— Обезьяна, сын осла! — выругался Сэнд на грузинском языке. — Ты только что запустил программу экстренного затопления станции. Вместе с четвертым энергоблоком! Поэтому у нас есть всего шестьдесят секунд, чтобы угнаться отсюда!
— Так чего же мы стоим? — резонно вопросил его Робин, и сделал круглые, трагичные глаза.
«И впрямь, чего?» — задались тем же вопросом смотритель Муд, доктор Клаус и остальные гости подземелья.
Из люка они выбегали в следующем порядке. Впереди всех на лихом Робине доктор с поросячьим окороком в одной руке и распотрошенным гусем в другой. За ним железная суковатая палка и мисс Авас с пустым ведром наперевес. Следом бывший смотритель Муд с китобойным гарпуном на шее. А затем уже все остальные, кто как придется и кто во что горазд. Едва успели добежать до баобаба и снять кастрюльную крышку, чтобы с ее помощью законсервировать станцию, как из люка уже полилась мутная, приятно пахнувшая сероводородом водичка. Так что крышку для надежности пришлось завалить булыжниками и сапными лошадиными костями.
— А хорошо бы здесь устроить лечебный курорт, — мечтательно произнес Робин Конфундус, принюхиваясь к сероводороду. — Как в Пятигорске, или, к примеру, в Трускавце?
Тут бывший смотритель Муд все же не выдержал, и заехал Робину в челюсть с ноги. Что же, его можно было понять!
— А почему вы не затопили четвертый энергоблок раньше и притом сами? Без всякого насоса? Если у вас есть такая чудесная кнопка? — неприязненно спросила у ирландского террориста Кики и с отвращением посмотрела на пустое ведро.
— Что ты, деточка! Тогда бы станция совсем накрылась, вот как сейчас! И мне пришлось бы жить в поселке! — в ужасе замахал на нее руками Сэнд Муд.
— И что же в этом плохого? — не поняла Кики, все еще с отвращением взирая попеременно на ведро и бывшего смотрителя.
— Там работать надо! — печально ответил ей Муд. — А теперь, ребята, нам лучше вместе отправиться в поселок и объяснить Пожизненному Диктатору, как оно все вышло.
— И что нам за это будет? — осторожно спросил Самты, упоминание о каком-то Пожизненном Диктаторе доктору Клаусу решительно не понравилось.
— Спасибо скажут, что же еще! — двусмысленно произнес Сэнд Муд.
— Спасибо на хлеб не намажешь, — солидно кашлянул в кулак Пит Херши, в другом кулаке у него была зажата недопитая бутылка «Хенесси».
— Еще много чего дадут! Это я вам обещаю! — торжественно поклялся Сэнд Муд, положа руку с «кольтом» на грудь.
Однако зловещая скрытая ирония его слов прошла мимо жадных ушей спасателей. Они согласились нести вместе с Мудом в поселок благую весть о случайном затоплении четвертого энергоблока. Для начала путь их лежал через вышеупомянутое Вездесущее Болото.
В то же самое приблизительное время. Послание, оставленное в секретной бутылке агентом Фломастером, и так и не полученное ПД.
«Со всем нашим почтением и доброго здоровьица, барин любезный, его высокопревосходительство Лэм Сэмуэльевич! Низко кланяюсь в ножки, с благодарением превеликим за все милости ваши! Как я есть мастер Каменного Цветка, освященного губернским архиереем, и многих, прочих иных подделок из малахитовой крошки, по вашему повелению предпосланный с миссией превеликой к грянувшим с неба язычникам. Беда в том великая и противостояния многие.
От части аппарата антихристова, именуемой хвостовой, осталось в живых и присносущих по ровному счету четыре человекообразных существа, исключая слугу вашего покорного. Прочие, по неразумению своему, забавлявшись с акулами белыми, крещенными Федькой и Марфой, проглочены были оными без жалости, аки библейский Иона китом.
