Маленький Лэм Бенсон, видимо не родился великим ученым, и потому окружающая его среда смущала незрелый детский ум. Само собой, в родной его, казенной квартире при Колумбовом университете, тоже был не рай земной. Но там ему хотя бы позволялось умываться, убирать за собой игрушки, спускать воду в унитазе и складывать использованную одноразовую посуду в мусорное ведро. В поселке же все вышеозначенные занятия считались предосудительной потерей времени.
Теперь с утра до ночи, а когда и с ночи до утра маленький Лэм слышал одно и то же: «Учиться, учиться, и еще раз учиться!». Причем, все равно чему. В первом классе он прошел полный курс теоретической топографии, краткий курс геологии и геодезии, расширенный курс вирусной микробиологии, а также изучил эсперанто, иврит, эскимосское наречие и язык суахили. Между прочим, грамматику Соболевского он так ни разу и не раскрыл. Незачем было.
Родители Бенсоны, Сэмюэль и Веранда, когда им случалось отвлечься от белых акул и разбрасывания где ни попадя радиоактивной пыли, заботливо наставляли сына: «Без труда не очистится урановая руда. Старайся, Лэм. Вырастешь, станешь вторым Эйнштейном, или, на худой конец, Софьей Ковалевской!». Но маленький Лэм не желал становиться ни вторым Эйнштейном, ни даже первым. И уж тем более какой-то бабой. Он с детства хотел быть только одним — настоящим мусорщиком! Втайне от папы с мамой, глухими темными ночами он мечтал над грамматикой Соболевского. О собственной мусоросжигательной печи, о нарядных ведрах с патентованными швабрами, о веселенькой расцветки комбинезоне с гордой надписью на груди «Лэм Бенсон. Мусорщик высшего разряда». Но мечтам его не суждено было сбыться. Пока.
Прочие детишки в поселке Лэма недолюбливали. Хотя он искренне пробовал подружиться. Обычно Лэм небрежной походкой подходил к очередному чучелу в очках и косичках и миролюбиво предлагал: «Хочешь, расскажу, чем мальчики отличаются от девочек?». Или к другому чучелу тоже в очках, но без косичек: «Хочешь, научу, как подглядывать в женской бане?». Ответ он тоже получал обычно одинаковый — латинской грамматикой по башке и презрительным взглядом по самолюбию. Тогда Лэм тяжко вздыхал и шел учить «Основы конституционного права республики Конго», а если было тяжко совсем, то «Общие правила аттического стихосложения».
Понятное дело, такая жизнь Лэму скоро осточертела. И он решил сбежать. Будущий диктатор сложил в узелок, сделанный из парадной скатерти, предметы первой необходимости:
Резиновую подушку-думку,
Велосипедный насос,
Надувную голую женщину,
Папины настенные часы с кукушкой,
Мамин фамильный счетчик Гейгера,
А еще: зубную щетку для волос, бензиновую зажигалку на спирту, сменные трусы в «елочку» и носки в «цветочек», скалолазное оборудование для подводного плавания, и набор открыток «Семь чудес в гончарном ремесле».
Потом повесил на гвоздь безразмерные очки, наподдал ногой грамматику Соболевского и удрал на волю через черный ход для дворовых собак.
На воле маленький Лэм пошел, куда глаза глядят, лишь бы никогда больше не видеть поселковое паскудство. Шел он часа два, пока не устал совсем… Думаете, что два часа пешим ходом по тропическим джунглям — это пустяки? Так вы очень ошибаетесь. Это каторжное дело, любой паркур отдыхает. Попробуйте, прогуляйтесь сами! И когда из употребляемых вами слов можно будет составить словарь изощренных нецензурных выражений, вы поймете, что автор нисколько не преувеличивает.
В общем, через два часа похода, употевший Лэм присел на пальмовый пенек отдохнуть. Он развязал узелок, и тупо уставился на груду вещей первой необходимости. Только тут он вспомнил, что забыл положить такой сущий пустяк, как питьевая вода и съедобная еда. Лэму сразу стало тоскливо и голодно. Он надул резиновую женщину, посадил ее к себе на колени и стал жаловаться равнодушной, пустой внутри бабе на жизнь. Через полчаса всхлипываний, всхрюкиваний и шмыганий сопливым носом, Лэм услышал в папоротниковых кустах посторонний шум.
А еще спустя секунд примерно двадцать к нему вышел из джунглей симпатичный, взрослый парень, одетый чистенько, но бедненько. Парень с интересом поглядел сначала на резиновую женщину, потом на велосипедный насос, потом на счетчик Гейгера, потом на часы с кукушкой, потом лицо его приняло несколько обалделое выражение. Однако парень нашел в себе силы не дать сразу деру, а улыбнулся и спросил:
— Вы здесь сами по себе, или ждете кого?
