Химер в первые мгновения опешил, не зная, как себя вести, теряясь от такой бурной радости, и даже пару раз коротко негромко рыкнул на вемпарят — те каким-то чудом сумели доволочь его до стоявшей в углу тахты, закиданной подушками, взобрались повыше и теперь вовсю таскали несчастного Каинара за уши, волосы и лапы. Химер только и мог, что беспомощно порыкивать. Родители попытались было урезонить неугомонных чад, но куда там! Крылатая малышня окончательно завалила химера, облепив со всех сторон так, что он не знал, как и отбиться от них. Не когти же выпускать, право слово. В конце концов, на них гаркнул Равен, не в силах больше смотреть в жалобные глаза химера. Детки порскнули в разные стороны и попрятались. Благодарный до глубины души Каинар, наконец, сумел подняться. Выглядел он теперь донельзя растрепанным.
Аштай, спихнув расшалившегося ребенка супруге, внимательней присмотрелся к Каинару:
— Ты ведь Хранитель Равновесия? — он покосился на Равена, сгребшего на руки кого-то из внуков, — Он тебя сильно гоняет?
— Уже нет, — ответил Каинар, пригладив волосы. — Я сам себя гоняю. Но не гоняй он, остался бы я двуногим зверем…
— Значит все же раньше, — хмыкнул Аштай, — М-да, как на него похоже. За столько времени он нисколько не изменился. И мать, наверное, тоже, а? — хитро подмигнул он. — Все те же споры на тему "что ты не кормишь ребенка"?
— Слава всем Богам, прекратились, — фыркнул Каинар. — Но если подумать, это не так уж плохо. Таких родителей еще поискать надо… Жаль, не помню, но что-то мне подсказывает, что кровные мои родители такими отнюдь не были.
Аштай смущенно замолчал, потом тихо произнес:
— Есть вещи, которые нам знать не стоит…
— Есть, — согласился химер. — Очень даже есть.
Он помнил, какими были его первые дни в этом доме, как страшно было забитому замученному зверю в ласковых и добрых руках. Как он ждал наказания даже за мало-мальски косой взгляд, за каждый рык или неповиновение. А память шевелилась и подсказывала, что до этого было еще хуже. Что в пещерах среди нежити била не теплая ладонь легким шлепком по загривку или пониже спины — хлестал гудящей змеей черный хлыст мрака, впивался в сердце, вынимал душу.
Теперь все не так. Теперь он здесь полноправный член семьи, у него есть дом, отец, мать и будущее. И внезапно химер увидел себя со стороны — странным, непонятным созданием, несостоявшейся нежитью с кошачьей натурой, лишившимся, казалось бы, всего — и внезапно получившим все сполна, и еще намного больше. За что, за какие заслуги? Непонятно. Но, может, в долг? В таком случае, он этот долг выплатит, а надежды — оправдает.
Каинар вспомнил Хранителя Смерти, его ужас, непонимание, неверие, чуть ли не дошедшее до отвращения… И плюнул на все это с высокой колокольни. У него есть семья, он навсегда свой среди этой шумной и веселой компании, так зачем больше? Возможно, когда-нибудь у него появятся свои дети. Сыновья и дочери. Правда, он пока еще не представлял, как, когда и с кем, да и не чувствовал себя готовым к ораве сорванцов, таких же неугомонных, как Равеновы внуки, но… Никто ведь не запрещает немного помечтать, верно?
Усевшись в уголке, химер снова взялся за арфу, наигрывая что-то феерически-легкое… Ему виделся черно-золотой дракон. Он танцевал на острие иглы, взмахивая шелком огромных мягких крыльев, роняя блики с чешуи цвета обсидиана и золотистой бронзы. Извивались усы в гагатовых шишечках на узкой, украшенной роговым клювом морде, мерцали серебром огромные глаза под короной рогов. Хлыстом щелкал длинный гребнистый хвост, а тонкие, с виду жилистые лапы перебирали острие…
Вечер выдался веселым. Было много баек, шуток-прибауток, новостей из горного дома Вемпари. Дети, в конце концов, поладили с химером, и он уволок их играть на улицу, чтобы взрослые могли спокойно поговорить. Так что, со двора то и дело слышался визг, писк, рык, хохот и еще множество всяких звуков, возвещающих о полном бедламе. Вернулась эта компания часа через три, уже в полнейшей темноте, в снегу с ног до головы. Инайя выбила мокротень с гуляк веником, после чего вручила им по кружке горячего чая с булочками. Гости отбыли домой порталом уже поздно ночью, притом малышню пришлось отрывать от Каинара чуть ли не силой с обещаниями, что они обязательно придут в гости еще.
Дом спал. Стояла живая ночная тишина. Поскрипывало дерево, где-то капала вода, и раздавался мягкий топоток домашнего духа, пришедшего к своему блюдцу с молоком. Где-то шуршали мыши. В конец вымотавшийся Каинар сидел на полутемной кухне, освещенной всего одной масляной лампой, слушал тишь, и пил чай, перебивая привкус выпитой меньше получаса назад крови. Солено-металлический вкус ему нравился куда меньше ароматного чайного букета, но куда деваться, если внутренности начинают есть сами себя, изводя неприятной жгучей резью? Химер вздохнул и лениво вытянулся на стуле.
— Опять не спишь? — тихо спросил Равен, прошелестев крыльями у входа на кухню.
— А не хочу, — мурлыкнул Каинар, отпивая из чашки. — После такого гама как-то не получается.
— А вот представь, каково было мне, когда те трое моих были маленькими. Тут уж их домой не отправишь…
— В таком случае, ты герой. Чай будешь?
