неоткуда. До меня начало доходить, что дела плохи. Поёживаясь, я сжалась в комок и хлюпнула носом.
Нет сил — значит, наутро я не смогу даже лететь — а мне это и так пока плохо удаётся! Вот же Тень проклятая! Но признать, что отец был прав, мне не позволяла гордость. Я дура, спору нет, но я выживу.
Да Лигарра появился рядом так тихо, что я испугалась. Когда было нужно, он передвигался совершенно бесшумно.
— Ты стучишь зубами, как костями гремишь. Спать невозможно, — проворчал он, накрывая меня одеялом, — Давай. Так всё же теплее. Давай же, ну… простудишься.
Секунду поколебавшись, я позволила ему обнять себя за плечи. Хотя я тащила его на себе несколько часов, но прижимать к себе больного человека — это вовсе не то же самое, что сидеть рядом со вполне живым мужчиной. Аллонга не касаются друг друга. Вы поймите меня правильно — я вовсе не была ритуально чистой недотрогой, хотя сейчас это вызывало у меня только смущение. Лежал на моей душе серьёзный грешок — ещё со школьных, с «Раньяты», времён — но я тогда была уверена, что мы с моим парнем поженимся и никто ничего не заметит. Отец, наверное, прибил бы меня тогда, узнай он про мои «подвиги». Числился за мной и набор боевых «трофеев» — кавалеров, не вынесших моего характера — однако, естественно, со многими из них приходилось обниматься и даже целоваться. Но я продолжала считать, что дистанция — это всё. Что бы там ни было. И то сказать, все эти целования и касания так и остались для меня достаточно неинтересными — я не видела смысла в том, чтобы тратить на них время, да ещё и выходить ради этого замуж…
Холодно. Боги, как же холодно. Я дрожала, но только отчасти — от того, что замёрзла. Куда больше меня беспокоило наше отчаянное положение. Я влипла. А ему теперь как быть?.. если мы вернёмся в Низины — куда ему со мной деваться?! Сдавать на опыты? Мамочки, как же мне быть?! Мне нельзя ни назад в Адди, ни обратно в Мир!!!
Приличия — да какая уже была разница… Снова потянув носом, я всё-таки прильнула щекой к его тёплому телу, к груди и боку. Почему-то, хотя мы уже который день таскались по Горам, он всё равно пах кофе и табаком. Я услышала стук его сердца под ухом и звенящую тишину снаружи, и внезапно моим собственным плотинам пришёл конец.
Я разрыдалась.
— Санда… — пробормотал да Лигарра в растерянности. Ну нет на свете мужчины, знающего, что делать с плачущей особью женского пола!
— Карун! — закричала я, — Мне страшно! Мне очень страшно, ты понимаешь?! За каждым поворотом может быть всё, что угодно! Моя жизнь превратилась в какую-то геометрическую прогрессию дерьма… Мне чудовищно страшно…
Хреновый из меня бриз… ох, какой же хреновый. Да этот человек продаст меня на запчасти и ещё карьеру сделает… Какой Тени я его спасла..?
Внезапно да Лигарра нагнулся ко мне и поцеловал.
Он целовал меня так, как этого не делал ещё никто — неудержимо, зло и бережно, так что я оцепенела… а потом моя спина, руки, ноги, голова стали как ватные. Я смутно осознала, что я… внезапно и резко обнимаю его за шею, и что он сгребает меня обоими руками, под спину и за талию — и между нами, между нашими телами, уже не остаётся ни капельки воздуха, и что мы падаем на камни, и он разнимает мою кофту, задирает блузку, целует шею, окаменевшую от желания грудь, вздымаемую частым-пречастым дыханием, сдирает с себя рубашку… Он целовал меня в губы, щёки, глаза, а я почти плакала от охватившего меня безумия… Меня не было. Я хотела его до такой степени, что мало не слепла, и не могла пошевелиться.
