Командир слушал нас молча.
— Какой-то бред, — свысока бросил первый штурман и повернулся к экранам.
— Мистер Гюнтер, сходите в столовую и расспросите о том, что хочет узнать мисс Павлова, — холодно сказал мистер Уэнрайт.
Я сама знала, что несла страшнейшую чепуху, лишь бы не показывать командиру, что знаю личность напавшего, но не могла предположить, что, во-первых, мистер Уэнрайт за эту чепуху уцепится (тоже, должно быть, для того, чтобы я не заподозрила его, раз уж не узнала сразу), а во-вторых, что моя чепуха обернётся ещё большей чушью.
Мистер Гюнтер вернулся не один, а привёл с собой повара, или, точнее, это разъярённый повар притащил ошеломлённого мистера Гюнтера.
— Что это значит, мисс?! — взорвался мистер Георгадзе. — Сначала вы указываете мне на беспорядок в столовой, а теперь дошло до того, что вы обвиняете меня в отравительстве! Я тридцать шесть лет работаю поваром! Вас ещё на свете не было, а я уже кормил людей, и ни разу за тридцать шесть лет никто не обращался ко мне с жалобой. Не вам меня учить, мисс! Я не знаю, какой работник вы, а я в своём деле толк знаю!
Я ждала, когда же командир выставит постороннего вон из рубки, но он сидел к нам спиной и смотрел на экраны. Зато мистер Форстер, вставший при виде повара, слушал его с величайшим изумлением.
Я так устала от безумного дня, что новое безумство не оказало на меня никакого действия.
— Да, сэр, — только и сказала я.
Бортинженер, этот безупречный служака делал уморительные рожи, чтобы не засмеяться, а мистер Георгадзе, излив на меня своё возмущение, повернулся и с достоинством удалился.
— На какой беспорядок в столовой вы ему указали, мисс? — не понял мистер Форстер.
— Я не стала ему говорить, что мисс Сергеева увидела в столовой кровь, а сказала, что беспорядок, — пояснила я.
Бортинженер хрюкнул и закусил губу. Командир безмолвствовал и не реагировал на происходящее, и мне стало страшно. Может, как раз в эту минуту его глаза теряют свой цвет и он уже готов к убийству. Судя по тому, что его испугал сигнал тревоги, он осторожен и не будет убивать при всех. Но вдруг благоразумие когда-нибудь его покинет?
Да, день сегодня был тяжёлым и страшным, а насколько он был страшен и какой большой опасности я подвергалась, я поняла лишь в своей каюте, когда успокоилась и ничто не мешало мне сосредоточиться.
Во-первых, сбывается пророчество Серафимы Андреевны: командир приоткрыл маску и под ней оказалось чудовище.
Во-вторых, Серафима Андреевна перед смертью хотела взглянуть в лицо своему убийце, а чуть позже она сказала первому штурману, что хочет видеть командира. Это ли не разгадка?! Сергеева могла что-то узнать про командира и сказать ему, из-за чего он её и убил.
Кроме того, даже мисс Хаббард мог убить опять-таки командир, потому что у него имелись ключи от всех кают. Что ему стоило войти к спящей женщине и её убить? Но из-за того, что она убита, опять-таки по словам мистера Уэнрайта, не длинным ножом, а как-то иначе, то её мог убить и кто-то другой. Однако тревожно сознавать, что убийца владеет всеми ключами.
Не знаю, что мне делать. Мне известно имя убийцы, а я его скрываю. Если произойдёт ещё одно убийство, то оно будет на моей совести. Я знаю это, сознаю ответственность, которую не имею права на себя брать, но указать на преступника не могу.
12 февраля
С какой же мукой в сердце я шла в рубку! Я боялась взглянуть в лицо командиру, боялась встретить его взгляд, а больше всего боялась услышать об очередном преступлении, о чьей-то смерти, виной которой была бы прежде всего я.
Мистер Уэнрайт поздоровался с нами (мной и бортинженером) как всегда спокойно. От вчерашнего недомогания не осталось и следа. Мистер Форстер, немного бледный, но здоровый, пожелал нам доброго утра с обычным достоинством и, не забыв посмотреть на часы. День начинался обыденно, словно и не было вчерашнего нападения.
До завтрака новостей не было. Нас с мистером Гюнтером отпустили в столовую, и я решила воспользоваться первой же возможностью, чтобы заронить в душу немца сомнение.
— Мисс Павлова, вы вспомнили, какого цвета был костюм на вашем убийце? — спросил бортинженер.
— Нет, мистер Гюнтер, если уж я не заметила этого сразу, то вряд ли мне удастся вспомнить. А какой, по вашему, цвет должен быть у костюма моего убийцы?
— Думаю, что вишнёвый, мисс, но мне странно, как можно не заметить такой броский цвет.
— Мне самой странно, сэр, — согласилась я. — Наверное, мне было на что смотреть помимо одежды.
— На что?
— Например, на нож.
Бортинженер сменил гнев на милость.
— Конечно, вы правы, мисс. Когда видишь нож, то ни на что другое не остаётся времени. Жаль, что он напал на вас, а не на меня. Уж от меня бы он не ушёл.