Ох, маята мне и суета сует! Как вы, любезный барин мой, Лэм Сэмуэльевич, изволили гневаться на холопа вашего, честною службою малевавшего вам заборы и картины под Пикассо в надрыве пупка своего. Так теперь суждено мне нести крест тяжкий. А я ведь ни в коем разе, барин, пред вами не провинился. Про ученую девицу Пегги, звания холостого и непостоянного, все то наветы и подлинная клевета. Единый разочек я только и зашедши в ее клистирные покои, за кроликом, сдохшим в немощи неплодовитой. Не корысти ради! Но токмо волею пославшей мя больной жены! Хотелось побаловать страдалицу свежим мясцом. Ибо у кормильца нашего Пфуя — чтоб ему ни дня без покрышки, — какое ж мясо? Грех один.
А что старый греховодник и Нестареющий Дик видывал нас через окно, как мы пребывали в состоянии Адама и Евы, перворожденных в эдемском саду, так это язык его брехливый превратно вам донес. Никоим образом во спасение души моей к той девице я даже не прикасался с намерением нечестивым и неблагим. Всего только желал написать портрет праведной девицы Пегги, в виде нагой нимфы у ручейка, да и показывал на своей особе, как ей правильно стать, а потом лечь. Парсуну оную, с девицы писанную, вам в день Пресвятой Мученицы Пелагии поднести в смирении мечтал, вместе с ручейком. Аспид же зоркий и Нестареющий Дик в коварстве подглядел и неправедно донес. Посему облыжно я им опорочен перед вашими светлыми очами. Нешто мы не разумеем, какая из девиц есть барская, а какая наша, холопская?
За то невинно посрамлен был, и женой своей, в болезнях страждущей, изгнан из палат отеческих в курятню на дальнейшее проживание. Дабы пребывал среди птицы неразумной и некрещеной. Вы же посему, барин любезный, сослали меня и того далее. В геену огненную к христопродавцам, с небес изгнанным. Поскольку, сперва раздразнив бессовестно Федьку и Марфу, акул белых и чистых духом аки агнцы, оставшиеся в живых язычники принялись бесчинствовать и далее, никакого удержу не ведая. А подались они с брега пенного в кущи тропические, и меня несчастного за собой утянули.
Язык мой скорбный не повернется никак поведать вам о самом первейшем непотребстве, ими сотворенном без раскаяния. Экипажу вашу, из заморских земель с трудами великими выписанную, прозванием сладчайшим «Лада-Малина», что в каретном сарае у кольцевой прибрежной дороги стояла, постиг конец скорый и печальный. А уж что была за экипажа! Цвету фиолетовову, наиярчайшего! На случайности войны коварной, от снарядов атомных происходящей, ни единого агрегату на микросхемном электричестве не имевшей! Оконца ни зги не прозрачные, пикантными рисунками украшенные! Ручка от стартера, чугунного ажурного литья — загляденье! Колеса в шипах многих, а печка-отрада все без отдыху жаром пышет, и ничем ея не унять!
Горе, горе-то какое! Нету больше вашей голубушки, нету ладушки, нету малинушки! Извели ея злые черти! Сначала кататься с горы удумали, тут и тормоза долой, да и коробку передач Господь прибрал… Апосля охальники имущества чужого какой-то противный естеству «краш-тест» затеяли. Тогда-то дух из экипажи вон, вместе с окошками расписными, лампадами передними и задними, заодно и оба ведущих моста раскололись вдребезги, что и на Страшном Суде не собрать. Ужо потом злыдни утопили останки многострадальные в водах буйных.
Как представлю лицо ваше, любезный барин, мученическое, когда вы строки сии горькие читаете, у самого сердце надрывается. И рад бы холоп ваш и маляр верный молчать далее, но умолчать не могу. Да и не должно мне.
А больше других бесчинствовал над безвинной экипажей мавр черный и страшный, допреж служивший санитаром в доме скорбном для ума лишенных. Ныне же мавр сей, в бесовскую веру обратившись с названием премерзким «сайентология», и кадит у них заместо попа. Блудный поп этот первым и возопил, экипажу вашу увидевши очами порочными:
— Изничтожим Молоха Страховидного! Принесем жертву Вселенскому Разуму с иных планет! — это он, видать, о доме для ума лишенных вспомнил.
