Я и говорю. Сижу, стало быть, у себя в избе. Печку истопил, хорошо-о! Щи тоже сварил. Радиограммы секретным кодом разослал, уж куда попало. Усе как всегда.
Тут слышу, галдят на дворе. Выглянул в окошко. Мамочка моя родная! Целый табор прется. Бабы, детишки, чумазый какой-то с дубиной, двое узкоглазых братьев, один араб в платке, и еще наши Пфуй и Данилка Марамоевич.
Спрашиваю, чего надо? Говорят, заблудились. Как же, так я им и поверил! Враки все. Шоб Пфуй да заблудился, когда, бывало, по три раза на день ко мне молоко дуть бегал от хронического запора. Небось, пришли на мои дефекты зрения покуражиться. Да еще чужих людей привели, не постеснялись. Срамота! (Вторая краткая реплика ПД: «Встанька, будешь голову мне морочить, оба глаза на седалище натяну! Не отвлекаться!»)
Эти, которые с пляжа, говорят, соскучились по тутошним приятелям. Стало быть, пошли проведать. А баба с младенцем все плачет и ко мне цепляется, нет ли у меня пастеризованного молока. А я ей говорю, шо ничего такого бесовского у меня отродясь не бывало, но есть простое коровье. Забрала полведра. Ладно, не жалко. Лишь бы ведро вернула. Ведро хорошее, оцинкованное, сам лудил, когда прохудилось. Ба, позабыл сказать, хосподин диктатор! Олово-то вышло все. Чем таперича микросхемы паять? Кабы мне записочку на склад? (Третья, хозяйственная реплика ПД: «Будет тебе записочка. Ох, песец, маленький пушистый зверек!»)
Да вы не расстраивайтесь так уж очень. Мне не к спеху. Ну, вот. Потом араб в платке и с ним две девки давай кататься с песнями по двору на сеялке! Весь навоз раскидали и напугали петуха Борьку. А который чумазый негр, тот прицепился, будто клещ на собаку. Дескать, у меня негде толком помолиться. Как негде, когда у меня на задах новехонькая церковь выстроена. Сами небось помните, как три кубометра тесу на нее выписать велели за спасение души. Этот негр, наверное, сектант, а я их не люблю. Подрались тогда маленько. Когда я сосчитал ребра, а негр зубы, все-таки помирились. Я ему молиться в бане предложил. Чумазый согласился, после чего баня сгорела.
Не молитвами чумазого, понятное дело. Этот, который с патлами и баба с младенцем с дороги помыться пошли. А дрова-то у меня сырые. Они и плеснули керосину. Горело зело борзо!
Когда догорело, стал я сомневаться. Сдюжу ли один. Из Пфуя с Данилкой Марамоевичем какие же помощники? Один чертей зеленых ловит наволочкой от подушки — насилу его квасом отпоил, пришлось скипидару плеснуть. Второй ходит и нудит, дескать, у меня изба худо покрашена. Будто других забот мало. Делать нечего, выдал ему второе хорошее ведро с олифой, пускай развлекается.
Хуже всех оказались корейские братья, которые засели у меня на веранде играть в шашки. В Чапаева. Так шо в избе моей ни одного целого окна не осталось. Да и веранда теперь одно название. Ну, думаю, надо идти в поселок за помощью. Пфуй тоже со мной пошел, видать, скипидар в одном месте заиграл, и черти к тому же все кончились, и наволочка изорвалась. Баба с младенцем и мужик патлатый следом увязались за компанию — мыться им все равно негде, баня-то сгорела! (Четвертая и последняя реплика ПД: «Уважаемый, простите что перебиваю, но за каким э-э… то есть, зачем ты, Встанька, мне эту хрень рассказываешь битый час, да еще шепотом?»)
