Гребанные предрассудки!
— Что такое фомор? Я вроде как не в курсе.
Меня не особо волновал ответ, но пока садовый фомор болтал, он отвлекался от валяния меня на земле и нанесения телесных повреждений. У меня появлялись какие-никакие секунды, чтобы придумать план побега или чтобы сработала магия Избранной.
— Ты никогда не слышала о фоморах? — От удивления элл Жаб забыл прошипеть согласные. Крылья замерли в воздухе, а в глазах потухла краснота. Позер! — Мы среднее звено в цепи исполнителей желаний. Таинственные обитатели Пограничных земель. О нас ходят легенды! Нами запугивают непослушных детей. Мы приходим в ночи, чтобы исполнить самые сокровенные людские мечты, но взамен забираем самое ценное, что у них есть. — Он важно скрести мощные лапы. — Ну?
— Вы типа наполовину демоны и наполовину джинны?
Лезвия крыла врезались в край дорожки, высекая солнечные искры. Взметнув оборванные лепестки цветов в воздух, я отпрянула обратно к камню.
Фомор стоял на краю ступеньки. Если запрыгнуть на пьедестал, потревожив проклятый камешек, и с ноги заехать в грудину, то элл Жаб равновесие не удержит. А там кувырком через него и деру к воротам.
— Ой, ну простите, что не сильна в мифологии пупырчатой живности! Уверена, вам люди тоже все на одно лицо.
— Мы приходим из Пограничных земель, — продолжал на что-то надеяться крылатый жаб. — Стражи Белокаменного дворец. Ну же, элая, о нем-то ты слышала.
— Ну, так… краем уха.
Фомор клацнул пастью. Кажется, я его расстроила.
— Такая невежда Визирю не нужна, — резюмировал он.
Опасный хвост стрелой метнулся слева, огибая постамент, но я уже была наверху. Волшебный камень внеземной любви опасно заболтался под ногами. Фомор надул зеленые щеки и с шипением выплюнул сгусток слизи. Я замахнулась ножиком, собираясь то ли разрубить, то ли отбить плевок, но тот врезался в лезвие, плавя металл подобно кислоте. Остатки слюны обожгли края плащевки, оставляя на ней черные пятна.
— Ах, ты ж! — метнула я в элл Жаба огрызок любимого ножа.
Рукоять отскочила от переносицы твари и улетела в кусты. Тут же хвост рубанул меня по ногам, скидывая на брусчатку. Группируясь, я откатилась к кустам жасмина.
Свет шаров-фонарей скрылся за пупырчатой тушей охранника. Пока он медленно приближался, я шарила по гладким каменным кирпичикам, ища что-нибудь, что даст мне еще пару секунд жизни. Когда стебель розы из разметанной в хлам арки впился в ладонь, я поняла, что пришло время крайних мер. Тех самых, где я вступаю в диалог с крылатиком.
— Эй, элл Жаб, может еще раз обговорим условия сделки?
— А-рр-рр! Тьфу ты… — затормозил он. — Как ты меня?.. Жабой назвала?
— Это я любя, — проблеяла самым милы голоском. — Так сколько там надо служить Великому визирю? У меня есть пара свободных дней в следующем месяце.
— До конца жизни.
Я прикинула варианты.
— Его или моей?
Элл Жаб выгнул пупырчатую бровь.
— На усмотрения сторон? — предположила я. — Ладно… Но договор предусматривает, что взамен я получу любовь всей своей жизни. Когда эта любовь появится? И что с ней дальше делать? Я и мой прекрасный принц будем вдвоем жить у Великого визиря. Не накладно ли?
— Артефакт предполагает, что ты встретишься с любовью, что предначертана тебе звездами, а не то что ты будешь с ним жить долго и счастливо.
Я открыла рот и поняла, что возразить нечего. В легенде о камне действительно ничего не говорилось о том, что будет после. Я опять купилась на красивую рекламу с заманчивым слоганом.
— Ну так?.. — приблизилась пасть жабьей мордой, обдавая зловонным дыханием. — Что выбираешь: служить моему господину в Белокаменном дворце или умирать на глазах возлюбленного, пока я буду вытряхивать душу из твоей тушки?
