Пленника растянули на спине, туго перемотав цепями и закрепив их у основания каменного ложа. Мобиус обвел Хранителя изучающе-заинтересованным взглядом, задумчиво потирая подбородок.
— Хороший материал…
— Я из тебя материал сделаю, мразь ископаемая! — молодой маг уже почти рычал, стараясь, чтобы страх перерос в гнев. Липкая холодная жуть поднималась из живота, подбиралась к сердцу, заставляя его замирать. — Круг тебя в порошок сотрет!
Мобиус уже перестал слушать его, полностью погружаясь в свои мысли, по-стариковски начиная бормотать под нос и предвкушающее потирать руки.
Скрипнула дверь — два лохматых подмастерья вкатили широкий трехэтажный столик, на котором звенели скальпели, ножи, пилы, иглы, пинцеты, щипцы, и прочие колюще-рещуще-разделочные инструменты, бутылочки и стаканчики с порошками и жидкостями. Некромант злобно усмехнулся, кивая «ученикам», которые подхватили ножницы и принялись ловко срезать одежду с Хранителя Равновесия.
— Круг… Хранители… ничего страшного… — тихо ворчал Мобиус, мешая какую-то смесь в отдельном блюдце, — Никому нет дела до наглого выскочки. Даже Равен пером не пошевелит…
Мысли лихорадочно скакали, сердце глухо колотилось о ребра. Идиот, кругом идиот, дурень, осел! Если бы хоть крупица силы осталась, если бы уделять побольше внимания боевым искусствам… И получается, что отец был прав. А нежитью становиться не хотелось отчаянно, хоть Каинар и понимал прекрасно, что именно такая участь его ожидает. Что из него сделают? Гуля? Слишком низкопробно для такого как Мобиус. Вурдалака? Дрейкара или шептуна?
Оставалось только молиться всем богам, каких знал.
Мобиус, наконец, закончил возню с раствором, один из амбалов подошел ближе, ухватывая лапами лицо Каинара и открывая тому рот, чтобы некромант влил нужное зелье.
— Не волнуйся, — с издевательским сочувствием отозвался бывший Хранитель Времени, — Ты почти ничего не почувствуешь… поначалу.
Мерзкий каркающий смешок раскатился под сводами зала-пещеры.
Вкус был гадкий. Но выбора было всего два — или захлебнуться, ставя под угрозу не только Круг, но и мир и погибнуть донельзя нелепо, или проглотить и потом сдохнуть еще отвратительнее. Инстинкт самосохранения взял верх, и выбор был сделан в пользу второго. Вскоре Каинар почувствовал, как отнимаются внутренности и постепенно немеет все тело. Перед глазами потемнело, но слух, увы, обострился до предела.
— Не смейте! — взявшийся ниоткуда женский визг заставил бы вздрогнуть, кабы это еще моглось.
— Заткнись! А не то язык вырву! — рявкнул некромант, выбирая прямой скальпель и поворачиваясь к Каинару, — А вот что нам с тобой делать?.. Храни-и-итель, как-никак. Это будет сложно — но тем интереснее….
Послышалось гулкое бормотание, тяжелая вязь заклинаний поднималась почти осязаемым коконом, постепенно замедляя время внутри него и скручивая магически токи. Острое лезвие скользнуло к руке Хранителя Равновесия, аккуратным и точным движением разрезая кожу на тыльной стороне ладони, затем на пальцах. Нити силы тут же подцепили края, раскрывая и растягивая кожу, потянувшись к розоватым ниточкам мышц и сосудов, оголяя кости.
— Да-а…человеческие руки порой так слабы, но ими можно сделать такое… — усмехнулся некромант, косясь на плоское блюдо с выложенными на нем разнообразными звериными когтями и не забывая орудовать скальпелем.
— Не рой другому яму, — хрипло закаркал Каинар, пытаясь изобразить саркастический смех. — Сам в нее попадешь. Я тебя и в виде нежити урою — косточек не останется!
