Или нет?
«Бей или беги», — говорят нам основные инстинкты при встрече с опасностью. Обычно у меня срабатывал второй. Вид поверженного лэйтарца активировал оба.
Прямо за столом-убийцей была дверь с засовом. Не с замком. С засовом. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но как только мой взгляд на ней остановился, думать о чем-то другом я не могла.
Я могла поклясться, что она ведет на улицу.
Мысли закрутились в тяжелых жерновах механизма.
Последний рывок. Просто сделай его! Сейчас сейвал развяжет руки, чтобы затянуть ремнями. Именно в этот момент. Пусть устала, пусть больно, пусть от сухости режет горло, коленка ноет, тело в агонии. Но давай. Один рывок, и ты свободна.
Вот он наклоняется…
Удар затылком в нос никогда меня не подводил.
— С-сука.
Ну вот, теперь двое будут со сломанными носами. Как их теперь различать? И кстати, удар и в моей голове отразился жестокой болью.
— А ну стой!
Спасибо, настоялась. Насиделась. Набегалась.
Я проскользнула под столом Аматри. Мужчина рванул за мной. Но если моя комплекция легко просачивалась сквозь путы проводов, то огромная туша сейвала вязла в ней как в рыболовной сети. Я успешно вынырнула с другой стороны. Мужчина поймал воздух.
Моргнул свет. Повязкоголовый чертыхнулся, поправляя кабель.
— Вход держи!
Это он второму — Сломанному Носу, который бросился помогать.
К двери я метнулась наполовину ползком. Там спасение — я чувствовала! Из-за щелей лился мягкий солнечный свет манящей свободы. Выход на балкон? Пожарную лестницу? Просто к другим людям?
Я даже успела отворить засов. Рванула вперед.
И тут же врезалась в перегородку.
Сверху, будто водопад, хлынул свет: яркий, насыщенный, с радужными переливами. Он ослеплял. Потребовалось несколько секунд, прежде чем я сообразила, что стою столбом и тупо пялюсь на город внизу. Да, я действительно выбежала на балкон. Французского типа. Шаг, и кованая решетка.
— Помогите! — закричала я. — Меня удерживают силой!
Меня услышат. Кто-нибудь точно услышит. Придут разбираться.
Я продолжала кричать. Звала Клавдию. Звала Флорин. Звала Никия. Мозг тем временем отмечал абсолютную пустоту улиц и абсолютное бездействие сейвалов, которые, вместо того чтобы затащить мня обратно вглубь комнаты, отшатнулись назад к темноте.
Воздух дышал сухостью. Над головой трещал купол — и это был единственный звук в могильной тишине застывшего Деополиса.
— Во время Сияния все передвигаются по подземным ходам. — Хрипло рассмеялся синий костюм за моей спиной. — Кричи сколько угодно, на улицу носа никто не покажет.
Сейвалы стояли за моей спиной по разные стороны от прохода. Дорожка солнечного света ложилась на пол прямой линией. Сломанный Нос и Повязкоголовый держались в пределах ее досягаемости.
Чувствуя, как солнце обволакивает кожу, настойчиво проникая внутрь, я хрипло спросила:
— Что еще за Сияние?
А ведь столько раз слышала, как его упоминают, но так и не догадалась спросить.
— Последствие Тихого дня. Вспышки на солнце, измененные грофом. Плавят мозги слабым психикой. Да и сильным достается. Иди сюда, — поманил перебинтованный. — Возвращайся, пока соображаешь. Оттуда дороги нет. Мы высоко. Спрыгнешь — переломаешься вся. А бежать некуда. Все здания запечатаны. Дверей не откроют. Не услышат. А кто услышит — не поможет. Не глупи.
Может быть я вправду попыталась бы. Не спрыгнуть, а слезть по карнизу. Может быть ядовитый свет не заставил бы разжать пальцы в последний момент, а манящая сладость сияния не взбила бы блендером мозги. Я же Избранная, да? Я чудом выживу. Там же не так высоко? Три-четыре этажа? Десять? Может быть. Может, нет. Если н ерискну…
Удар сбил меня с ног.
Пока я слушала Повязкоголового, Сломанный Нос подобрался с краю и повалил меня, вдавливая в пол.
Опухшей щекой я ощутила холодные плиты. Взбрыкнулась, но все что удалось сделать — повернуть голову. Как раз чтобы увидеть, как схлопывается дверь спасения, забирая свечение.
Со мной больше не церемонились. Врезали как следует, чтобы воздух вышибло. Кинули на стол. Ремни, веревки, трубки. Игла в вену вошла мгновенной болью. Ублюдок не потрудился протереть место укола спиртом (варвар!). Жидкость хлынула по трубкам.
Ноги онемели почти мгновенно: кончики пальцев, лодыжки, голени. Когда я пошевелила рукой, она не отозвалась. Лишь странная иллюзия мерцания отразила красную нить света, обхватившую мизинец в кольцо.
Розовая отрава хлынула по сосудам с новой силой. В последний момент, цепляясь за обманчивую надежду, я сдалась. Закрыла глаза, проваливаясь в разрушительную негу. И позвала Тинхе.
***
— Я согласна, но у меня есть условия, — первое, что сказала я, когда пелена дурмана выбросила меня в сон.
Никаких предисловий. Никаких лирических отступлений и рефлексии.
— Как забавно, — ответил незнакомый голос. — Тинхе уверял что с тобой невозможно договориться.
Вокруг не мерцали привычные очертания Центра. Да и любые другие, что были мне известны. Веранду из белого дерева я видела разве что по телеку, как и огромные витражи окон.
— Тинхе? — жалобно позвала я, оглядывая непривычную обстановку.
— Разве похож?
Пижон в бежевом костюме и с тросточкой меньше всего напоминал Врага. Ни единого черного пятнышка. Никаких атласных штанов-шароваров и кожаных сапог в обтяжку. Передо мной стоял классический денди в льняном костюме, что вышел на променад. Луноликий собственной персоной.
— Что за шутки? — уставилась на собственный наряд.
Легкое платье в тон костюма собеседника. Кружева и струящаяся ткань, будто сотканная из паутины и ветра. И в довершение — зонт. Изящный аксессуар для защиты от солнца. Ажурная бесполезность на белых спицах.
— Какие шутки? Это основы этикета.
— Ха! — фыркнула, отбрасывая зонт. Аматри неодобрительно проследил, как тот ударяется о половицы и отскакивает в проем между перилами.