Алекс опять побледнел, пошатнулся и, прислонившись к стене, присел отдохнуть после мозгового шока. Молчун примостился рядом, настроившись на любимую волну. Энди решил познакомиться с другими невольными обитателями камеры. Посредине квадрата, образованного сверхпрочными стенами, в позе какальщика сидел здоровенный детина с бритым затылком, на майке у него блестел значок студиозуса. На бесхитростном лице детины застыло умильное выражение. Периодически он поглядывал по сторонам и негромко гудел.
- Что ты делаешь? - изумился Энди.
Лицо крепыша расплылось в улыбке. Он еще раз зыркнул по сторонам и ответил:
- Рою подземный ход!
У Энди отвалилась челюсть: чтобы человек усилием мысли рыл подземный ход - такого он еще не видел.
От стены, где сидел мужчина с заросшими щеками и лысый скуластый парень с безжизненными глазами вэйвера, раздался смех.
- Эй, Орсон, хватит прикалываться, - гулко сказал небритый мужчина.
Крепыш перестал гудеть и, легко поднявшись, протянул Энди руку, озорство так и струилось из его глаз.
- Меня зовут Орсон, - рукопожатие его было мощным, но вампир с особенностями его организма мог бы сжать еще сильнее. - А это мои друзья: вэйвер Филип, которого мы называем Пип, и просто Филип.
- Я - Энди. Вон там - Алекс и Молчун. Молчун тоже вэйвер, - представился вампир. - С нами был еще диг...
- Всех дигов нужно закопать поглубже, - незлобно улыбаясь, сказал Орсон. Похоже, он все время улыбался. Вэйвер Пип открыл глаза и спросил:
- Курить есть?
Энди отрицательно покачал головой и посмотрел в угол, расположенный диаметрально противоположно зловонному отверстию в полу. Там разместился еще один бедняга в темном плаще и коричневой элегантной шляпе. На носу его поблескивало пенсне. Небритый Филип перехватил взгляд вампа и пояснил:
- Это Гордон. Он здесь дольше всех нас, вместе взятых.
- Меня зовут Энди, - подошел вампир к Гордону и, заметив под плащом белый воротничок, добавил, - патер...
- Просто Гордон, - ответствовал тот и обнажил в приветливой улыбке типичные только лишь для вампа зубы. Энди ответил ему тем же и присел рядом с ним.
- Я слышал, что с вами был диг? - полюбопытствовал Гордон. - Не беспокойся о нем. Диги губят наше общество, ибо у них нет бессмертной души...
<Мало>, что этот патер - вамп, он еще и сумасшедший>, - подумал Энди и спросил у Гордона, что же такое, по его мнению, душа.
- Душа - это очень сложное явление, вид материи, существующий независимо от нашего сознания. Душа состоит из семи сфер, каждая из которых вложена в предыдущую, а первая вложена в последнюю, - совершенно серьезно объяснил Гордон. - Сигареты есть?
- Была одна, но и ту отобрали. Нас ободрали, как липку, - сокрушался Энди.
- Плохо, - нахмурился Гордон.
Энди грустно покачал головой и решил вступиться за Тайтуса:
- И все-таки, Гордон, диги неплохие парни, во всяком случае, некоторые. Они безвредны, как вэйверы, и более похожи на нормиков, чем, например, шаггеры...
Патер Гордон смотрел на Энди, как на маленького ребенка, только выучившегося говорить. Затем он не спеша протер пенсне.
- Знаешь ли ты, Энди, что у дигов отсутствуют вкусовые и обонятельные нервные окончания? Что они видят мир черно-белым, а диапазон их слышимости ограничен? Что у них плохо развита тактильная и болевая чувствительность? Но это все мелочи по сравнению с тем, что у дигов нет бесценного дара Господа Бога - души!
Энди не рискнул спросить, что такое Бог.
- Но дигов все-таки очень мало, - сказал Энди и поперхнулся, встретив полный негодования взгляд Гордона.
- Верховный вершитель зла - Сатана - один-единственный, а диги - суть диаволовы приспешники, то бишь бесы. Эй, что с твоими руками?
Энди увидел, что на его правой руке, на мизинце, ноготь отделился от своего ложа и упал на пол.
- У тебя начался катаболический процесс, Энди, - а когда несчастный кровопийца рассказал ему о лже-девушке, патер пояснил:
- Этот трансвестит ускорил катаболизм твоего организма, да и твоего друга тоже.
Но разговоры ничем не могли помочь, и Гордон достал из кармана плаща коробочку с таблетками.