Это был Нестареющий Дик, но маленький Лэм еще не знал об этом. Как и Нестареющий Дик не имел понятия, что разговаривает в данный момент со своим будущим работодателем.
Еще несколько ненужных строк, как стать Пожизненным Диктатором и найти приключения на свою голову. В смысле, продолжение следует. Куда? Да куда придется!
Маленький Лэм посмотрел на взрослого парня, и тот ему понравился. Иначе говоря, вызвал доверие и порыв к откровенности.
— Я здесь сам по себе. А ждать мне некого, кроме погони. Если, конечно, кто-то вообще заметит, что у них пропал ребенок. Вот если бы я был белой акулой, тогда другое дело. Сразу бы всполошились, — поведал о своих бедах Лэм взрослому парню.
— М-да, — ответил тот, и сочувственно вздохнул. — Может, я могу чем-то помочь? Кстати меня зовут Нестареющий Дик. Мне двести семнадцать лет, но это пустяки. Если отбросить цифру двести и оставить семнадцать, то мы почти ровесники.
Глубокомысленное это рассуждение произвело на маленького Лэма самое благоприятное впечатление. Но он тут же спохватился, что с его стороны невежливо было не представиться первым, особенно человеку столь почтенных лет.
— Очень приятно. Меня зовут Лэм, мне уже скоро будет десять. Меньше, чем через год-другой. Но если к моему возрасту добавить цифру двести, то мы тоже почти ровесники, — затем Лэм встал с пня и учтиво поклонился. При этом резиновая женщина упала на колючий куст и со свистом сдулась.
— Это была ваша подружка? — сочувственно спросил Нестареющий Дик и загрустил.
— Нет, это было бесплатное приложение к альманаху «Счастье в твоих руках». И вообще дура она была набитая! — ответил маленький Лэм, и развеселился.
— Ну, в этом она как раз похожа на большинство других, вовсе не резиновых женщин. По крайней мере, исходя из моего собственного опыта, — совсем печально сказал Нестареющий Дик.
— У вас, наверное, большой опыт, — с легкой завистью отозвался Лэм и поинтересовался: — А вы откуда попали на остров? А где вы живете? А вам не скучно одному? А вы любите играть на банджо? А вы умеете стреляться горохом?
От такого обилия вопросов взрослый парень Дик несколько растерялся. И потому отвечал не по порядку.
— А что такое банджо?.. Нет, горохом я не стреляюсь, я его ем… Живу я тут неподалеку, в уютной разборной землянке… Мне не скучно, потому что я не один. Нас много, но все мы разные, когда не одинаковые… Лично я попал на остров в позапрошлом веке, в результате крушения парусника «Барак Абрама». Это его так назвали в честь загородной виллы известного занзибарского работорговца. А плыл он с живым товаром из Антана..-нана..-нари..-ви-ву, тьфу ты, никак не выговорю. В общем, из Мадагаскара в Америку. Северную, не Южную.
Блестящая ответная речь парня заставила маленького Лэма воскликнуть:
— Ух, ты! Если бы мне в школе все так понятно объясняли! А кем вы были на этом «Бараке Абрама»? Наверное, не меньше, чем помощником капитана?
Только тут, произнеся эти слова, маленький Лэм обратил внимание НА… и осознал ЧТО…
Обратил он внимание на то, что его собеседник, именующий себя Нестареющим Диком, был черным как дыра, афро? (Американцем, что ли? Впрочем, до Америки-то он не доплыл). Ладно, к черту! Надоело! Короче, оказался он обычным негром, черным как гуталин, и кудрявым, как выставочный пудель. Поэтому Лэм осознал, что вопрос его был не столько глуп, сколько, по меньшей мере, бестактен. Кем еще мог быть негр на рабовладельческом судне, как не одним из тех лиц, которыми владел Абрам из Барака, и кто путешествовал через море по плацкартному билету в душном трюме!
— Простите меня, пожалуйста! Но когда живешь один среди людей, то и дело рискуешь ляпнуть какую-нибудь пакость, — признался чистосердечно Лэм. Но не удержался и опять спросил:
— А у бывших рабов могут быть друзья? Например, бел… — тут впервые в жизни маленькому Лэму пришлось прикусить длинный язык, чтоб тот не сболтнул его настоящие мысли. Впоследствии этот прием очень пригодился будущему диктатору. — Я хотел сказать, такие умные и черные люди, как вы, могут дружить с теми, кто не такого увлекательного цвета кожи?
