— Князь, на руле у лучников сидела женщина из монастыря в Ити. Как она могла быть с ними связана?
Спросил, и скользнул глазами по лицу княжича. Плохо выглядел отрок, совсем плохо. Огромные застывшие глаза на зареванном лице, испуг и ужас. Но сознание свое княжич прикрывал, тут все было нормально. Ведун пересел на нос лодки, подтолкнув Аю Васанту к веслам:
— Греби, княжич, теперь ты. Я отдохну. Не намахивайся, мы уже не спешим.
Отрок безропотно сел за весла и медленно вывел лодку на течение. Амаравата неспешно обдумал вопрос Кондрахина. Они оба сидели на корме, и князь наклонился к уху Юрия.
— Служительницы матери Мамуха Благословенного занимаются только жизнью. Смерть не их ремесло. Я думаю, она плыла с убийцами, чтобы спасти княжича. Монастырь имеет какое-то отношение к его рождению. Ты сам видишь — рыжеволосый сын у темноволосых родителей.
Навстречу им попадались влекомые лошадьми вверх груженые баржи. Торговцы бурно приветствовали князя, который уже сбросил монашеский плащ. Неожиданно подал голос дремавший ведун:
— Нас, судя по всему, видят, когда мы на реке. Я ощущаю наблюдение сверху. Возможна очередная засада возле Ити. На реке нам не укрыться. Что делать будем?
Князь предложил проскочить устье Лесной, причалить к левому берегу Дрили и отправляться в город пешими, по лесу. Кондрахин резонно возразил, что засада может быть не на Лесной, а на Дрили. Высаживаться же сейчас на берег не было никакого смысла — мостов через Лесную не существовало, а пересечь быструю холодную реку без лодки княжич не сможет. Подняться выше по течению Лесной и там соорудить плот? Но такие маневры отняли бы слишком много времени. Как минимум, пришлось бы ночевать в лесу.
Собственно, такая ночевка никого не пугала, но Юрию очень хотелось добраться до города как можно раньше. Почему, он не знал и сам. Казалось, что в городе он сумеет найти ответы на свои вопросы. Да и Корзинщика хотелось прижать поближе к ночи. Впрочем, без ведуна того не сыскать, а им еще требуется безопасный ночлег для князя. Ночлег тайный. Сам князь полагался на храм Ямы Справедливого, но Юрию предсказуемые действия казались наиболее опасными.
— Аю Васанта, а ты что скажешь? — поглядел землянин на отрока вопрошающе, — Как нам попасть в город, минуя возможную засаду?
— Надо пристать к торговцам, сесть на их баржу. Потом вместе с ними проплыть мимо Лесной, как будто к морю. А ночью отстать от них и поплыть назад. Разбойники не нападут на торговцев, у тех копья и луки.
Князь поддержал сына, заявив, что наблюдение за ними сверху потеряет смысл, если они пересядут на баржу под мостом возле устья Лесной. Там был небольшой причал, и прямо под мостом они могли затащить свою лодку на баржу. Юрий, не зная, как именно велось за ними наблюдение, подозревал, что они будут обнаружены и на барже торговцев. Но план имел несомненные выгоды.
Пять-шесть вооруженных торговцев на барже, да три человека с княжеским даром — нападение десятка лучников они отразят. Незаметно собрать большее войско не так просто даже в здешних лесах. Да к тому же нападавшие на дворец князя, как и речные лучники, надежно защищали свое сознание. Это на Амату все же умеет делать далеко не каждый.
— Сзади нас как раз сплавляется баржа, — как о чем-то решенном, заявил Ведмедь, — Я высажу вас на берег, а сам пересяду к торговцам. Пока плывем до моста, я закрою их сознание. А потом подожду под мостом, раз там и причал имеется.
Аю Амаравата с сыном и Кондрахиным высадились на берег. Привязали к лодке наспех связанную из обрывков плаща веревку. Ведмедь остался в лодке, дожидаясь баржу. Остальные укрылись в прибрежном лесу. Юрий достал свой камень и принялся закрывать не только свое ментальное поле, но и астральное. Вообще это было невозможно, но придать своему полю такую форму, чтобы напоминать не человека, а какое-либо животное, достаточно искусный астральный мастер мог.
Сейчас он выбрал образ обезьяны. В Дастране они не обитали, лишь изредка и только летом забредали с юга небольшими группами. Но богатые люди иногда держали прирученных, домашних обезьян. Кто мог быть уверен, что князь Дастрана не имеет своей обезьяны?
Ведмедь подгреб к барже, перелез через борт, оттолкнул лодку, выбросив веревку с привязанной на конце палкой на берег. Подобрав палку, землянин подтянул к себе лодку. Следовало немного выждать, чтобы торговцы не распознали в следующей за ними лодке Амаравату с сыном. Прослеживая движение баржи астральным зрением, Кондрахин заметил, как один за другим исчезали мыслительные проявления у членов экипажа баржи. Теперь торговцы, даже увидев князя, не смогут выдать его присутствия собственными незащищенными мыслями.
— Аю Амаравата, ты сможешь сделать сознание другого человека недоступным для другого владельца княжьего дара?