- Это гемоанаболик. Проглоти одну и дай еще своему другу. Это, конечно, не даст такого наслаждения, но зато позволит продержаться некоторое время, - патер Гордон мечтательно откинул голову. - Ах, как давно я не ощущал хруст прокусываемых сосудов...
Энди поблагодарил и поспешил на помощь к Алексу. Тот в полуобморочном состоянии подозрительно обнюхал таблетку, но все-таки проглотил. Молчун вдруг встал, подошел к вонючей дыре и, повернувшись ко всему миру спиной, начал поливать отверстие. Звук струи напомнил кое о чем Энди и Алексу.
Когда они сделали свое дело, зашумел экран телевизора, на нем появилось багровое поле, украшенное пеплом и воронками. Энди, Филип и Орсон с радостными криками поустраивались у мелькающего экрана. На поле с двух разных сторон выбежали спортсмены, слева - в броневых доспехах желтого цвета, справа - в красных с белыми полосками, в руках у каждого было оружие. Из середины поля поднялась платформа, на которой лежал колючий, как еж, мяч.
Небритый Филип развернул <Спортивную> (все-таки заключенным позволялось иметь безделушки, подумал Энди) и с умным видом стал ее изучать.
- Сегодня играют <Стрейнджеры> и <Бизоны>, - сообщил Филип. <Стрейнджеры> - моя любимая команда, <Бизонам> до нее далеко.
- А какого они цвета? - спросил Энди, который был абсолютно другого мнения.
- Понятия не имею, - после долгих раздумий признался Филип. А глядя на озорное лицо Орсона, Энди понял, что его можно не спрашивать.
Красные и желтые ринулись к мячу и друг к другу, попутно поливая все и вся пулеметным огнем, многие пули попадали в своих же сокомандников. Смертоносный металл срывал пластинки брони с тел спортсменов, кое у кого брызнули струйки крови, но пока еще никто не упал. Наконец, был нанесен удар по мячу, и в то же мгновение началась ужасная неразбериха в середине поля: закованные в броню гиганты, развившие уже приличную скорость, сталкивались лоб в лоб, увеличив вдобавок прицельность непрерывного огня. Энди, Филип и Орсон возбужденно уставились в экран, а когда один желтый спортсмен с раскореженными грудными пластинами упал и не поднялся, они довольно закричали, махая в воздухе кулаками. Алекс, к которому после гемоанаболика вернулось хорошее самочувствие, скучающе слонялся по камере, вэйверы слушали свои волны, а патер Гордон листал затрепанный журнал для мужчин.
Закончился первый тайм. Во время перерыва спортсменам срочно клепали новые бронепластины, пополняли запасы боекомплектов, а медики вводили в их организмы бешеные дозы стимуляторов и, если кто был ранен, обезболивателей. Во втором тайме на поле выпускались дополнительные силы, вооруженные ракетами. А относительно счета - он так и не был открыт, если не считать десяток продырявленных, как решето, неподвижных тел, которые техники в спешном порядке вывозили с поля.
Как только спортсмены вновь заняли свои места на поле, прозвучал свисток судьи, и... К огромному ужасу и возмущению фанатов этого зрелищного спорта телевизор чмокнул и погас. Орсон, не находя выхода для своего гнева, даже заколотил кулаками по серому экрану, но его похвальные старания оставались тщетными.
По решетке двери провели дубинкой-станнером. Щуплый черноволосый надзиратель с хмурым обликом принес ужин.
- Вас уже девятеро, гады? Вы что, размножаетесь? - поинтересовался он, просовывая под решетку ужин на картонных тарелках, а между прутьями - какое-то питье в бумажных стаканчиках. - Приятного аппетита!
Трайкеры, очнувшись от своей техно-болтовни, ринулись к кормушке и первыми выбрали себе порции. Патер Гордон с усмешкой превосходства наблюдал за ними. Затем уже медленно разбирали тарелки и стаканчики остальные, патер замыкал шествие.
- Не пейте сразу всю воду, - предупредил Гордон новичков, - это на шесть часов, иначе от жажды вам придется пить из этого благоухающего отверстия. И, черт возьми, не выкидывайте стаканчики и тарелки - это необходимая для вас же бумага. Свой журнал потом я рвать не позволю.
Проинформировав их таким образом, патер поправил пенсне, завел очи вверх и громко, с искренним чувством произнес:
- Благослови нас, Господи, и благослови нашу вечернюю трапезу! И спасибо тебе, Господи, за то, что она у нас есть!
<Этого>Бога хоть раз накормить такой трапезой>, - мрачно подумал Алекс, глядя на нечто бесформенное, серое, покрытое пленкой слизи - содержимое своей тарелки.