Дулечке старший прапорщик сразу понравился, особенно его пышные усы и открытый наивный смех без причины. Дулечка, хоть и была девушка не то, чтобы даже недалекого ума, а с полным отсутствием здравого соображения, но все же до нее дошло: очень может быть, это самый настоящий потенциальный жених. Поэтому она тоже глупо захихикала, чем привела старшего прапорщика в неописуемый восторг, и сказала:
— Меня зовут Ададулия-э-э… не помню дальше, слишком длинно. Тем более по имени меня называет только мой дорогой папочка, когда злится. А так я тоже просто Дулечка!
— Какое чудесное имя! — сказал прапорщик Проша и не соврал. Как и большинство прапорщиков, особенно старших, он вообще не умел врать экспромтом. Он лишь иногда преувеличивал. Когда, к примеру, пугал своих подопечных минеров сменой своей сексуальной ориентации для наказания какого-нибудь проштрафившегося бедолаги. Но кое-что в словах Дулечки его насторожило: — Э-э, хм! А кто у нас, то есть, у вас, будет папа?
— Он будет здешний Пожизненный Диктатор, а по совместительству председатель Общества Художественного Свиста в нашем поселке, — ответила Дулечка, скромно потупив глазки.
— Что же, свистеть я и сам люблю. А что касается диктаторов, то тут засада, — прапорщик Проша несколько приуныл, его пышные усы скорбно обвисли. — Как вы понимаете, согласно моих погон, я пока не вышел в офицерский чин. Может, я вашему папе не покажусь, в смысле моих честных намерений, — витиевато и непонятно сказал он и вздохнул.
— А какие у вас честные намерения? — спросила Дулечка и теперь уже беззастенчиво вытаращила глаза на прапорщика.
— Да вот. Хотел просить вашей руки у его сердца, чтобы жениться. Поскольку сражен наповал, едва успев ступить на сушу, — и Проша опять прищелкнул каблуком резиновой ласты.
— Ой, вы не переживайте так, Проша! Вы моему папе очень даже покажетесь! Он до потолка прыгать будет! В смысле, от радости! А вы, правда, жениться собираетесь?.. — у Дулечки от внезапно приключившегося счастья случился дыхательный паралич. Когда диктаторский ребенок прокашлялся, то смог задать первый в будущей супружеской жизни серьезный глупый вопрос: — А на ком? На мне?
Прапорщик Проша не ударил в грязь лицом, и показал, что вполне достоин своей возлюбленной. Он ответил, задумавшись лишь на небольшую долю часа:
— На вас. Коли у вашего папы нет других детей женского пола. А то может выйти путаница.
— Нет. Никаких других детей у моего папы нету. Он говорит, что ему и меня одной много! — и Дулечка задала второй глупый вопрос: — Значит, вы на мне жениться будете?
— На вас, — без малейшего раздражения подтвердил прапорщик Проша. — Коли вы согласны и у вашего папы нет других детей женского пола.
— Нет, никого у него нет, кроме меня и ручного скунса, которого ему подбросил Вонючка. Так значит, вы на мне…
Договорить Дулечка не успела. Потому что, к этому времени остальные лица, присутствовавшие на бережку у причала, уже вышли из ступора и могли вмешаться в ситуацию. Спрашиваете, почему вдруг бравые мужчины и одна мисс Авас вообще в него впадали (в ступор, имеется в виду)? Отвечаю. Во-первых, акулы — зрелище не для слабонервных, даже с закрытыми глазами. Во-вторых, появление прапорщика Проши тоже событие не каждый день случающееся. А в-третьих, один диалог Дулечки и ее обожателя вполне бы свел с ума кого угодно.
Поэтому, доктор Клаус, как только маленько очухался, так тут же поднял вверх свою железную суковатую палку и произнес нараспев:
— Благословляю вас, дети мои! Будьте счастливы! И перестаньте нести чушь, уши вянут!
— А вы кто такой? — недоуменно уставился на него прапорщик Проша, лишь сейчас обнаружив, что на берегу кроме него и Дулечки есть еще и другие люди.
— Командир диверсионной разведгруппы, стало быть, по должности я главнее вас. И от имени отца этой прекрасной девушки разрешаю вам вступить в брак, а также плодиться и размножаться! — провозгласил Самты, потрясая палкой.