— Давай-давай, попробуй… вместе посмеемся, — усмехнулся некромант, присмотрев длинный саблевидный коготь и прикладывая его между вскрытых указательного и среднего пальцев. Кивнув самому себе, перехватил скальпель поудобнее. Кровь текла медленно, тонкие жгуты энергии потянулись с кончиков пальцев Мобиуса, растягивая мелкие ниточки мышц, жил, сосудов, начиная их аккуратно перестраивать. Кости пальцев начинали увеличиваться, уплотняться, и меняться в форме, некромант не забывал добавлять в место превращения черно-белый порошок.
Внезапная боль прострелила руку раскаленной иглой, Каинар, не удержавшись, взвыл. Отчаянно хотелось вырваться, но куда там. Чужая магия медленно и въедливо прогрызала его защитный кокон, усиливая принудительную метаморфозу, с языка сама собой неслась отборнейшая брань — грузчики в порту Мередиана и то ругаются пристойней. Каинар очень надеялся, что у мучителя хотя бы завянут уши.
В ответ послышалось лишь довольное бормотание:
— Неужто больно, выродок? — поинтересовался Мобиус, пристраивая между частично сросшихся костей коготь и протягивая к нему систему жил, подобную кошачьим. Сосуды и мышцы медленно обворачивали новый крупный палец, а некромант занялся оставшимися двумя, начиная их сращивать, примеряя коготь поменьше, — Ничего, потом заменим тебе кровь — эта погань даже упырей кормить не годится — и боль тебе будет не страшна…
Ответом стала очередная порция ругани, хриплого рычания и подвывания. Пока мучитель делал свое дело, на него обрушивалась такая волна бешеной ненависти и проклятий, что, будь Каинар в силе, этот шквал наверняка убил бы старика, если не на месте, так по прошествии нескольких дней точно.
Через полтора часа Мобиус, наконец, закончил левую руку. Конечно, пришлось повозиться с большим пальцем, ведь там не было места для когтя, но все же, он добился своей цели. Рука превратилась в большую трехпалую лапу с втяжными саблевидными когтями. Пока, увы, она выбивалась из общего вида, но это было только начало…
Подмастерья торопливо смыли кровь, опасливо поглядывая на изуродованную руку, забранную ровными швами и заплатами из неизвестно чьей кожи, и уже начинающую чуть подрагивать. Некромант же обошел стол, увлекая за собой инструменты и потирая ладони:
— Самое главное — вторую руку сделать одинаковой, — усмехнулся он, снова перебирая свое пыточное железо.
Со второй рукой он справился быстрее — Хранитель не мешал своими криками и дерганьем, да и приноровился уже…
А Каинар впадал в странное оцепенение. Сознание все еще присутствовало, но он перестал реагировать на замечания и шуточки Мобиуса. Одна-единственная мысль сидела в голове очень крепко и четко — этот подонок — будущий мертвец. И подхлестывала, держала волю, жгучая, едкая как кислота, ярость.
Дело уже шло к утру, когда некромант, наконец, оставил неподвижное тело и в бессилии повалился в кресло. Хранитель поддавался магии тяжелее, чем простые люди и животные, особенно долго пришлось мучиться с ногами. Хотя сейчас это были — человечьи ноги ли? — крепкие гибкие двупалые лапы с расширенной к низу стопой и плотной шкурой, снятой не то со щиторога, не то с молодого дракона. Мобиус переделал суставы в коленях и локтях, из-за чего они стали более крепкими и плотными, хотя и потеряли часть природной гибкости. Что ж, чем-то приходится жертвовать.
Оставив пленника под присмотром охраны, некромант ушел из магического зала — даже ему требовался отдых.