Так я же самого главного не сказал! Ну, ва-а-ще! Голова моя, больная и садовая! Когда Пфуй мне про корабль натрындел, стал я эфир слухать. И много чего интересного, скажу я вам, хосподин диктатор, услыхал. К примеру, в одном глухом грузинском ауле родился барашек о двух головах. А в Бурятии тамошние оперативники конфисковали у китайцев подпольный склад с радиоактивными отходами… Ай, ай! Не надо по почкам! Я усе понял, не сам дурак!
Стало быть, сижу я и слухаю эфир и заодно, как корейские братья вовсю кроют матом Чапаева на веранде. И шо же оказывается. На этом корабле, которого я не видел, но о котором мне Пфуй натрындел по секрету, ни кто иной, как наиглавнейший ваш дружок заявился. Степан Навроде. А лохань его «В последний путь» называется. Как вы поперли денежки с его счетов, а сам Степка растратил резервный валютный фонд республики Гаити, так его и упекли в тюрягу. Где он и оттрубил от звонка до звонка двадцать годков хлеборезом.
Теперь вот лично приперся. За полным расчетом, наверное. И не один, а с добрыми молодцами, тридцать три штуки. Все отставные минеры Черноморского флота, и с ними дядька прапорщик. Так я вот шо думаю. Заграждения наши они вполне за год-другой смогут потихонечку обезвредить, коли сильно постараются. Всего у нас в тамошнем районе контактных мин в пограничных водах семь тысяч сто сорок две. И ежели по одной в день, то… Сочтите сами, у меня мозгов не хватает.
О том, что сказал ПД радисту Жукову и еще о некоторых насущных заботах.
Лэм Бенсон, выслушав с завидным терпением всю ту хрень, которую нес ему шепотом битый час радист Жуков, вовсе не схватился за голову, когда услышал главное. По правде сказать, чего-то такого он и сам ожидал последние двадцать лет. И когда узнал о дружеском визите бывшего хозяина острова, а вместе с ним и тридцати трех прапорщиков и одного минера (или наоборот), то не слишком расстроился.
— Вот что, Встанька, — произнес Лэм и сплюнул остатками еловой шишки. — Надо тебе отправиться на подводную станцию «Вылупленные зенки» и отключить минные заграждения.
Радист Жуков на это ничего не сказал, а только завопил на весь поселок:
— Ой, беда, ребятушки! Наш диктатор рехнулся!
Из окон тут же повысовывались любопытные лохматые и причесанные головы, а все присутствующие на крылечке подошли поближе. Особенно близко подошел доктор Клаус, в тайной надежде опять обрести скоропостижно утраченного пациента. В его голове вихрем проносились следующие мысли: «А что? Лоботомия, это интересно. Или лучше лечить электрошоком? Где тут, по случаю можно раздобыть смирительную рубашку?».
— Тише ты, не ори! Мочевой пузырь застудишь! — зашипел Лэм на испуганного радиста. И уже миролюбиво принялся объяснять. — Ну, подумай сам. Зачем нам корабль на рейде. Когда хорошее и исправное судно можно использовать в благородных коммерческих целях. Например, для перевозки нашей сертифицированной, урановой руды в Иран. Не знаю, какие у них там минеры, но чтобы они не ошиблись семь тысяч сто сорок два раза подряд, мне слабо верится. Команде же мы выплатим премиальные, причем такие, что ни одному хлеборезу не по карману.
— А как же быть с самим Степкой? — спросил радист Жуков, благоговейно взирая на ПД, вновь обретавшего всеобщее и безраздельное уважение.
— Как, как? — передразнил его Лэм, одновременно припоминая несладкие годы детства, проведенные на острове, по чьей, спрашивается, вине? (Если бы Степан Навроде в этот момент мог видеть выражение лица ПД, то судно «В последний путь» уже бы разводило пары и удирало прочь, согласно своему названию). — Мы напустим на него Вонючку, вот как!