Надо сказать, что доктор Клаус, еще на ранней стадии проживания в поселке в качестве военнопленного, разобрался своим ненормальным умом, что там к чему. И поэтому хорошо представлял себе, какое счастье будет для ПД, если ему удастся сплавить свое единственное дитя женского пола куда подальше и хоть кому-нибудь. А Самты за усердие в этом деле вдруг и простится несанкционированное торпедирование гарпуном станции «Вылупленные зенки». И часть от обещанной серьезной прибыли может тоже стать побольше.
— Что же вы стоите, как неродные? — подбадривающее закричал террорист Сэнд Муд. — Целуйтесь поскорее. И дело с концом!
Влюбленные, не мешкая, последовали его совету. И на прорезиненном водолазном костюме с прапорщицкими погонами повисло бирюзовое с золотой строчкой платье, шитое блестками. Затем раздались звуки, напоминающие энергичную прочистку вантусом засорившейся раковины.
Когда нежности влюбленной пары были исчерпаны, как и терпение окружающих, прапорщик Проша, довольно распушив усы, спросил, адресуясь к бывшему смотрителю:
— Не вы ли будете некий Муд из интендантской службы подсекции ирландских террористов?
— Он самый! — несколько обескуражено ответил бравый парень Сэнд. — А вы откуда знаете?
— Ваше фото нам передали на борт по метеорологическому самописцу. Вас ищет ваша невеста! И скоро она будет здесь. Приплывет денька через два на торпедном катере «Могильная лопата». Так что, тоже примите поздравления! — бодро сказал Муду прапорщик Проша, думая в простоте душевной, что сообщает хорошую новость.
На самом деле, слово «хорошо» было так же далеко от истинного положения дел и самого нынешнего положения бывшего станционного смотрителя, как королевство Лесото от вступления в Евросоюз.
Крохотное-прекрохотное отступление в сторону, дабы пояснить, почему Сэнд Муд не обрадовался услышанному известию.
А все дело заключалось в том, что Сэнд Муд не был настоящим ирландским террористом. Нет, он взаправду родился в Ирландии, в мирной ее части — в городе Дублине, в семье мелкого фабриканта цветочных горшков и садовых леек, Бурдюкоса Муда, иммигрировавшего на чудный зеленый остров из солнечной Одессы. Так что, по сути, и по родословной, Сэнд даже не был потомственным ирландцем, и вообще никаким ирландцем не был (он был внуком греческого пиндоса и правнуком еврейского раввина). Зато Сэнд с детских лет слыл одновременно лентяем и сообразительным малым. Поэтому в школе он учился плохо, но всегда получал на экзаменах высокие оценки. Первое происходило потому, что ему было неохота морочить себе голову умными книжками. А второе — оттого, что каждый «ботаник» в его классе считал, что уж лучше дать списать младшему Муду, чем схлопотать от него же цветочным горшком по голове.
Когда пришла пора Сэнду получать аттестат и выбирать полезное жизненное поприще, будущий бывший станционный смотритель призадумался. Учиться дальше — так горшков не напасешься. Помогать папаше Бурдюкосу на фабрике: так это же вставать в пять утра, ложиться в полночь, и весь день пререкаться с союзом гончарных рабочих, санитарной инспекцией, пожарным надзором и Ассоциацией «Свободных художников по керамике». А в результате через двадцать лет: язва желудка, ворчливая жена, хулиганистые детки, куча долгов и вышедшая из моды модель «фольксвагена-минивэна». Нет уж. Хренушки. Подумал тогда про себя Сэнд и решил податься в люди. То есть найти такое занятие по душе, чтобы не требовалось вставать раньше полудня, а то и до обеда. И чтоб обед можно было съесть в шикарном ресторане, а не готовить, ругаясь распоследним словом, на общей кухне. И чтоб скопить, причем быстро, на новенький «ягуар», а еще лучше «порше». И чтобы красивые девушки кругом, и ночные клубы, и поездки в Монте-Карло. В общем, Сэнд всерьез задумался, а не податься ли ему в террористы?
Правда, для начала он подался всего-навсего через границу между Просто Ирландией и Ирландией Северной. Посмотреть, как там и чего. С девушками дело там обстояло плохо, а с ночными клубами и «порше» и того хуже. Зато террористов было полным-полно. Сведя дружбу кое с кем из них, кто был поглупее и помоложе, Сэнд выяснил следующий печальный факт.
Сами ирландские террористы не слишком любили вышеупомянутые радости жизни, а в основном предпочитали бегать с автоматами по подворотням, устраивать взрывы в общественных местах и на больших дорогах. Да еще все вырученные деньги сдавали в общую кассу взаимопомощи, себе оставляя только на пиво. Но Сэнд Муд не любил пиво. И бегать по подворотням с автоматами ему тоже не слишком хотелось, тем более с риском для жизни. А вырученными от чего бы то ни было деньгами, он вообще делиться не привык. Не говоря уж о том, чтобы сдавать их в какую-то кассу в помощь черт знает кому! Поэтому он сделал вывод: чтобы не вносить деньги в общую кассу взаимопомощи, надо самому стать заведующим этой кассой. Террористы приняли его предложение на ура! Видно, они и в самом деле предпочитали взрывы и пиво нудному сидению в интендантской канцелярии.
Сэнд Муд быстро разбогател. Сначала на поставках стрелкового оружия, списанного по акту о совершеннейшей негодности со склада воинской части №ххх Ямало-Ненецкого военного округа. Потом на доставках голубиной почтой динамитных шашек от «Независимого Товарищества Астраханских Браконьеров». Потом на рекламном распространении брошюр Мао Цзедуна «Через не хочу — в светлое будущее» при помощи сети разносчиков пиццы в боевых условиях.
Скоро интендант Муд ездил на…, ну, не стану врать, не на «порше». Он был лентяй, а не дурак, чтобы за здорово живешь навлекать на свою голову ненужные вопросы. Но солидный купейный «мерседес» у него имелся. Как и ежедневный обед в неплохом ресторане. Зато с шикарными красотками и ночными клубами дело было совсем «швах!». Поэтому Сэнд решил смотаться по соседству в город Лондон, где по слухам, в злачных заведениях и девицах, принимающих наличные, не чувствовалось недостатка.
Там-то террориста-интенданта Муда и постигла злая судьба. Вернее, настигла внезапная любовь. Точнее, он познакомился в одном из клубов Сохо с умопомрачительной красавицей. На лицо она была не так, чтобы очень. И не «не очень» тоже. Скорее, ее можно было бы назвать старой коровой, чем очаровательной овечкой. Почему же тогда Пеппи Тостер (так звали девицу) показалась Сэнду Муду умопомрачительной красавицей? Да очень просто. Из-за ее родного папаши, Поппа Тостера, толстого, как норвежский тролль, и богатого, как сказочный Кащей. В приданное за Пеппи Тостер папаша Попп давал один миллиард английских фунтов (а это гораздо больше, чем один миллиард американских долларов). И сами понимаете. Приложите к любой девице, даже самой страхолюдной, один миллиард все равно в какой конвертируемой валюте, как не успеете чихнуть и услышать «будь здоров!», а она уже станет умопомрачительной красавицей. (Не верите? А Кристина Онасисс? То-то же!).
Не подумайте, что я вру. У папаши Тостера действительно имелся миллиард и не один. Если тебе принадлежит по всему миру целая сеть супермаркетов для бедных «Лопай сам!», тут поневоле разбогатеешь. Тем более, имея единственную дочку и дуру-жену. Причем жена Поппа Тостера была дурой вовсе не в переносном смысле, а в самом прямом. Поэтому последние десять лет она находилась в частной лечебной клинике с диагнозом «благоприобретенный прогрессирующий идиотизм на почве отравления телесериалами».
Но надо сказать, что Пеппи Тостер, у которой здравый разум давно был помрачен папашиным миллиардом, и впрямь считала себя писаной красавицей. Потому ухаживать за ней выходило делом не простым, а даже муторным. Она вовсе не сидела в ожидании того единственного, кому достаточно будет только обратить на нее внимание, как богатая старая корова тут же кинется ему на шею. Отнюдь нет. Женихов вокруг Пеппи хватало. Оттого Сэнду Муду пришлось пустить в дело весь свой богатый опыт и шарм истинного ирландского террориста для устранения конкурентов. Последовала цепь искусно спланированных взрывов бытового газа, отравления контрабандной черной икрой, а также случайных падений по пьяной лавочке в реку Темзу (не забывайте, дело происходило в Лондоне, а там течет эта самая река).
