— Я только не понимаю, где ты узрел в этом крамолу. Эмигрант, очевидно, мерзавец. Наша девушка — молодец.
— Все так, — вздохнул Генка. — Вот только… Уж больно этот французик симпатичный. И пакостит он симпатично. Как будто режиссер совсем не то хотел сказать, что сказал… Это точно, у меня на такие вещи нюх. Так что хочешь посмотреть — иди скорей, пока не прикрыли. Иринке моей очень понравилось. Да, кстати, она же съездила в Париж!
— Да ну! А через кого? — брякнул Влад. И сам оцепенел от сказанного. "Через кого" — он имел в виду: с каким туроператором. Точнее, не он, а Владислав, который менеджер по туризму… К счастью, Генка ничего не понял.
— Да не через кого. В профкоме в общем порядке путевку оформили. Она же у меня передовик.
— Ну и как? Не подцепила тлетворную буржуазную бациллу?
— Да ну тебя! — хихикнул Генка. — Из нас двоих благонадежнее она. У нее даже партийный стаж больше. Вот, — он достал из кармана пиджака коробочку, упакованную в серую обертку. — Духи для Ленусика. Иринка купила в дьюти-фри.
— Спасибо, — растерянно сказал Влад, убирая коробочку в сумку.
— Ладно, — зевнул Генка. — Пора мне. Цурюк, цурюк. Мне еще надо с переводчиком созвониться. Видал? — он потряс пластиковой папкой, внутри которой Влад разглядел ксерокс какой-то статьи на английском. — "Истборнский рабочий" написал про наш институт. В органах проверили, сказали, можно довести до трудящихся. Все хорошо, только мне теперь с переводом возиться…
— Давай я переведу, — пожал плечами Влад.
— Попробуй! — Генка, хмыкнув, сунул ему папку.
Влад пробежал статью глазами.
— Здесь говорится об укреплении дружеских связей… Встреча, состоявшаяся в феврале 2006 года… Рабочая молодежь Англии жмет руку советским молодым рабочим… Обмен опытом… Вся мощь советской науки… Помериться силами на футбольном поле… В общем, если хочешь, оставь, я тебе набросаю.
Генка смотрел на него недоверчиво. Потом в его взгляде появилось и совсем странное выражение.
— Так ты действительно читаешь? Не придуриваешься? А откуда ты так хорошо знаешь язык? У нас же только шпионы английский знают, хе-хе.
Владу что-то очень не понравилось в Генкином голосе. Он сообразил, что снова сморозил не то. В этой жизни Владлен Верижников свободно читал техническую документацию на китайском — в вузе их неплохо поднатаскали в связи с требованиями производства и международной политики. В школе, как и все, он учил немецкий. Зато Владислав свободно говорил на языке Джорджа Буша и Бритни Спирс. И еще он понял, что хвастаться этим перед Генкой не стоило.
— Ну, со словарем это прочтет любой, — начал выкручиваться Влад. — И ты в том числе. Но раз тебе некогда, давай, я сделаю. Ты ведь нам так помогаешь… Кстати, заглянули бы в субботу. Ирина бы рассказала про Париж…
— В субботу? Зер гут! — оживился Генка. — Иринка привезла чудесное французское вино, мы его как раз и разопьем. Ну что, статейку я оставляю? Может, как раз к субботе управишься? Вот и ладненько. Все! Пока! Ауфидерзейн!
Генка колобком выкатился за дверь.
И что меня дернуло его пригласить? — подумал Влад. Он поступил как бы назло своему страху. Страху потерять Лену… Впрочем, все это ерунда, Генка женат, хотя его Ирина совершеннейшая скобариха, но он вроде бы доволен, и даже если нет, то с чего бы мне не доверять Лене?..
И еще один нелепый довод вдруг успокоил Влада.
Владлен и Владислав сменяли друг друга аккуратно через день. Если так и будет продолжаться, то суббота достанется Владлену. Вот и прекрасно, решил Владислав. Пусть справляется без него…
Афины. 347 год до нашей эры
Великий Платон умирал.
Тускло горели светильники. Над ложем застыл тяжелый запах травяных настоев. Врач только что выпустил больному дурную кровь, и старая рабыня, накинув на голову черный гиматий, понесла миску во двор. Вслед за ней вышел врач.
С умирающим остались двое. Один стоял у самого изголовья — невысокий щуплый мужчина лет сорока с подвижным, язвительным лицом. Второй — молодой красавец — сидел на корточках возле двери.
Губы старика шевельнулись. На всем лице только и жили губы — чувственные и розовые, как у женщины. Словно серая морщинистая кожа, слезящиеся глаза и желтоватая редкая борода были маской, надетой на другое лицо.
— Стагирит, — слабо позвал умирающий.
— Я здесь, учитель, — встрепенулся стоявший у изголовья. Молодой человек у двери тоже вскочил, но подойти не решился.
— Стагирит, мы часто спорили с тобой. Я бранил тебя за самоуверенность…
— Ты костерил меня, учитель, как бестолкового раба, — усмехнулся тот, кого назвали Стагиритом. — Но я признателен тебе. Ты преподнес мне бесценный дар — любовь к истине. Как жаль, что ты так и не решился взглянуть на мир моими глазами…
— Послушай, Аристотель, сын Никомаха, — взволнованно произнес старик. — Сейчас, когда я уже слышу журчание Стикса, мне очень нужны твои глаза. И твой ум, дерзкий, как пирейская девчонка. Только ты сможешь разгадать эту загадку… Кто здесь с тобой?
Платон с трудом повернул голову.
— Филоней, — небрежно бросил Аристотель. — Он тоже твой ученик. Поступил в Академию два года назад. Ты хочешь, чтобы он ушел?
Лицо Платона отразило раздумье. Потом он выговорил:
— Нет. Пусть подойдет.
Молодой человек почти бегом пересек комнату. Упав на колени у ложа, он сбивчиво забормотал слова благодарности. Платон раздраженно шлепнул его по руке.
— Замолчи. У меня мало времени. Боги не станут ждать. Поди лучше достань из сундука папирус. Он там один.
Филоней дрожащими руками поднял тяжелую кованую крышку. Он был взволнован, как мальчик. Его, безвестного сына афинского ткача, допустили к ложу умирающего Платона! И сейчас, вероятно, учитель откроет ему какую-то тайну…
Среди пергаментных свитков Филоней легко нащупал хрустящий папирус. Он торжественно протянул его Платону, но тот махнул рукой.
— Отдай Стагириту. Пусть прочтет.
Аристотель осторожно развернул папирус и пробежал его глазами. Лицо его выразило знакомый Филонею скепсис. Эх, ненадежное вместилище для своей тайны избрал учитель… Аристотель не раз осмеливался открыто возражать Платону. В последнее время, когда учитель стал сдавать, у Аристотеля появилось много приверженцев… Филоней ревниво покосился на собрата по Академии. Нет, не случайно Платон не захотел сейчас остаться наедине со своим любимчиком из города Стагира. И Филоней мысленно призвал Афину в свидетели, что не забудет ни слова из того, что сейчас прозвучит…
— Читай, Стагирит, — велел Платон.
И вот что прочитал Аристотель.
"Миром правит неопределенность.
Тот, кто прожил долго и узнал много, никогда не может быть уверен, что знает все.
Так подумали мы, когда увидели живым старого И-Цзы.
Ибо многих видят мертвыми после того, как видели живыми.
Но никого еще не видели живым после того, как увидели мертвым.
И когда мы собрались, чтобы обсудить это, мудрый Мао-Цзы сказал: