Он не помнил даже, почему его зовут именно так. Было же что-то там, за гранью самолично выстроенной стены. Было, но не хотелось об этом знать… Кроме одного, очень важного, звавшего и тянувшего к нему сотни тонких звенящих нитей… Он почему-то боялся спрашивать об этом, как будто это что-то изменит. Длил эту мягкую неизвестность, сгустившуюся вокруг.
— У тебя красивое имя, — она устроилась поудобнее. — И ты сам тоже!
— Врешь, — фыркнул химер в ответ. — Рогатое чучело красивым не бывает.
— Почему чучело? Ты красивый, правда, — она осторожно коснулась его руки. — Ты особенный, и красота у тебя особенная. Но врать мне незачем. Честно. Так что я не вру.
Каинар вздохнул. Не очень верил, наверное. Посмотрел на детскую ладошку, лежащую на его лапе.
— А расскажи что-нибудь, — вдруг попросил он.
— Про что, например?
— Ну-у… На что похож большой мир? Я… Я и этого не помню…
— Ну… — она замялась. — Я и сама-то была не очень много где… Есть горы, это я точно знаю. Они высокие, выше даже чем сосны, которые растут вокруг, если взять десяток и поставить одну на другую. И они покрыты снегом, в который проваливаются лапы. Но они красивые, хотя опасные и дикие. Есть… равнины, я видела их издалека. Они зеленые и блестящие, как бутылочное стекло. Там часто стоят деревушки, в которых живут люди…
— Люди? Я тоже, наверное, был этим… людем… Человеком.
Его передернуло. Был людем, а теперь кто?
— Быть человеком невесело, — авторитетно заявила девушка. — Живешь мало и большей частью скучно. И мы бы так не встретились! И была бы я без старшего братика. Нет, не хочу. Лучше в шкуре и с братом, чем без шкуры и без брата, да!
— А где ты жила? — химеру неожиданно стало интересно. Если не вспоминать, так хоть заново все узнать.
— В одной деревушке, с родственниками, седьмым ребенком. Признаться, я не знаю где она сейчас, и есть ли вообще, у кошек время идет иначе. Да и твой отец что-то сделал… как вспышка света — и мы оказались здесь, — она задумчиво почесала себя за ухом. — Помню, что она была большая, домов тридцать, может больше. Людно, шумно… собак много, да. И постоянно много работы, обязательств, требований… Нет, это невесело, кошкой быть лучше.
— Обязательства, — Каинар чуть запнулся на слове, словно вспоминая, как его произнести. — Есть у всех. Я… — он тряхнул головой, удивляясь, откуда что всплывает, — сам служил… Чему-то. А жить без обязанностей это как… не знаю. Неправильно это.
— Нет, я же не говорю — совсем без обязательств. Это непорядочно, — кошка кивнула, радуясь, что у нее появился собеседник. — Но иногда тебе навязывают чужие обязательства. А это уже тяготит. Не волнуйся, старший братик, — она потрепала его по лапе. — Ты все вспомнишь, когда будет нужно. Главное, что ты знаешь, что правильно, а что нет. Вот тут знаешь, — тонкие пальцы мягко коснулись груди напротив сердца.
Он слегка вздрагивал от ее непривычных прикосновений, но не отстранялся. Постепенно страх, туманящий разбитый разум, прятался, уходил вглубь. И было какое-то даже удовольствие в том, чтобы сидеть в темноте и болтать ни о чем. Вернее, болтала Айрене. Он по большей части слушал — только уши подрагивали…
Тем временем в гостиной расположились вемпари. Жилище, выстроенное по человеческим меркам, было им не очень привычно — вемпари жили в просторных и высоких домах, где запросто можно было летать. Но в камине пылал жаркий огонь, пол устилали меха, пахло сдобой и травами. Красота, да и только. Мужчины замерли в креслах, свесив крылья по бокам, Инайя-эрхан неслышно ходила вокруг них, мягко ступая босыми ногами по толстым шкурам.
— Как скоро он поправится? — поинтересовался Равен, грея ладони о кружку с горячим чаем.
— Я закончу лечение завтра или послезавтра, потом ему нужно будет только время. С его естественной регенерацией — через месяц будет как новый… — отозвался Вождь, неотрывно глядя в огонь почти немигающим взглядом.