Князь немного поразмыслил.
— Пока этот человек неподалеку от меня — смогу. Хочешь знать, как? Я должен присоединить к его сознанию свое, и защищать оба сразу. Это довольно утомительно.
Землянин сообщил, что его уплывший на барже спутник собирается закрыть сознание всех торговцев сразу.
— Силен Вед, таких искусных мастеров на Амату немного, — произнес князь, покосившись на сына.
На этот раз и князь, и Васанта свои мысли скрывали вполне успешно. Юрию только оставалось гадать, не раскрыл ли князь их истинное происхождение? Вроде бы, исключая только что произнесенную фразу, никаких намеков на это он не делал. С другой стороны: как мог потомственный князь так вот сразу принять как равных двоих пришельцев издалека? Пусть он даже он был благодарен им за помощь, признал в Юрии отпрыска княжеского рода, а в ведуне — некий эквивалент местного монаха. Все равно — он князь, наследственный хозяин сильного княжества, а пришлые могут похвалиться всего лишь принадлежностью к высшим сословиям.
А вот признай Аю Амаравата в них посланцев иных планет, или, в местной религиозной традиции, посланцев богов — и это сразу объясняет его почтительное отношение. Он и при первой встрече им то ли поверил, то ли просто удовлетворился преподнесенной ему легендой, не пытаясь ее проверять. Может быть, ему просто было все равно? Но тогда откуда такое отношение? Князь доверил им жизнь сына, а его объяснения были не более убедительны, чем легенда самого Юрия.
"Князь тебе верит, хоть и полагает, что ты соврал о своем происхождении. А ты предполагаешь, что он тебе лжет, потому что не веришь в его беспричинную симпатию. Черствый ты тип, Кондрахин, да еще и подозрительный. Зря ты сейчас обезьяной прикидываешься. Тебе больше подошел бы облик свинорыла".
— Баржа стоит под мостом, — сообщил князь молча работающему веслами землянину.
Юрий кивнул. Он тоже это почувствовал. Его беспокоили во множестве суетящиеся возле баржи люди. Понятное дело — пристань, важный мост, небольшой рынок и застава возле моста. Оживленное место. Но почему почти у всех закрыты мысли? Что за планета такая, где чуть ли не каждый второй охотник или торговец способны скрывать свои мысли?
На лодку надвинулась громада моста. Две вырастающие из реки огромные опоры-башни, сложенные из массивных каменных блоков, невесть как сюда доставленных. Еще по одной опоре на каждом берегу. Причалы: по берегам, возле опор. Прямо под мостом, у одного из причалов стоит "их" баржа. Торговцы уже ждут, готовые поднять на борт подплывающую лодку и предоставить место на палубе.
Прямо над высокой мачтой баржи полнеба закрывают бревна, составляющие тело моста. Княжич с гордостью за деяния предков сообщил, что мост возвышается над водой на пять конских голов. В земных мерах это чуть больше девяти метров. Неплохо. Ширина изрядная — две повозки разъедутся без труда, и еще место останется для пеших. И длина — почти две сотни шагов. Серьезный мост для такой деревенской глуши.
— Строили его шесть лет, — похвастался Аю Васанта, словно в том была его собственная заслуга. — Под ним даже небольшие морские корабли проходят.
Пузатая баржа с головой носорога на бушприте со свернутыми сейчас парусами носила звучное название "Дар Кахолы". Капитан отвел князя и отрока в кормовую надстройку, а Юрию молча указал место на носу. Торговцы сноровисто подвели под лодку веревки и втащили ее в баржу. Сразу после этого капитан скомандовал отплытие.
Медленно поплыл назад несуразно громадный для Дрили мост. Стражники в блестящих доспехах, с торчащими за спиной топорами на длинных ручках провожали их внимательными взглядами. Караульные помещения из камня были построены по всем правилам фортификации: башня, бойницы. Кондрахин сразу припомнил заветы Ильича — Ульянова по кличке Ленин. Тот тоже советовал захватывать мосты, банки, почту и телеграф. Почты и телеграфа здесь пока не существовало, как с банками — землянин пока не выяснил, а вот необходимость защиты мостов в Дастране осознавали крепко. Не иначе и громоздкость моста объяснялась все той же причиной — чтобы труднее было его разрушить.
Приходила в голову Юрия и другая мысль. А что, если этот мост построен таким прочным для переброски по нему колесной или гусеничной техники Прежних? Грузовик-трехтонку или легкий танк он вполне может выдержать. А по долине Лесной, до которой оставалось всего несколько километров, пролегал единственный удобный выход из лесов Прежних на равнины южных княжеств. И мост для этих целей был совершенно необходим.
Спрятавшись между двумя штабелями мешков стоявших на палубе, землянин огляделся. Их лодку привязали килем вверх к палубе и накрыли мешковиной. Сейчас под ней сидел в медитативной позе Ведмедь. "А ведь он спрятался под лодкой, чтобы его не увидели сверху. И капитан сразу увел князя с сыном под крышу. Пора и мне спрятаться. Кто знает, может Ведмедь прав, и на нас действительно смотрят сверху внимательные, но всего лишь человеческие глаза?"