Хотелось бы мне посмотреть на немца, когда он узнает, кто на меня напал.
— Кстати, мистер Гюнтер, вы натолкнули меня на одну мысль.
Мы остановились за поворотом к столовой.
— Какую мысль, мисс?
— Вы так усердно пытались выяснить цвет костюма убийцы, что я поневоле подумала: а вдруг когда-нибудь, по невероятной случайности, заболеет кто-нибудь из нас, а может, повар или мисс Фелисити.
— Чем заболеет? — не понял бортинженер, потому что это был мой термин.
— Желанием убивать, — пояснила я.
— Мы не выходим из корабля, — возразил немец.
— Всего лишь предполагается, что мы в безопасности, но никто этого не доказал.
— Если мы не будем доверять друг другу, то… как же тогда работать?
— У командира хранятся запасные ключи от всех кают. А вдруг он тоже заболеет и решит ими воспользоваться? Мисс Хаббард ведь была убита в своей каюте. Она открыла кому-то дверь. А имея ключ, можно входить без желания и ведома живущего там человека.
Немец улыбнулся.
— Вы предусмотрительны, мисс, но вам не стоит волноваться, потому что хоть ключи и хранятся у командира, но взять их без ведома мистера Форстера он не может, потому что только у него есть шифр от сейфа, где лежат ключи, и особо важные документы.
Это было что-то новое, о чём я никогда не слышала.
— А кто это придумал?
— Командир решил, что, отправляясь исследовать эту планету, надо предусмотреть все возможные несчастья, даже его, как вы выражаетесь, болезнь, поэтому и установил такой взаимный контроль, чтобы ключами от кают никто не мог воспользоваться без ведома другого.
Значит, мистер Уэнрайт не мог войти к мисс Хаббард и убить её. Хоть я и не считала эту версию бесспорной, однако теперь мне стало немного спокойнее, ведь мне не нужно было опасаться, что покрываемый мной преступник будет ночами входить в каюты и резать людей. Фактически, командир у меня под наблюдением. В рубке я не буду спускать с него глаз, отправляясь с мистером Форстером в столовую, он не посмеет на него напасть, потому что будет сразу же уличён, а учёные с ним встречаются не поодиночке. Нет, мистер Уэнрайт будет выжидать удобного момента или сам этот момент готовить, как приготовил вчера.
В столовой мистер Георгадзе встретил меня непроницаемой миной, зато тем усиленнее рассыпался в любезностях перед бортинженером. Безмолвная мисс Фелисити копировала патрона. Бессовестный немец, как ни старался сохранять невозмутимость, явственно наслаждался этой комедией. В иное время я бы позабавилась непредвиденными осложнениями, но сейчас лишь с мрачным удовлетворением отметила, что все вилки и ложки на месте и мне не придётся выискивать способ, чтобы побеседовать с горничной с глазу на глаз.
Я боялась, что за время нашего отсутствия произошли какие-то события, но с радостью убедилась, что командир и первый штурман о чём-то тихо разговаривают, умолкнув при нашем появлении. Никто не подозревал мистера Уэнрайта в диких и бессмысленных поступках, которые он совершил. Впрочем, таких ли уж бессмысленных? Серафима Андреевна могла предречь ему будущее, обвинив в ещё не совершённых преступлениях, за что он её и убил, испугавшись разоблачения. Однако на такой шаг мог пойти лишь человек, сознательно готовящий будущее преступление, иначе он просто не понял бы, о чём ему толкует женщина, которую все считали сумасшедшей. Не заключается ли весь смысл действий командира во фразе Сергеевой, которую я сама ему сообщила, растолковав, как я тогда думала, наиболее правильным образом: "Все преступления рождены на земле, но одни осознанно, а другие — нет". Может быть, мистер Уэнрайт заранее спланировал какое-то преступление и спокойно выжидал бы своего часа, но на его пути встало неожиданное препятствие в виде русской женщины, способной заглянуть в будущее. Он её убивает, но остаюсь я, тоже русская женщина, которой грозная для него Серафима Андреевна высказывала на своём языке немало пророчеств. Я могла узнать от неё кое-что про замысел командира и сперва не понять её слов, а потом, после их осуществления, правильно их растолковать и разоблачить преступника. Я и сейчас скрываю что-то, сказанное про него, как думает убийца. Следовательно, меня надо убрать с дороги, как серьёзную опасность. Командир рассуждает очень логично. Хуже всего то, что он не заражён неведомым вирусом убийства, а действует сознательно и способен ждать, сколько потребуется, не возбуждаемый кровожадными инстинктами. А что до отрезанной головы несчастной женщины, то это сделано с целью ужаснуть всех нас и заставить поверить, что действовал человек, подпавший под непознанную власть планеты. А если вдуматься, то убил он её мгновенно, не наслаждаясь зрелищем её мук, и голову отрезал у мёртвого, ничего уже не чувствующего тела, а для человека, прошедшего, как и многие межпланетники, курс медицины, это, наверное, не так уж сложно.