Да, Лэм Бенсон был голова, с этим радист Жуков даже и не пытался спорить. Счеты, которые имел Вонючка лично к Пожизненному Диктатору Таинственного острова не шли ни в какое сравнение с мечтами о том, чтобы Вонючка сделал с его бывшим хозяином. А все почему? Да потому. Конечно, и сам Лэм Бенсон был не подарок. Он не позволял Вонючке куражиться над живыми человеческими существами, таскать припасы у официальной делегации гомноидов из Собачьих Псов, а также оштрафовал за кражу простыней из поселкового склада на десять трудодней. Но, по крайней мере, при нем приведение, маленькое и ужасное, могло во всем остальном жить так, как ему, привидению, заблагорассудится. Хулиганить со скунсами и дергать енотов за хвосты, плеваться на портрет Рахманинова и в динамики, орать матросские песни на кладбище, и даже устраивать раз в год шабаш на Безымянной Высотке в «День Освобождения Хабаровского края от монголо-татарского ига».
При «Харе» же и без того пропащая жизнь Вонючки была черна, как украинская ночь, которую привидение, правда, никогда не видело, но заочно было согласно. Что чернее украинской ночи может быть только его собственное, убогое существование. И вот почему. Беспокойные ученые люди из «Хари» ставили эксперименты. С утра до вечера, и с вечера до утра. На чем попало и все равно для чего. Понятное дело, не обошли своим вниманием и Вонючку. Конечно, достать Джейсона на блуждающем кукурузном поле, и пройти первый уровень с карликами, руки у них были коротки, как и мозги. Да только Джейсон, тоже еще брат по параллельной вселенной называется, Вонючку на свое поле не пустил. Сказал, вони от него много. (Ага, а сам купоросом трансформаторную будку окуривает!). И пришлось маленькому, ужасному привидению отдуваться за двоих. Ну и за карликов тоже.
Чего только с ним не делали эти гнусные дипломированные людишки, выдававшие себя за интеллектуальный цвет человечества! У Вонючки не было вовсе никакого диплома, равно как и ученой степени, но зато хватало ума понять — народ от безделья дурью мается, причем за чужой счет. («Эх, добраться бы до этого доброхота, Степки Навроде, и показать ему: как выглядит украинской ночью кладбище со стороны покойников!» — у Вонючки достало здравого смысла зреть в корень вещей, и за банановыми пальмами увидеть главного лешего.) Это же вспомнить страшно, чего ему пришлось нахлебаться!
Его поили и горящей самбукой, и ямайским ромом, и настойкой стрихнина на лимонной корочке. Заставляли бегать наперегонки с трамваем под секундомер. Запирали в холодильнике, газовой камере, микроволновой печи и чулане с крысами. А еще вешали, сжигали на костре, бросали под газонокосилку, и заражали вирусами легочной формы холеры. И все это, чтобы проверить бедного Вонючку на живучесть. Маленькое ужасное привидение никак не могло втолковать экспериментаторам на доступном человеческом языке: привидение, оно потому и привидение, что уже благополучно померло задолго до них. И ставить опыты на выживание покойника со стажем, то же самое, что использовать доильный аппарат без коровы с намерением получить молоко.
— Эй, Вонючка, где ты там! — закричал ПД и пронзительно присвистнул. — Вылетай, не бойся. Есть общественно полезная работа на полную ставку, плюс премиальные.
Из-за безмолвствующего динамика возникла белая, недоверчивая тень, и потянулась в сторону крылечка.
— Ась? Как говорите, господин диктатор? — заискивающе спросил Вонючка, словно не веря, что и маленькому ужасному привидению может когда-то крупно подфартить. — А премиальные в размере оклада?
