— Ну, это вы дали, Назар, — покачал головой Малаганов. — Месть за брата — это анекдот, а не исторический факт.
— Во-первых, дал не я, а программа, — сердито фыркнул Назар. — А во-вторых, я уверен, что классовую борьбу всерьез ведут только по личным мотивам. Нельзя ненавидеть самодержавие. Страстно ненавидеть можно только убийцу брата. Так, чтоб потом весь род обидчика под корень извести… Да я вам сколько угодно примеров найду!
— Хорошо, допустим. Так что же, революции не было?
— Ну, вот не надо этого скепсиса! Революция была. Объективные исторические законы никто не отменял. Но помните: есть такая партия! Так вот, в этом файле такой партии не было. И вот какой бешбармак в результате получился. Царь Николай отрекся от престола в пользу своего брата Михаила. Тот тоже подписал отречение, но с оговоркой: если, мол, Учредительное собрание сочтет нужным, то он возглавит страну. Потом лет пять в России был сумасшедший дом. Особого кровопролития не было, так, парламентарии друг друга за бороды таскали. Николая, правда, под горячую руку расстреляли. Но семью не тронули, оставили на поселении в Тобольске. Там скончался бедняга царевич Алексей. А уже в 23-м году вдову с царевнами и Михаила с семьей перевезли в Царское Село. Домашний арест продлился еще пару месяцев, а затем Дума большинством голосов высказалась за реставрацию. Так у нас появился новый царь — Михаил II. При нем Россия выиграла Вторую Отечественную Войну, как ее здесь называют.
— А кто сейчас на престоле? — поинтересовался Малаганов.
— О, сейчас в стране назрел династический кризис, — с удовольствием сообщил Назар. — Ныне царствующему Александру IV Георгиевичу шестьдесят пять лет. Он еще о-го-го, тем более что монархия у нас очень сильно конституционная. Задача императора — блюсти этикет. Но царская кровь — некая мистическая субстанция. Обществу нужен этот фетиш. Наследник престола, который спокойно дожидается своей очереди, внушает уверенность в завтрашнем дне. Преемник, как говорится, — хмыкнул Назар. — В общем, наш великий князь Михаил повторил подвиг прадеда. Пару лет назад он женился морганатическим браком и утратил права на престол. И теперь потомки Николая надеются восстановить свои права… Да вот хотите, я включу вам местный выпуск новостей…
Малаганову показалось, что он сходит с ума. Обычное ощущение при знакомстве с работой Назара. Тяжело быть интеллигентным человеком. Слушать и кивать, когда хочется воскликнуть: "Чушь собачья!" Он и сегодня бы стерпел, выслушал бы и выпуск новостей, обсудил бы и династические притязания никогда не рожденных монархов… Но раздражение взяло верх.
— Вы меня простите, Назар, но все это чушь собачья, — с наслаждением выговорил Малаганов. — К чему изучать несбывшееся? Миф есть Миф. Увлекательная игра ума, не более. Причем здесь наука?
Назар несколько секунд смотрел на него бешеным взглядом. Зарэжет, подумалось Малаганову. Но его коллега тоже был интеллигентным человеком. Он снизошел до дискуссии.
— Объясняю еще раз, для особо одаренных. Вы, уважаемый Аркадий Евгеньевич, считаете Сбой чем-то вроде землетрясения. Ищете симптомы его приближения, как сейсмолог. И в результате за ёлками не видите леса. Вы только представьте себе… — Назар величественно развел руки в стороны. — Каждое мгновение Миф пополняется бесконечным количеством новых файлов. Новыми сценариями, которым не суждено развиваться. Допустим, в Реальности я положил руку вот сюда, — Назар пробежал пальцами по клавиатуре, блеснув золотой печаткой. — Но мог положить сюда, — он хлопнул ладонью по столу, — или сюда, — он легонько коснулся плеча Малаганова. — Все эти "мог" — новые файлы Мифа. Мертворожденные эмбрионы. Они никогда не станут Реальностью. И в этом множестве есть файлы на любой вкус. В каком-то из них так и не произошло счастливого совпадения белковых молекул, породившего жизнь. В каком-то неандертальцы съели кроманьонцев, а не наоборот. А какой-то Миф отличается от Реальности лишь количеством микроорганизмов, которое я раздавил, перемещая руку. И несомненно найдется файл, в котором все, как у нас. Только Александр Ульянов наделал в сочинении ошибок.