Забившись в углубление между мешками, Кондрахин потерял возможность смотреть по сторонам. Впрочем, вскоре по качанию баржи он определил, что они достигли Лесной реки. Высунувшись, Юрий разглядел проплывавшие за бортом острова и протоки Лесной. Сейчас река была маловодна, и в большинстве проток по широкому каменистому руслу бежал лишь тощий ручеек. Только главная протока выглядела достойной, полноценной рекой.
Города Ити отсюда не было видно. Баржа на время подошла к причалу, и Кондрахин вновь спрятался среди мешков. В этом месте, как он понял из разговоров торговцев, всегда останавливались проплывающие мимо суда. Покупали снедь, набирали чистой воды из протекавшего рядом ручья, помаленьку торговали. На этот раз большая часть экипажа осталась на борту. Торговцы старались не высовываться, прячась в трюмах или надстройке. У всех наготове были луки. Экипаж знал, что отвечает за жизнь князя и его сына головой. Ведмедь всего лишь прикрыл от чужого внимания мысли торговцев, не посягая на их волю и разум.
К причалу то и дело подходили большие и малые лодки, пришвартовывались плоты и баржи. На утоптанной площадке за причалом горели костры, стояли навесы временных лавочек и таверн. По причалу безостановочно сновали люди. За их суетой с безразличием наблюдало четверо дружинников князя с топорами, в доспехах.
Вернулись на борт посланные за водой. Принесли с собой свежих, еще горячих лепешек. Протянули лепешку и Юрию. Экипаж выбрался на палубу и принялся с аппетитом неспешно обедать. Тянули время, стараясь не вызывать подозрений у торговцев с других судов. Но всякий обед когда-либо кончается. Баржа отчалила, хотя вечер еще не наступил. До темноты оставалось больше двух часов.
Здесь, после впадения основного притока, Дриль разливалась на полторы сотни шагов. Капитан держал баржу возле левого берега, где течение было слабее. Он знал, что под покровом тьмы пассажиры покинут его баржу, и старался не удаляться от устья Лесной. С другой стороны, останавливаться он не мог. Неведомый наблюдатель сразу бы засек остановку в светлое время вне населенных мест и обратил на баржу пристальное внимание.
В сумерках, когда берег напротив борта еще различался отчетливо, и только уходящие вдаль берега тонули в полумраке, ведун выбрался из-под лодки. Прокричал команду капитан, лодка плюхнулась в воду, Кондрахин быстро спрыгнул в нее и придерживал возле баржи, пока спускались князь и сонный отрок. Ведун спрыгнул с баржи так ловко, что лодка даже не покачнулась.
Баржа растаяла в сумраке, а землянин с ведуном, меняя друг друга, изо всех сил гребли против течения. В основном возле берега оно было совсем слабым, но на некоторых поворотах приходилось ощущать на себе его полную силу. Вскоре окончательно стемнело. Вытащив суденышко на берег, они напрямик двинулись через лес. Отыскав большую ель, развели костерок под укрытием ее ветвей и заночевали. В этот раз первую половину ночи сторожил Ведмедь.
Утром, подходя к городу, Аю Амаравата неожиданно заартачился.
— Не так плохи еще мои дела, чтобы я в собственный город входил тайком, скрывая свое имя.
Юрий резонно, с его точки зрения, отметил, что князь не гнушался скрываться в лесах, да и на реке он не спешил выставлять напоказ свое княжеское достоинство.
— То был поход. К нему и одежда другая уместна, и честь княжеская не требует должного к себе отношения от первого встречного. А в собственном городе способны скрываться тайком только изгнанники.
Уговоры не помогли. Князь, во что бы то ни стало, желал появиться в городе с надлежащим почетом, в княжеских одеяниях, и об руку с сыном. Что делать, пришлось Юрию, запасшись княжьим перстнем для подтверждения своих полномочий, отправляться к капитану местной дружины. Ведмедь тем временем собрался на поиски Корзинщика. Он особенно и не удивился поведению князя, заметив:
— Днем, да пока княжий дар при нас, бояться нечего. А к ночи придумаем что-нибудь.
Сказал — и ушел в город. А Юрию пришлось отыскивать капитана дружины, предъявлять ему княжий перстень да объяснять, какой именно встречи желает в своем городе князь Аю Амаравата. Присматривать, как капитан выполнил княжеские распоряжения, Кондрахин не стал. Капитан — подданный Амараваты, вот пусть князь сам его и наказывает, коль, что не так. Юрий поручение выполнил и мог заниматься своими делами.
Ити, город на Летней реке, ему глянулся. Построен он был так, что все приличные и высокие дома смотрели фасадами на реку. Идущие параллельно реке улицы — одна выше другой — соединялись между собой каменными лестницами, по обеим сторонам которых высились каменные фигурки рогачей. Были здесь и неказистые ряды домиков бедноты, хоронящиеся на задах высоких дворцов, прячущиеся среди пожелтевших ракит. Главные же улицы были чисты, вымощены камнем и украшены кустами, усеянными по осенней поре неизвестными Кондрахину красными ягодами.