Интерлюдия
Из дневника Равена
Ночь с 18 на 19е Месяца Белого Льва
О
хо-хо… И снова бессонная ночь в этой маленькой комнатушке, снова до рассвета, и снова наедине со своей совестью в те часы, когда мой звереныш спит спокойно и крепко. Инайя, наверное, скоро не пустит меня в нашу спальню. А в том, что Каинар целиком и полностью мой, сомневаться не приходится. Состояние его все так же печально, он болен и почти совершенно безумен. От пережитого ли страха, боли или унижения — не знаю. Наверное, от всего сразу. Если он остается один, то зарывается в гнездо из одеял и лежит так часами, не меняя позы. Если заходят Инайя или Кошка — забивается в самый дальний угол и рычит оттуда, выпуская когти при малейшей попытке подойти. А когти, надо сказать, у него не маленькие, трехдюймовые и очень острые. Даже меня он в первые дни, когда сбивали жар, умудрился зацепить в припадке ярости и порвал мне руку. Однако, теперь он не дается в руки никому кроме меня. Зато со мной напрашивается на ласку, словно ручной котенок, и повадился засыпать под моими перьями, положив голову мне на колени. Я, разумеется, не удерживаюсь и чешу его за ухом, как кота, пока не заснет. Он, удивительное дело, мурлычет в ответ. Признаться, я с трудом привык смотреть в его изуродованное, перекошенное лицо без дрожи. С этим надо что-то делать… Наверное, все-таки придется привести к нему молодого Одрона. А что, напоить снотворным, чтобы смирно лежал, и привести — пусть этот обормот свои ляпы исправляет. Может ли он представить себе, каково это — помнить сильного зрелого красивого молодого мужа, а на руках держать безжалостно изувеченное, почти неразумное существо с сознанием то ли младенца то ли животного и сдерживать жгущие глаза слезы, когда оно перекошенно улыбается тебе, потому что не знает правды?..
Равен сложил крылья, вздохнул, чуть снизившись, покружил над родовым поместьем отца молодого Хранителя, усмехнулся каким-то своим мыслям и, вновь набрав высоту, поймал воздушный поток и понесся дальше на северо-запад. Там, оставив последний Небесный Город пустым парить в вышине облаков, обосновались в системе пещер неприступного горного кряжа Нар-Эрири последние остатки народа Вемпари.
То тут, то там над долинами и перешейками носились крылатые силуэты с голубой кожей и оперенными крыльями самых разных оттенков от угольно-черного до снежно-белого и коричнево-пестрого. Вемпари пытались обжиться на новом месте, привыкнуть к новому существованию почти отшельников.
Пролетая, озабоченный Равен мало с кем здоровался, отвечал на вопросы и пожелания резко или вовсе отмалчивался. Наконец, на одной из самых оживленных строек — это был дом для какой-то семейной пары с грудным ребенком — он обнаружил Люциуса, младшего в уважаемом семействе Одронов.
Приземлившись на узкий каменный карниз Равен махнул ему рукой, подзывая к себе. Люциус быстро что-то сказал одному из помощников и поспешно подлетел к Равену, коротко поклонившись:
— Приветствую, господин Каарис. Что-то случилось? — спросил он, почувствовав напряжение.
— Где твой брат? — без обиняков спросил Ветряник, нервно подергивая седоватыми уже крыльями и теребя пояс туники. — Мне нужно с ним поговорить.
— Янос? Он где-то во внутренних залах, — Люциус указал рукой в сторону небольшого замка, врезанного в тело горы. Младший тревожно огляделся по сторонам, чуть замявшись, — Он сейчас… немного не в себе… еще не пришел в себя после…
— Я знаю, — оборвал его Равен. — И все понимаю. Но у нас случилось кое-что посерьезней. Молодой Каинар исчез.
Люциус вздрогнул, крылья понуро опустились.
— И…что же с ним? Вы же знаете…
— Я-то знаю, а вот Янос, похоже, забыл. Скажи, он закончил меч?
— Я… я не знаю… еще месяц назад он говорил, что закончил, но несколько дней назад он был в кузне — что-то доделывал… Лучше вам у него самого спросить.
Поняв, что более внятного ответа от молодого вемпари не добьется, Равен-Ветряник махнул рукой и камнем ухнул с высокого карниза, только полы длинной туники затрепетали. Уже в падении он распахнул крылья и в три удара набрал высоту, разворачиваясь к замку.
Он довольно долго кружил над башенками и галереями, не находя знакомой понурой лохматой фигуры. В конце концов, ему это надоело, он отыскал нужный балкон, нарочито громко приземлился, хлопая крыльями, и вошел в комнаты, принадлежащие Яносу, прямо так — через окно.
Новоиспеченный — всего двести лет как — Вождь не повел и ухом, продолжая сидеть в кресле, уперев руки в подлокотники и сложив на них голову. Золотая диадема перекосилась, плохо сдерживая длинные взъерошенные волосы, и едва не падала, шитая золотом белая парадная мантия помята, как будто он в ней спал. Он напоминал большого нахохлившегося мрачного ворона.