— Вы оглушили меня аргументами, — зевнул Малаганов. — Но я все равно не понимаю, зачем нужны эти модельки. Вот если бы вы могли предсказать, из какого Мифа возьмется заплатка для Реальности… Впрочем, того, что случилось, никто предсказать не мог.
— Да. Маятник, — потухшим голосом сказал Назар.
Оба замолчали. Только компьютеры гудели в унисон, да за окном захлебывались песней птицы.
Малаганов сочувствовал Назару. Он жалел всех молодых, не по своей воле попавших в Организацию. Молодые всегда бунтовали. Диктатура Организации казалась им дремучим архаизмом. Гибридом мафиозного клана и средневекового ордена. Молодые предпочитали общаться с нормальными людьми. Никто из молодых всерьез не верил в Сбой.
Но Сбой произошел — и все изменилось. Филонейцы жались друг к другу, как испуганные дети. А нормальные люди стали существами другого вида.
Вот и Назар теперь днюет и ночует на работе, забивая себе голову псевдоисторическими курьезами. А тут еще он нападает на парня… Малаганову захотелось искупить свою вину.
— А чем вы занимаетесь в другой жизни? — спросил он.
У Назара вытянулось лицо.
— Ну, меня же там нет, мне интересно, — подбодрил его Малаганов. — Да не смущайтесь, факт моего отсутствия в новой Реальности мало меня волнует.
Это была почти правда. Есть вещи, о которых нет сил думать постоянно. Иногда Малаганов проговаривал про себя как мантру: меня нет. Как не было моих родителей. И даже дальний предок, первый филонеец в роду, Авксентий Безобразов, в том файле никогда не рождался. Но это были лишь слова и никаких эмоций они не вызывали. И только иногда насквозь простреливала мысль: остановись сейчас Маятник, останься только новая Реальность — как и должно было случиться… Он, Малаганов, просто исчезнет, и никто, кроме филонейцев, не заметит его исчезновения.
— Не знаю, кто там чем занимается, — проворчал Назар, — а лично я пашу, как вол. Перетаскиваю в голове мегабайты информации. Иисусе! Если бы можно было перекинуть из Реальности в Реальность любой, хоть самый малюсенький носитель! Хоть дискету, хоть глиняную табличку! Но нет. Вся надежда — на слабый человеческий мозг.
Малаганов сочувственно поддакнул. Спасение информации — самая сложная задача при Сбое. В новой Реальности не окажется ни книг, ни компьютерных данных. Организация — это эксклюзив. Она появилась благодаря счастливому стечению обстоятельств в одном-единственном файле. И всякий раз после Сбоя филонейцам по памяти приходилось восстанавливать все, что они знали о себе.
Вот почему каждый филонеец с детства зубрит семейную хронику. А в масштабах всей Организации сведения хранят историки — такие, как Назар.
— Но Маятник, наверно, вам на руку, — подумал вслух Малаганов.
— Не то слово, — кивнул Назар. — нашим предкам и не снилось количество информации, которое приходится перетаскивать сейчас. Если все зараз, по памяти — половину бы растеряли. Говорят, после прошлого Сбоя так и произошло. А пока маятник качается, можно не суетиться. Сегодня здесь почитал — завтра там записал.
— И остается время для творчества, — усмехнулся Малаганов, косясь на экран.
Безумие там достигло апофеоза. Шла трансляция новостной программы. В тронном зале высокий, худощавый, рыжеусый мужчина в десантной форме с генеральскими погонами и императорским штандартом вручал государственную награду вертлявому победителю "Евровидения". Под сводами Зимнего дворца раздавалось "Боже, царя храни".
— Времени нет, — признался Назар. — Людей катастрофически не хватает. Следующий переход, вероятно, в среду? Буду переносить Сбой N17. Замещенная реальность — 104 года. В русской истории весь шестнадцатый век наперекосяк. Помните, был там эпизод, когда Иван III выбирал между наследниками — внуком Дмитрием и сыном Василием? Ну да ладно, потом как-нибудь расскажу. Голова и так трещит, как арбуз. Вы лучше расскажите, как дела у ваших попутчиков.