— Двух, — коротко и торжественно произнес Лэм Бенсон. — Сейчас же дуй на ту посудину, которая стоит на рейде возле самого южного берега за крайним восточным мысом. Там найдешь в капитанской каюте Степку Навроде. А дальше… Гм! Дальше, насколько тебе позволит фантазия, лучше бурная и неуемная. Короче, от своего имени я тебе позволяю со Степкой делать все то, что раньше строго-настрого запрещал по отношению к живым человеческим существам. Аванс можешь получить сейчас, а гонорар и премиальные по возвращению.
Никто и никогда еще не видел маленькое и ужасное привидение таким гордым и обиженным. Точнее, обиженным его видели все, кому не лень или было время послушать. А гордым вообще никогда, потому что не случалось повода. Но теперь Вонючку было не узнать. Его белое заштопанное одеяние развевалось на ветру, поднятого самим Вонючкой при помощи многократных глубоких вздохов. Злобные прозрачные глазенки грозно блестели и метали молнии ближнего радиуса действия:
— Вонючка там не какой-нибудь! Вонючка еще всем покажет, почем фунт лихой чести! Да за Степку Навроде мне никаких премиальных не надо, сам приплачу сверху! У-у-у! — завыло от восторга привидение, но потом все же маленько одумалось: — Хотя гонорар я возьму. Накладные расходы, то да се! И пусть Мудыч побожится, что больше не станет сажать меня в ведро! И пусть Рахманинова оставят в покое хотя бы на месяц, дайте старику отдохнуть! И пусть мне подарят ручного енота-полоскуна для стирки моих простыней в пруду! И пусть доктор Бряк отдаст души всех покойных кроликов! И пусть те, кто жарят шашлыки на кладбище, оставляют в мою пользу бараний дух и винные пары!
ПД ненадолго задумался. Требования Вонючки отчасти были справедливы, отчасти напоминали «райдер» начинающей попзвезды, которая еще толком не знает, что бы этакое потребовать от продюсеров, а выпендреться хочется до «не могу».
— Ладно, получишь все, кроме енота! — постановил ПД. Во-первых, потому что нельзя сразу соглашаться на все требования исполнителя, иначе он тут же придумает новые. А во-вторых, никакого енота-полоскуна у Лэма и в помине не было, тем более, ПД не хотел, чтобы кто-то полоскал грязное нижнее белье в общественном пруду. — Давай, лети мухой за авансом, а потом дуй на корабль. И чтобы Степка от тебя в своем уме не ушел!
— Он и не в своем не уйдет! Куда ж ему идти? Там кругом вода! — захихикал Вонючка, превратился в белую муху и полетел за авансовым платежом, которым долг красен.
ПД опять ненадолго задумался.
— Вот что, ребята! — задушевным тоном начал Лэм. (Сноска. ПД всегда начинал задушевным тоном, когда хотел найти добровольцев на заведомо неприятное дело. И это ему всегда удавалось. Конец сноски.) — Наш Таинственный остров в опасности. А мог бы быть в прибыли. Нужны лихие парни, которые эту опасность ликвидируют, а заодно и поучаствуют в упомянутой прибыли. На равных паях, разумеется. Опасность не то, чтобы очень велика, так себе, серединка на половинку. А вот прибыль выйдет серьезная.
Первым все быстро сообразил доктор Клаус, иначе, на что, спрашивается, ему необычный и ненормальный ум? Оставаться в поселке «Новые Змеюки» ему было чревато последствиями. Задушевным там, или не задушевным тоном говорил ПД, было неважно. Но вот то, что диктатор все еще помнил о гипсе, еловой шишке и кувалде — это наверняка! Поэтому от воспоминаний своего утраченного пациента предусмотрительный Самты предпочитал держаться подальше. К тому же упоминание о прибыли очень ему понравилось. По отбытии с острова доктор Клаус мог бы перестать быть доктором, а купить себе, скажем Небольшое Ранчо. И там, на этом Небольшом Ранчо всю оставшуюся жизнь бездельничать и крутить коровам хвосты. И даже если отбытие с острова не состоится или отложится на неопределенный срок, все равно, прибыль ни в каком населенном пункте не помешает. Особенно в таком, где диктатор этого самого пункта читает на досуге собрание сочинений товарищей К. Маркса, Ф. Энгельса и Г. Зюганова. По крайней мере, имея прибыль, всегда можно подговорить кого-то другого работать за себя. Итак, Самты принял опрометчивое решение:
— Я пойду, как командир разведгруппы и начальник диверсантов. У меня и опыт имеется, — тут Самты на память пришел случай, когда он помогал усмирить бунтующих кашеваров в окружной тюрьме, выдав старшему надзирателю опиумной настойки, разведенной формалином. — Только мне понадобится вся моя команда.