— Еще как могут! — гордо ответил Нестареющий Дик. Он, кажется, мудро пропустил мимо ушей опасные намеки Лэма, если вообще понял из них хоть полслова. — Например, у меня есть близкий друг совершенно другого цвета. Ха-ха, каламбур! Друг другого цвета! — взрослый парень Дик ненатурально заржал. — Совсем как вы. А зовут моего друга Невменяемый Том. Он классный парень и весельчак, каких мало.
— Ясно, что Том. А почему он Невменяемый? — с опаской поинтересовался маленький Лэм.
(Очередная сноска. Прошу заметить. Что маленького Лэма нисколько не удивил и не обеспокоил возраст Нестареющего Дика, напротив Невменяемый Том вызвал у мальчика тревогу. Это оттого, что возрастом, тем более почтенным, никого нельзя напугать, кроме страхового фонда, вынужденного платить вам пенсию из своего кармана. А понятие «Невменяемый» наводит на ассоциации с драками в пабах, пререканиями с полицией, подзатыльниками и прочими нехорошими делами. Конец сноски).
Опасения Лэма не замедлили подтвердиться.
— Невменяемый он потому, что наш Том много настрадался в жизни. С ним плохо обращались в детстве, он попал в дурную компанию, а сразу затем в каторжную тюрьму сверхстрогого режима. Откуда сбежал, украв с крыши девять ярдов рубероида и соорудив из них плот. Ах, да, я забыл сказать. Каторжная тюрьма находилась на острове Кальматрас, или Алькатрас, не помню. Да и не суть дело.
Маленькому Лэму стало до слез жалко Невменяемого Тома. Он вспомнил свое собственное тяжелое детство, и подумал, что в поселковой школе вряд ли хуже, чем в каторжной тюрьме на этом Матрасе или как там его.
— А можно и мне познакомиться с Невменяемым Томом? — робко попросил он.
— Можно-то, можно. Но немного погодя. Когда ты подрастешь, хотя бы как я, — и заметив горькую обиду в глазах маленького Лэма, взрослый парень Дик поспешил пояснить: — Видишь ли, Невменяемый Том сел в каторжную тюрьму как раз за совращение малолетних, причем, не только девочек. Конечно, он давно уже вступил на путь исправления, и все такое. Но лучше не рисковать.
— А можно тогда я пойду с вами? И буду жить в вашей разборной землянке? Обещаю, что возьму на себя всю уборку, стирку и возню со стряпней. Еще стану полоть огород и пасти кур, уток, гусей, коров, короче, любую живность, какая найдется. И еще расскажу вам, что такое банджо и зачем на нем играют! — маленький Лэм с немой мольбой посмотрел на взрослого парня Дика.
Нестареющий Дик внимательно выслушал соблазнительное предложение, однако, совесть заставила его ответить отказом. Ибо мудро напомнила своему хозяину, что если он поручит кому-то другому стирку, убору и все прочее, то… Во-первых, ему самому нечего будет делать. А во-вторых, за работу надо платить, и работника нужно кормить, вопрос, чем? К тому же у Нестареющего Дика не было ни огорода, ни кур, ни уток, ни тем более коров с гусями. Имелась только старая коза Зойка, которую не то, что не требовалось пасти, а вообще никак не удавалось выгнать вон из землянки. Что же касается банджо, то честно говоря, Нестареющему Дику было плевать, что это такое, и зачем на нем играют? Из всех музыкальных инструментов он предпочитал глиняную свистульку-«петушок», особенно когда Невменяемый Том подыгрывал ему, выбивая барабанную дробь на перевернутом пустом ведре.
— Вот что, Лэм. Послушай меня внимательно. — Совесть, которая к этому моменту стала нечистой, заставила взрослого парня Дика прибегнуть к самому Бессовестному обману. — Тебе нельзя сейчас пойти со мной. Но в будущем! Тебя ждут великие дела! Ты непременно станешь одним из нас! Нет, даже больше! — с пафосом произнес Дик, которому было все равно, какие враки плести, и который заметил, что простодушный мальчик ему доверяет. — Ты будешь владыкой нашего острова и вообще диктатором!
— Ух, ты! Пожизненным, что ли? — с восторгом закричал Лэм, приплясывая на месте.
— Кхм! Можно и пожизненным! Даже обязательно нужно! А сейчас иди домой, и постарайся примириться с окружающей тебя действительностью! И помни о своем призвании! Мы будем ждать тебя, Лэм! Я и весь мой народ! — тут Нестареющий Дик простер руку небесам, словно призывая их в соучастники и свидетели коварного объегоривания младенцев.
— А долго ждать? — с надеждой спросил Лэм.