Вот оно, с некоторым даже облегчением подумал Малаганов. Наконец-то прозвучал вопрос, который волнует Назара с самого утра. Он следит за ним, как кошка за воробьем. Но — молчит. Ни разу не спросил, что это, мол, вы, Аркадий Евгеньевич, сегодня такой пришибленный? Совесть заела?
То, что Назар знает про четырех случайных "дельта" — ничего удивительного. Плохие новости распространяются быстро. Да и не он один, Малаганов, оказался таким "везучим". Всего по городу, по предварительным подсчетам, появилось около трехсот "случайных". Ну, теперь уже как минимум на тридцать меньше.
Однако Назар явно знает не только о событиях в "Галакте". Он знает и о запоздалой попытке Малаганова эти события предотвратить. Знает — и не спешит осуждать. Не спешит докладывать в Организацию. И смотрит пристально, словно гипнотизирует, словно хочет телепатически передать какую-то мысль.
Малаганов давно подозревал, что его молодой коллега связан с подпольем. Почему нет? Вся молодежь так или иначе находится в оппозиции. Но сейчас, глядя в ореховые глаза Назара, Малаганов подумал: а что, если это не просто подполье, а То Самое Подполье? Что, если перед ним один из создателей пресловутого Альтернативного Монитора?
С ума сойти… Малаганова охватил мальчишеский задор. Да за такую информацию Адольф бы душу дьяволу заложил! Адольф… Откуда-то выплыло бескровное лицо со щетинкой светлых усов — и с ним нехороший, тошнотворный холодок. Задор подобрал крылья, сжался в комочек. Что за опасные игры, очень похожие на провокацию? Неужели он, Малаганов, выглядит таким неблагонадежным? Почему Назар рискует, идя на откровенность?
Впрочем, кто сказал про откровенность? Назар продолжал телепатировать. Он хитровато улыбался, как бы поощряя дерзкие предположения Малаганова. Однако предположения — это только предположения, а вслух не было сказано ни одного крамольного слова. И Малаганов ответил на вопрос, балансируя между задором и страхом:
— Трое из них точно живы.
— Я рад, — серьезно кивнул Назар. — Что это за люди? Чем занимаются?
— Люди как люди, — подбирая слова, пожал плечами Малаганов. — Один — молодой человек, примерно ваш ровесник. Кажется, менеджер. Сейчас все менеджеры. При этом благородный идальго. В пределах разумного, конечно. Другая — милая дама. Учительница, этим все сказано.
— Какой предмет? — деловито уточнил Назар.
— История. А третья — юная дева. Просто шторм. Хорошая девчушка, на самом деле…
— Знаете, Аркадий Евгеньевич, — перебил его Назар, — я ведь не впустую затеял этот разговор. Если честно, то я уже наводил справки о ваших "случайных". И запала мне в сердце эта, как вы изволили выразиться, милая дама, историчка. Вы ведь знаете, какая в Организации проблема с историками. Никто из наших не хочет этим заниматься. Все с детства историей сыты по горло. Вы не дадите мне ее координаты?
Малаганов опешил.
— Понимаю, просьба странная, так у нас не принято… — Назар улыбнулся, на щеках его появились обаятельные ямочки. — Но мне показалось, вы бы хотели им помочь. А тут — отличный шанс. Если она окажется полезной, Организация запросто ее легализует.
— Да… Да… — пробормотал Малаганов, потом спохватился: — Да с чего вы взяли, что у меня есть ее координаты?
— Ну, она же с вами связывалась? Звонила? Полистайте журнал, наверняка найдете номер. Да не бойтесь вы! — серьезно добавил Назар. — Я никому не скажу. Мамой клянусь.
Здравый смысл Малаганова слабо сопротивлялся. В какую ловушку увлекает его этот вкрадчивый голос? Но аргументов для отказа не было, и вот уже рука сама собой потянулась за телефонной трубкой.
26 апреля, среда
— Дзинь! Дзинь! Дзинь!
По Литейному неторопливо проехал трамвай, разгоняя с путей обнаглевшие автомобили.
Солнце уютно поблескивало на зеркальном паркете. Благоухал крепко, по-домашнему заваренный чай, светился слезой ломтик лимона. А сколько надежности в деревянных подлокотниках, в мягкой кожаной спинке кресла! В хорошем, преданном лице помощника Кузнецова, когда он встает при появлении начальника в приемной…