— Нет, спасибо, — Равен присел на стул рядом с Каинаром, поставив локти на стол и устало подперев голову. — Герой… Героем был Теуш Одрон… с его-то дикаренком.
— Отец Яноса Одрона? Мне Янос показался рассудительным. Хотя, он… странный немного, это есть.
Химер держал фарфоровую чашку в кончиках выпущенных когтей, изредка делая глоток-другой — исключительно ради удовольствия от вкуса напитка. Движения лап при этом смотрелись на удивление изящно.
— Лучше тебе не знать, что там вообще творилось… — хмыкнул вемпари, удобнее умостив седые крылья. — И кстати… Каинар, — медленно начал он, — скоро Ритуал Равновесия…
— А какое нынче число? — внешне химер невозмутимости не утратил, но леность из позы и движений пропала.
— Двадцать восьмое, Месяц Белого Тигра, — отозвался Равен, — И тебе придется явиться к Кругу и выполнить Ритуал.
Каинар скривился: — Придется. Хранители все такие, как этот Смотрящий-во-Тьму?
— Нет, не все. Хотя бы потому, что есть Дингар. А Марфайрус… не обращай на него внимания.
Равен порылся в складках туники, извлекая оттуда круглый медальон, и протянул его химеру: — Держи. Это твое.
Химер отставил чашку и принял вещицу. На ладонь Каинару лег увесистый кругляш золота на тонкой, но прочной цепочке. На блестящей поверхности был отчеканен узор — пронзенный от углов к центру восемью спицами восьмигранник, рядом с каждой из граней которого красовался символ одной из Стихий. Огонь, Вода, Земля, Воздух, Жизнь, Смерть, Дух и Время. В центре восьмигранника была выбита маленькая звездочка о восьми лучах. Медальон Хранителей Равновесия, по слухам, принадлежавший еще самому Роулу Белому.
— Я что, потерял его? — химер с некоторым усилием совладал с замочком и застегнул его у себя на шее.
— Оставил… — ответил Равен. — К счастью, мы его нашли до Мобиуса. И хранили, ожидая тебя.
— Спасибо, — прикрыл глаза Каинар. — А что было там… До пещер? Кем я был, в какой семье родился?
Золотые глаза светились вроде бы и мягко, но он ждал правдивого ответа.
— Ты… вырос в дворянской семье и был избран Хранителем, — вемпари тщательно подбирал слова. — Но… отец был против твоей… должности и ты ушел, постигая высшую магию самостоятельно.
— Уж не у тебя ли? — улыбнулся Каинар, показывая кончики верхних передних клыков. — А почему он был против? Мне кажется, это глупо.
— Ну, когда у меня, когда у других… а почему был против — не знаю. Не считал он магов кем-то существенным.
— Значит, я дворянин, — хмыкнул Каинар. — Со всеми вытекающими из этого гадостями… Родовитый, или так себе?
— Я в ваших династиях плохо разбираюсь, — махнул рукой вемпари. — Вроде и что-то от королевской было, но вроде и не сильно влиятельная… А может просто разорившаяся со временем.
— Понятно, — химер посмотрел в пустую чашку, передумал наливать чай снова, потом хитро посмотрел на отца. — Ата, скажи честно, — голос его был вкрадчив, как никогда, — что ты задумал на мой счет?
— Я? — изобразил удивление тот, — Ты избран Хранителем Равновесия, и я хочу, чтобы ты им стал. А со временем… Ты сам решишь, что делать дальше и как распоряжаться своей судьбой.
— Ой ли? — хихикнул Каинар в ответ. — А то я постоянно слышу: ты нет-нет, да обмолвишься о "прародителе народа" да "владыке мира". Это к чему?
— Ну, сам подумай — ты химер, один пока что. А потом будут у тебя дети, и у них будут дети, — Равен объяснял, как маленькому ребенку. — И все будут химерами. Потом и появиться новый народ!
Каинар в ответ хрюкнул что-то нечленораздельное о гаремах и подобрался, собираясь встать.
— Пойду, пожалуй, все-таки лягу, а то до утра всего ничего… Ты не мог бы помочь мне вспомнить, что к чему, пока до Ритуала есть время?
— Конечно, Каинар. Сейчас иди, отдыхай, завтра начнем.
На том они и разошлись. А на следующее утро внезапно разыгралась такая непогода, что ни о каком утреннем танце с оружием не могло быть и речи. Зима решила вступить в свои права и нагнала вьюгу, да такую, что по утру невозможно было открыть ни двери ни окна первого этажа. Счастлив метели был только Юдар, с дикими воплями и визгом нарезающий круги в снеговой свистопляске.
Каинар позволил себе подремать утром лишних два часа и поднялся поздно, когда родители уже давно позавтракали. Но, несмотря на огромное рвение к занятиям, для начала Равен все-таки заставил сына съесть завтрак. И только после этого они вдвоем уселись в гостиной, под веселое потрескивание огня в камине в полной ватной тишине занесенного снегом дома поведя разговор.
— Колонны, Каинар, — вещал вемпари, начав подбираться к делу издалека, а заодно решив напомнить молодому химеру парочку очевидных истин — вреда не будет, — есть не только то, что мы всегда видим на горизонте. Они создавались, как скрепа ткани нашей реальности, как защита от Великого Ничто, а посему они тройственны. Одна часть их — это то, что мы видим в явном мире, живые тела, что освещают наш континент. Корни Колонн уходят в самую земную глубь, к раскаленному нутру, к сердцевине — чтобы там погрузиться в глубины мира духов и демонов, откуда к нам приходит всяческое зло.
— Хир-эн-Алден тоже? — спросил Каинар, теребя в когтях цепочку с медальоном.