Увидеть мужчину всей своей жизни и умереть, или увидеть мужчину всей своей жизни и отправиться на службу к другой клыкастой твари? Оба варианта не были похожи на список желаний, что я загадала исполнить к тридцатилетию. Вот совсем. Наверное, стоило ставить цели попроще. Типа прокатиться на квадрацикле, записаться на курсы каллиграфии, мир спасти, в конце концов. Хотя нет, последнее я уже делала.
— Предложение заманчивое, — задумчиво протянула я. Элл Жаб мог раздавить меня одной лапой, а неуязвимость не шла в комплекте избранности. Мозги и здравомыслие тоже. — Но, честное слово, приятель, вот позвал бы меня не служанкой, а хотя бы погонщицей овец… — Я замахнулась подобранной веткой и со всей злости засадила ее в глаз фомору. Элл Жаб взвыл нечеловеческим голосом. — Ну не люблю я мыть посуду, не люблю!
Последние слова я кричала, улепетывая вдоль аллеи к воротам.
Я успела преодолеть ровно половину, прежде чем мощный толчок сбил меня с ног.
— Ты пож-жалешь об этом. — Вокруг моей лодыжки сомкнулась пупырчатая лапа. Из красного глаза жабодемона все еще торчал стебель, но ему она похоже не мешала. — Сейчас ты еще раз дотронешься до камня, и я откушу твою дурную голову.
Элл Жаб потащил меня за ногу. Я цеплялась ногтями, оставляя царапины на брусчатке. Руки скользили то по камню, то по придорожным светильникам. Фомор хорошенько дернул меня разок, и я утянула с собой светящийся шар.
— Эй, жабоморда!
Фомор замедлил движение, чтобы оглянуться на меня. Я извернулась, и оказавшись на попе, запулила в тварь магический светильник. Шар треснул. Запах жженой плесени ударил в ноздри. Элл Жаб издал дичайший крик, выпуская меня из лап. Горящая жидкость текла из расколотого светильника, сдирая кожу рождественским серпантином.
Взмах крыла откинул меня обратно на жасминовый кустарник. Извергающая проклятья тварь, сфокусировала на мне налитый кровью глаз. Фомор раздувал щеки в ядовитом плевке, готовясь сотворить с моим лицо то же, что и магический шар с его мордой.
Я забрыкалась, но проклятые ветки держали так, будто состояли в сговоре с душегубом.
«Прощай моя неидеальная кожа и почти ровный нос», — только и успела подумать я, а потом четкий приказной голос из кустов громко повелел:
— Замри!
То ли от страха, то ли от безнадежности, я подчинилась. Рядом с ухом что-то вжикнуло. В могучую шею элл Жаба воткнулся дротик с синим в серебряную полоску оперениемВ следующее мгновение безобидная вещица взорвалась пламенем.
Элл Жаб еще успел сделать несколько шагов вперед, прежде чем землю сотряс звук падения его пупырчатой туши. Раздвоенный язык в разорванной глотке шевельнулся в последний раз:
— Ты вс-се равно заплатиш-шь. Это неруш-шимая с-сделка.
По зеленоватой коже потекла дымка. Пуф-ф! Тело фомора лопнуло, растекаясь слизью, будто расплавленный воск. Игла дротика звякнула о камень. Я шумно задышала носом, сдавливая приступы рвоты.
Что за чертовщина?
Я завертелась, выпутываясь из цепких веток. Если рядом ходит метатель взрывающегося оружия, я хотела бы иметь свободу в движениях.
— Эй! Кто там? А ну выходи! — прокричала я, продолжая бороться с кустарником.
Из темноты раскидистых ветвей вынырнула фигура.
Свет шаров-фонарей скользнул по довольно приятному лицу молодого мужчины, обозначил красный платок на шее, прошелся по форме защитного цвета, и не найдя за что зацепиться, распластался по земле.
Поднявшись на ноги, я ухватила с каменной площадки палку — остатки от расколовшейся арки, и по пятилась к постаменту. Метатель дротиков меня конечно спас, но это ничего не значило. Знаем мы этих красивых незнакомцев. Сначала он в ореоле мрачной тайны любезничает, выказывая манеры благородного аристократа, а потом оказывается, что все его состояние сколочено на поимке и продаже наивных идиоток, как ты.