— А я не за тело волнуюсь, а за душу и разум, — подала голос Инайя. — Это же дите несмышленое, звереныш, куда его такого? Отзовется ли Арфа…
— Со временем восстановится. Он ведь, в конце концов, не всегда взрослым был, — чуть усмехнулся Янос, — Конечно, некоторое время будут странности, но это пройдет…
Равен удобнее устроился в кресле:
— По крайней мере, он хотя бы отчасти пытается есть сам, и стал намного спокойнее, и то вперед. А его силы вернутся…
Янос кивнул, откидываясь назад и прикрывая глаза. Пальцы сами по себе пробежались по невидимым струнам, пока беззвучно, словно что-то вспоминая. Он не играл с тех пор, как погибли его родные — жена и дочь. Просто некому было. Да и сейчас на сердце лежала тяжесть. Вроде удалось, получилось, вот он, Хранитель, будущий Отец Отцов, но… где-то что-то щемило, плохое предчувствие не давало спокойно спать и думать.
Инайя вздохнула, взяла корзинку с рукоделием и устроилась прямо на полу на шкуре, поджав под себя ноги. Ее руки сноровисто что-то плели, легкое, ажурное, сходу и не поймешь, что это такое будет… То ли дерево, то ли диковинная птица.
— Янос, сыграй, а? — тихонько попросила она. — Хоть не так тоскливо будет.
Тот на мгновение растерялся, похлопал глазами, крылья неловко дернулись. И все же, он вздохнул, пальцы сплели причудливый узор из нитей Воздуха, и в его руках появился инструмент — ажурные перегибы удерживали тончайшие струны, отзывающиеся на прикосновения разноголосыми перезвонами. Пальцы Вождя пробежались по серебристым нитям, осторожно составляя тихую мелодию, в которой слышался и шелест ветра, и течение воды, вплетался треск огня и далекие раскаты подземных движений…. Музыка становилась сильнее и увереннее, собирая в себя новые звуки и ноты, а потом в нее влился и голос Яноса.
Он звучал тихо, но отнюдь не слабо. Так звучат отдаленные сполохи приближающейся грозы, страшной, но в то же время прекрасной в своем буйстве стихии… Песня поначалу лилась неторопливо, постепенно набирая силу.
Равен прикрыл глаза, слушая Яноса. Вождь не пел уже давно, и сейчас, похоже, на ходу вспоминал заброшенное занятие, словно заново осознавая и ощущая сие искусство…
Заслушавшись, они не заметили, как среди них возник еще один слушатель — химер. Заслышав аккорды, он не удержался, любопытство пересилило страх. И теперь он тоже сидел здесь, стараясь держаться понезаметнее. Однако, видно было, что он чутко ловит каждый звук, а в золотистом мерцании глаз угадывалось узнавание… Следом за ним тихонько вошла самка белого ирсана, улеглась рядом, положив широкую круглую голову на лапы.
К изумлению Яноса его мелодию поддержала тень тени аккордов, эхо звуков, словно пугающихся самих себя и потому не решающихся сорваться в полет… а пальцы химера, вроде бы, такие неуклюжие, тонко и чутко подрагивали, словно кончики когтей слегка задевали невидимые струны.
Вождь на короткий миг прервал мелодию, но тут же продолжил, сделав вид, что все так и должно быть.
"Пусть вспоминает…".
Пальцы перебирали полупрозрачные струны ветряной арфы, голос вплетался в звуки, переплетаясь, теряясь или перекрывая, продолжая задумчивую песню… Огонь в камине вздрогнул от мгновенно пробежавшего ветра — Равен, сидящий спиной к химеру, остался неподвижен, боясь спугнуть Каинара неосторожным движением.
…Когда стих последний аккорд и наступила тишина, Каинар встрепенулся, словно очнувшись, и недоумевающее огляделся, пытаясь сообразить, как же это он тут оказался. Его рвало напополам — одна часть существа хотела сбежать и спрятаться, второй было отчаянно любопытно и хотелось все-таки показать себя существом разумным. Поэтому он застыл на месте, не зная, в какую сторону податься.
