— Что? Павлушка, ты? Слышно херово.
Как и предсказывалось, дядя был пьян.
— Дядь Антон, я с дачи звоню. С праздником, говорю!
— И тебя. Что там, папка, принял на грудь за нашу победу? Деда помянул, героя Сталинграда? Ты деда-то помнишь? Полковника Корягина?
— Помню немножко, — осторожно ответил Паша.
Дядя был совсем никакой. О чем его просить? Наутро он даже и не вспомнит про этот звонок. Но, решив переложить всю ответственность за провал на руководство в лице Наташи, Паша формально оттарабанил свою просьбу.
В трубке долго молчали. Паша заподозрил, что дядя просто отрубился.
— Дядь Антон, — тихо позвал он в трубку.
— Павел, — задушевно отозвался дядя, — а ведь неоткуда у тебя таким друзьям взяться. Ты мне бабушку не лохмать. Говори быстрей, кто тебя просил за этого парня.
— Моя невеста, — не задумываясь, ответил Паша.
— Как зовут?
— Наташа. Наташа Лапина.
— Вот так так… Невеста, значит… А где она сейчас, твоя невеста?
— Здесь. У нас, на даче.
— Ясно. Вот что, Павел, — дядин голос теперь звучал весомо и почти трезво. — В жизни каждого человека приходит мгновение, когда он стоит перед выбором. Ты комсомолец, ты Родине клятву давал, а это не шутки. Настало время отвечать.
— В смысле? — ватными губами прошептал Паша.
— В том смысле, что девчонка твоя в розыске, — рявкнул дядя. — Сама виновата, спуталась с этим психом. Через час за ней приедут. Смотри, Пашка. Если ее не будет, ответишь головой. Не посмотрю, что родная кровь.
— А что с Наташей будет? — озираясь, спросил Паша.
— А это уже не твоя забота. Если виновата, будет отвечать. Если больна, будут ее лечить. Вправят мозги и вернут в общество. А ты не раскисай, племянник. Она же тебя использовала, хотела в свои блудни втянуть. Ступай. Скажешь ей, что я обещал подумать, что завтра, мол, созвонимся. Выше нос!
Лиза выскочила вслед за Пашей на улицу, где и выслушала отчет. Завтра? Что ж, действительно, такие дела на раз-два не делаются. А Пашка молодец, не подвел. Хоть и издергался весь, бедолага.
— Ну все, не переживай, мир, — она похлопала его по плечу. — Можешь меня поцеловать.
Лиза подставила губы, и Паша послушно склонился к ним. Никаких аллюзий не возникло в его атеистическом мозгу.
Через час… Каждую секунду этого часа Паша ощущал физически, словно проглатывал.
Зачем дядя Антон его предупредил, пьяный дурак? Пусть бы приехали. Он бы таращил глаза, метался и причитал: "В чем дело? Это дача Корягиных, это моя невеста… Здесь какая-то ошибка…" Зато целый час он мог бы прямо смотреть Наташке в глаза.
Птицы пели так, что саднило сердце. Наташина теплая ладонь лежала в его руке. Он уже брезговал ею, как прокаженной, и стыдился этого чувства. Что бы она ни натворила, она его женщина… Паша представил, как он потихоньку заводит машину, как говорит Наташе на ухо: "Поедем-ка, покатаемся". Шорох шин — и они уносятся по ночной дороге. Денег мало, но на бензин хватит. В Луге живет мамина сестра. Она Корягиных на дух не переносит, она поможет дяде Антону назло. Ведь Наташа его женщина, он должен ее защищать.
Но Родине он тоже должен, без особого энтузиазма подумал Паша. Однако классический конфликт между чувством и долгом не разыгрался в его душе. Чувства не было — ни к Наташе, ни к Родине. Зато было много страха: что скажут родители? Что сделает дядя? Время шло. Потела рука, сжимавшая тоненькие пальцы.
А потом все произошло очень быстро. Подъехала санитарная машина. Папа спросонья кричал что-то басом, всплескивала руками мама. Наташа сопротивлялась и безобразно ругалась. Петька, вернувшийся с гулянки, присвистнув, бочком протиснулся в калитку.
— Господи, осторожнее, она же беременна! — всхлипнула Алиса Станиславовна.
Паша столбом стоял в стороне. Он и забыл о ребенке… А что, если б он так дяде и сказал: "Она — мать моего ребенка!" Хотя, что бы это изменило? И в конце концов, там же не звери, врачи… С ней будут обращаться хорошо.
Исчезая в машине, Наташа бросила ему на прощанье странное проклятье:
— Не в честь Корчагина тебя назвали. В честь Павлика Морозова. Красный галстук себе в ж… засунь!
Причем здесь Павлик Морозов, Паша не понял. Все пионеры-герои смешались еще в школе. Кажется, этот подорвался на мине? Или его повесили немцы?
Машина, включив, мигалку, уехала. Алиса Станиславовна плакала в платок. Борис Андреевич чесал затылок:
— Черт знает что! Завтра Антону позвоню.
Прибежала, кутаясь в шаль, бабуля.
— Что стряслось? Боря, что стряслось?
— Невеста наша в психушку угодила, — радостно сообщил Петюша.
Бабуля ничуть не удивилась и назидательно потрясла пальцем.
— А я вам говорила. Девочка не нашего круга. Чего еще от нее ожидать?
11 мая, четверг
Жарко… Несмотря на открытые окна, в кабинете душно. Десятый класс мучается на факультативе. Пиджаки на мальчишках расхристаны, рубашки расстегнуты почти до пупка. У девочек под жакетами — футболки. Из-под юбок торчат голые коленки. Лучше всех — Лесе Новиковой, она успела сбегать домой переодеться. Красная футболка с открытыми плечами обтягивает взрослую грудь. Короткие иссиня-черные волосы. На шее — толстая золотая цепочка, на запястье — браслет. Она старательно заканчивает конспект.
— А теперь, ребята, записываем вопросы для проверочной работы, — объявила Ульяна. — Первое. Перечислите решения XXIX съезда партии. Второе. Роль СССР в урегулировании ситуации на Ближнем Востоке. Десять минут в вашем распоряжении.
В дверь заглянула Дина Корпонос. Сделала круглые глаза.
— Боже ж мой, ты еще сидишь?! Полчетвертого! Двоечники?
— Факультатив. Готовимся к выпускным.
Дина подошла к столу, оперлась крупными руками. На полной груди качнулась малахитовая подвеска.
— А что это у тебя Новикова вырядилась как на дискотеку? — хищно раздув ноздри, спросила Дина. Она два дня дежурила, боролась с летними нарушениями формы и еще не отошла.
— Да ладно тебе, время-то неучебное, — примиряющее сказала Ульяна. — К тому же они уже взрослые, без пяти минут студенты. Леся вон в университет собирается, на истфак. Хочет преподавать.
Дина хрюкнула. Леся, словно услышав, что говорят про нее, вскинула огромные черные глаза. Покрутила ручку в блестящих губах, потом снова яростно застрочила проверочную.