Ощущая телом каждый новый кусочек его кожи, я дрожала, как от лихорадки, и в миг, когда он изо всех сил прижал меня к себе и провёл рукой по моим волосам, точно спрашивая разрешения идти дальше — меня поглотила тьма… Я раскрылась навстречу его ярости и страсти — обнаженная, свободная, полностью от него зависимая и безумная. Кажется, я разодрала ему спину… Этого не могло быть. Мы не могли быть…так. Но это было…
И много позже, когда мы медленно, очень медленно начали приходить в себя, он не на миг не выпускал меня из рук, и я тонула в волнах слепой и первобытной благодарности, не знаю, чьей… нашей общей на двоих… и бесконечного облегчения, как будто мы оба наконец начали дышать… Я обнимала его, неловко скользя щекой по щеке, касаясь носом самого краешка его русых волос — и не могла поверить… я не верила, что это происходит наяву, а только тискала его за шею и всхлипывала, немея от этого тёплого необыкновенного ощущения, когда он бережно трогал губами мою кожу… Это напоминало сон или бред, и потому не знаю, когда же мы действительно заснули…
Утром я проснулась мокрая и озябшая. Туман стелился за входом в пещерку, покрывая мир слоем влаги. Где-то капала вода. Мы так и лежали, крепко обнявшись, на разбросанной одежде и мятой сумке. Мягко отстранившись от меня, Карун что-то пробормотал про костёр и встал. Закутавшись в одеяло, я смотрела, как он чиркает ножом по камню, роняя искры на мокрые ветки — обнаженный и сильный. И ни капли не мой. Я не знала, сожалеет ли он о том, что с нами произошло ночью. Потом я ощутила, что мои щёки горят — загадочные силы Дара возвращались ко мне — потому, наверное, мы не и околели за ночь на этих камнях — об меня запросто можно было греться. Теперь я могла слететь с карниза — я была в этом уверена. Спору нет, подумала я отстраненно, пережитое было получше любого ужина и сна…
Словно услышав мои бесстыжие мысли, да Лигарра глянул на меня исподлобья, и в его глазах таилось что-то, чего наяву я от него никак не ожидала — бесконечное, живое тепло. И ещё, быть может, на миг — мальчишеская растерянность — будто произошло что-то совершенно для него неожиданное. А потом он снова опустил глаза — с абсолютно недвижимым лицом, хотя, может, чуть медленнее, чем обычно.
Наверное, мы оба думали об одном и том же — что у охватившей нас животной страсти нет будущего, и что родилась она никак не вчера… Но ей бы никогда не ожить, ни за что, никак, если бы не… не всё это. Где ночь застала, фактически выкинутые из официальной жизни — может быть, в его системе координат что-то такое и допускалось (и я даже полагала, что регулярно случалось!), но уже никак не в моей. Это было немыслимо в обоих мирах Мира. И там, где мы оба должны были соблюдать Порядок Вещей, а он был холодным безупречным человеком власти — и там, где он был злодеем из Комитета, приговоренным бризами к смерти. Нет, конечно, это была не только страсть. В нашем возрасте главным органом удовольствия был, в первую очередь, мозг, а уже потом всё остальное. То, что ниже пояса. Но и это — оказалось для нас… слишком живым.
…И пожалуй даже… совершенно для меня обезоруживающим…
Не вылезая из-под одеяла, я надела брюки и кофту; встав, я пасмурно запустила руки в сумку. Секс сексом, но позавтракать нам обоим следовало. Еды было крайне мало.
Не глядя на Каруна, я разломила ломоть хлеба и кусок сыра пополам. Смысла экономить, по-моему, не было. Остатков того, что я уволокла из дому, нам едва хватало, чтоб заморить червячка. Итак надо было подкрепить силы и попытаться найти еду в живой природе. К тому же, что-то подсказывало мне, что пережитое Исцеление для человека отнюдь не безразлично — откуда берутся силы для такого бешенного заживления? Кажется, из его же личных резервов — итак пополнить их надо как можно скорее. Всё так же не глядя друг на друга и сидя на камнях, мы молча поели, потом да Лигарра встал и молча оглядел козырёк.
— Без выхода, да?
— Ага.
Ну, посмотреть друг на друга нам всё-таки пришлось. Карун вздохнул. Я встала и протянула руки.
— Обними меня, что ли… Потому что за руку, боюсь, я тебя не удержу.
А он высоты боится, напомнила я себе. Как всякий нормальный аллонга, впрочем. Но да Лигарра мужественно позволил мне столкнуть себя с края пещерки. Его руки на миг стали каменными, и я чуть не крикнула от боли, но уже через миг он совладал с собой и ослабил хватку. Я вдруг ощутила, как бешенно зашлось его сердце у меня под ухом — и он только с трудом взял себя в руки и отстранился.
Я приземлилась на камни — отсюда до воды было уже рукой подать. Солнце уже поднялось, когда нам удалось спуститься к реке. Да Лигарра чувствовал себя жутко неловко, вынужденный доверяться мне в нашем щекотливом способе передвижения.
— Что будем делать?
— Понятия не имею.
— В этом месте мне следовало стать в позу и воскликнуть, о чём же ты думала, покидая да-Карделл, — пробормотал Карун, — Только я представляю, что ты скажешь.
— Правильно — о тебе, дурак набитый, — сварливо проговорила я, — О том, что ты валялся в крови в этой башне, а мне предлагалось слушать лекции профессора Лак`ора по истории Горной Страны. И начинать новую жизнь. На знаю, что на меня нашло, но когда я себе всё это сказала…
— Не надо про это, — внезапно хрипло попросил Карун, ковыляя по камням. Странное, наверное, переживание — ощутить лютые страдания, почти умереть и вернуться к жизни таким необычным образом. Из солидарности я тоже шла "на полную ногу", хотя пьяное ощущение полёта манило всё сильнее — вот чуть-чуть, сейчас, перепорхнуть через этот или тот камушек, ведь это ничего не будет мне стоить в плане растраты сил..! Но я решила, что буду это контролировать. Дар принадлежит мне — а вовсе не наоборот.
Я вздохнула.