— Да проходи уж, никто тебя не тронет, — тихо произнес Равен, — Проголодался, небось?
С полминуты Каинар думал, а стоит ли принимать приглашение… Приглашение принять стоило, и он молча юркнул под жесткое теплое Равеново крыло, зыркнув на Яноса довольным желтым глазом. Равен усмехнулся, вздохнул и сгреб приемыша поближе к себе. Янос придержал вздох, наблюдая, как инструмент истаивает в руках, и поднял взгляд на Каинара. Тот довольно ухмыльнулся — мол, а мне можно! — и громко заурчал. Инайя мягко улыбнулась ему, кошка подобралась поближе и нагло улеглась на ноги Равену. Янос исподтишка разглядывал химера, о чем-то размышляя и примечая для себя, чем еще надо будет заняться назавтра. Инайя, подумав, встала и принесла с кухни булочек, велев "съесть, чтоб к утру не зачерствели". В результате под смешки супругов Каинар, Янос и кошка честно исполняли наказ.
Вождь, устроившийся на полу рядом с остальными, улыбался, глядя, как ирсан втихушку стащила булку прямо из-под лапы химера и с урчанием принялась ее есть. Он хотел было что-то сказать, но передумал, стягивая с лохматых волос корону и укладывая ее на ковер рядом с камином. Безделица удостоилась одного любопытного взгляда химера и чуть приподнятого в недоумении уха — зачем эта штука, мол, нужна?..
Разошлись они только тогда, когда уж совсем прогорели угли в очаге, а химер начал отчаянно клевать носом, упорно не признаваясь, что засыпает. Смятение и неуверенность, наконец, оставили его, сменившись ощущением надежной защищенности и домашнего покоя. Он так и заснул у приемного отца на плече, до постели пришлось нести. Янос почему-то грустно качал головой…
Зато на следующее утро морозную тишину Шейенского леса разорвал громкий свист Воздушного Элементаля, стучащего в окна и двери, и крайне обиженного тем, что все проснулись, но на него никто не обращает внимания. Чета Каарис хлопотала на кухне, кошка упорно вертелась под ногами, а Янос заканчивал лечение Каинара.
Под чуткими пальцами шрамы стягивались, дурная кровь и остатки черных проклятий исчезали, пропадала боль и напряжение, и вместе с тем разрозненные части своего-не-своего тела срастались вместе в единое целое. Вемпари в последний раз осмотрел раны, переправляя в ослабевшее тело теплые потоки живых сил, пробуждая дремлющее естество. Особо внимательно руки целителя пробежались по лицу, проверяя, все ли ровно, не перекашивают, не уродуют ли его рубцы.
— Вот так… — тихо произнес Янос, отсаживаясь от Каинара, — Теперь нужно лишь время.
— Благодарю, — тихо отозвался химер. Что еще сказать, он не знал. Его затапливало чувство цельности и легкости существа, внешнее наконец-то соответствовало внутреннему, потому как эфирное тело Янос тоже поправил, как умел.
Каинар сел и как можно дальше отстранился от вемпари. Почему-то сейчас это казалось ему важным, хотя понять, с чего бы, он не мог. Желтые глаза, не мигая, смотрели в темно-карие, и несложно было уразуметь, что он ищет ответов на вопросы. Янос терпеливо ждал. Только жесткие, пахнущие грозой угольно-черные крылья чуть подрагивали.
— Скажи мне, — медленно и не совсем уверенно обратился Каинар к вемпари, — что я такое? Ты целитель, ты должен знать, что я. И как мне теперь жить…
— Ну, прежде всего, не что, а кто, — ответил крылатый. — Ты же не вещь. И бояться себя тебе тоже определенно не стоит, несмотря на то, что ты теперь больше не человек.
— Не человек… — эхом отозвался Каинар. — А кто?
— Как это ни прискорбно, в твоем теле очень мало что осталось от тебя прежнего, — вздохнул вемпари. — У тебя даже сложение было иным. Ты не зверь, но и не человек… Очень многое в тебе от нас, вемпари, причем в прямом смысле. Даже кровь. Так что ты, в какой-то мере, наш родич теперь. Ты химера. Ну, или… химер, если говорить о мужском роде.