В конечном итоге роковую роль сыграл, так сказать, неотразимый образ храброго парня, умеющего за две минуты по секундомеру собрать и разобрать любую автоматическую винтовку. А еще знающего, как отличить настоящий пластид от некачественной подделки. Тем более, слова «ирландский террорист» звучали для стареющей Пеппи Тостер, как музыка ее любимого попурри на темы бродвейских мюзиклов. А вот папаша Тостер многозначительно смотрел вперед. И в этом «вперед» он видел реальную пользу. Мало ли для чего может сгодиться зять ирландский террорист своему тестю британскому миллиардеру? Особенно если этот тесть владеет таким опасным бизнесом, как супермаркеты для бедных. А ведь, как известно, бедные — народ куда более беспокойный в смысле жалоб и претензий, чем богатые. Да еще когда им потворствуют умники из «Комиссии по контролю за качеством пищевых продуктов». Короче, ирландский террорист Сэнд Муд показался куда как симпатичным своему будущему тестю миллиардеру Поппу Тостеру.
День свадьбы был решительно назначен. Сэнд Муд находился на вершине счастья, то есть на самом верхнем этаже одного из лондонских офисных небоскребов, и ждал папашу Тостера. Который должен был вот-вот придти и передать будущему зятю чек на один миллиард фунтов за то, что Пеппи Тостер сменит свою фамилию на Муд. После чего оба, довольные обменом, отправились бы в церковь, где состоялся бы обряда венчания. (Сэнда Муда и Пеппи Тостер, разумеется, а не ее папаши).
Папаша Тостер и в самом деле скоро пришел. И даже принес долгожданный чек. Еще бы не долгожданный! После получения этого чека Сэнд Муд мог бы вообще никогда больше и близко не подходить ни к какой работе, даже к такой непыльной, как работа интенданта у ирландских террористов.
Короче Сэнд взял чек, а папаша Тостер предложил выпить по этому поводу. Совсем по чуть-чуть, только чтобы формально отметить сделку. Сэнд согласился. Если бы он тогда мог знать, к чему приведет его и папашино легкомыслие! Но поскольку знать этого он никак не мог, то попросту ответил:
— Была, не была! Наливайте!
И папаша Тостер полез в потайной бар за бутылкой. А будущий зять Муд — в карман штанов за раскладными стаканчиками. Выпивка, выставленная папашей, оказалась неслыханным и невиданным деликатесом — по крайней мере, Сэнд даже не представлял себе, что подобный напиток вообще существует на свете. Водка «Журавушка», только что доставленная со спецкурьером из далекой России. Сэнд Муд и Попп Тостер немедленно хлопнули по рюмашке.
Когда их выскочившие из орбит глаза вернулись на место, язык развернулся из трубочки, и каждый смог хотя бы вдохнуть, если не выдохнуть, будущие тесть с зятем сразу же хлопнули еще по одной. А потом еще по одной. Таково уж свойство любой русской водки — начнешь рюмашкой, кончишь деревяшкой, в смысле бессловесным бревном. И остановиться на этом нелегком пути никак нельзя. Но потенциальные родственники ни о чем таком понятия не имели, оба пили водку в первый (замечу: папаша Тостер и в последний), раз в жизни.
После того, как бутылка подошла к концу, а папаша Тостер представлял собой не то, чтобы полные дрова, но тело, малоспособное к перемещению без посторонней помощи, Сэнду пришла на ум замечательная идея. Надо сказать, что человеку, который впервые пьет русскую «Журавушку», всегда приходят на ум замечательные идеи. И только когда эти идеи сходят с ума и оставляют своего владельца в «обезьяннике» полицейского участка, становится понятно, что замечательность их весьма сомнительна. Одним словом, закадычный друг Сэнд предложил своему ляпшему корешу Поппу прогуляться до ближайшего лондонского паба. Чтобы «Журавушка» не дай бог, не осталась в одиночестве на чужбине в британских желудках. Папаша Тостер в ответ на это лишь бессмысленно промычал «у-у-у», что было принято Сэндом за его искреннее согласие. (Про свадьбу с приданным оба будущих родственника к тому времени позабыли начисто).
В пабе «Злющая гангрена» зять и тесть продолжили веселье. К тому моменту, когда пасмурный британский день переходил в дождливый британский вечер, Сэнд Муд:
выиграл пари и пять фунтов, разбив головой дубовую лавку;
разболтал всем желающим секреты Ирландской Республиканской Армии;
проиграл в кости раскладные стаканчики;
продал папашу Тостера за полбутылки шотландского виски в Иностранный Легион.