— Коня… в смысле, Робина, не отдам! Он нужен для экстренной отправки донесений! — сразу предупредил ПД. — Из прочего наличного состава берите, кого хотите.
— Хочу… ээ-э-э, — Самты замешкался всего на мгновение, соображая, кого же захватить для приятной компании. — Ну, так. Хочу:
1. Кики, то есть мисс Авас. (Куда ж без нее? Кто понесет железную суковатую палку, утрет командиру слезу, и вообще будет петь дифирамбы на каждом шагу? К тому же Кики единственная, кто может в походе испечь на скорую руку блинчики с патокой).
2. Пита с дредами. (Которого можно послать куда угодно и подбить на любую гнилушку, главное — вовремя накормить теми же блинчиками).
3. Чака с пейсами. (Исключительно из человеколюбия. Надо же ему отдохнуть от Клары Захаровны! И вообще, он поет хорошо — в дороге, хоть какое развлечение).
4. Сэнда Муда и гарпун. (Потому что Сэнд знает, куда идти кратчайшим путем. И еще потому, что канистра с банановым самогоном не прошла мимо зоркого ока Самты).
5. Радиста Встаньку Жукова. (Ну, его надо взять по необходимости. Хотя и не самая приятная компания, зато только он понимает, чего и как включать на этой подводной станции).
— Что же, требования разумные, — согласился ПД. Но тут кое-что вспомнил, и добавил: — Еще возьмете с собой мою доченьку Дулечку. Отведете по пути на пляж, чтобы ребенок учился по обмену жизненному опыту. А ты, Пфуй, отправляйся обратно на «Знойную пургу» и смотри у меня! Чтоб никаких азартных игр в Чапаева, безобразий с сеялками, жатками и прочим хозяйственным инвентарем, и главное, конфискуй от греха весь керосин! А Фломастеру передай, чем без толку изводить олифу, пусть лучше нарисует на коровах порядковые номера!
Потом ПД встал в позу вождя мирового пролетариата (догадайтесь с трех раз, какого именно!) вытянул вперед правую руку и произнес короткую речь на сорок пять минут. Всю эту пропагандистскую галиматью, разумеется, приводить здесь нет необходимости. Автор изложит лишь ее конец. А в конце сорокапятиминутной речи ПД сказал:
— Верной дорогой идете, дорогие товарищи!
После чего дорогие товарищи разошлись кто куда. Мясник Пфуй отправился обратно на «Знойную пругу», тяжко вздыхая о Мудыче и утраченном самогоне. Доктор Бряк и Джин Икарус Блок направились прямо, любезничать в полуразрушенный коровник (читай, сверхсовременную лабораторию). Вонючка, получив аванс и клятвенные обещания, упорхнул в сторону восточного мыса самого южного берега. Ворчливая Клара Захаровна с орущим младенцем пошла следом за ПД, донимать его требованиями «приличных» жизненных условий для матери и ребенка. Рядом семенили Нестареющий Дик и Невменяемый Том, которые только-только обернулись назад с кувалдой от кузнеца Вакулы Дормидонтовича. Доктор Клаус со своей командой кинулись собираться в путь-дорогу, то есть по направлению к поселковому складу.
На крылечке сиротливо остался один крысиный помет.