И зачем только Разуму Вселенскому ваша экипажа? Ему бы водочки, да наливочек разных, да клюквы в сахаре, да яблочек моченых с блинками масляными. Только где же мавру о том иметь понятие? Он, небось, темнота неправославная, клюкву и в глаза не видал, тоже и наливочки сливовой или грушевого отвара вкушать не вкушал.
Далее долго шли мы через леса зеленые, ручейки журчащие, норы кротовые и капканы волчьи, в прошлом годе на дикую женщину ставленые. И вышли себе на беду. А нехристям на потеху. Ибо таковым сошлось роковое сложение обстоятельств, что по пути попался им на злодейские глаза древний аппарат самолетный. Тот самый, который еще в веке прошлом, 20-ом, из Колумбии Американской для вас, барин, прямо в воздухе тайком умыкнут был. А внутрях у него, коли вы, ваше высокопревосходительство припомните, — видимо-невидимо конфеток «чупа-чупс» в бумажках блестящих и нарядных, и все конфетки щедро пастой кокаиновой сдобренные. Очень вы конфетки те в младости вашей любить изволили. Да потом вдруг взяли и ударились в религию суровую. В буддийский иудаизм, будь он неладен. (Не я ли вас, барин, упреждал? Добра не выйдет! А токмо лучше вступайте вы в Союз Михаила Архангела! Зря не послушались. Там каждому вновь обращенному дают беспошлинный вид на самогоноварение, две пары кирзовых сапог и армейский барабан). Посему, из-за вашего, барин, буддийского иудаизма, или иудейского буддизма, конфетки те за ненадобностью неприбранные и заброшенные лежали. До того дня, само собой, как нехристи языческие их нашли.
Ух и было пиршество! Чистой воды каннибализм, только без человеческой плоти. В смысле поедания. А в смысле, свального и содомского греха, сколько угодно. И меня, богобоязненного холопа вашего, в оную оргию втянули, как я не брыкался всеми членами моими скромными. Но бесстыжие одолели. И теперь мне не то, что богатой телом девицы Пегги, а и хворой жены ни на что не надобно. И надолго. Видеть их не могу! Аминь!
Блуду предавались два дня. Даже и нищий иерусалимский араб Салям Алейкумович, прежде служивший штатным полотером у Ясира Арафата, а после бежавший в Австралию от преследований Всеяпонского Масонского Ордена Бытохозяйственной Техники, и тот впал в грех. У арабского страдальца в родных палестинах осталось без призора четыре жены и восемь любовниц, потому и пребывал он все время пути нашего в грустях необыкновенных. Но и его мавр черный конфетками и проповедями непонятными в соблазн ввел. Да и где ж было не ввести. Коли две особы женского пола, бабы звания низкого и неразумного ему в том потакали.
Забыл вам отписать, любезный барин, что с нами еще увязалась в дорогу беглая женка губернатора Тимбукту, бабенка наглая и разбитная, по прозванию то ли Аналюсия, то ли Анорексия, не пойму. (Пусть будет Анорексия, для дела сие не важно). А вместе с ней девка лядащая Олимпиада Пустомелева, или попросту Липа. Девка эта уж который год колесит по городам разным и весям, собирает по миру с православных на строительство храма Св. Маврикия для украинских поселенцев в Канаде. Я ей тож пожертвовал копеечку, в иносказательном понимании. Но только выманила у меня девка Липа, как я был в угарном пылу на оргии, юбилейный резной деревянный доллар, который вы, барин, мне на прошлое Рождество от щедрот пожаловали.
Что и говорить, бабы оные, Анорексия с Липой, довели слугу вашего до полного падения нравов. А мавр окаянный и того пуще! Особливо проповедями своими бесовскими, что в прошлой жизни беспременно был я кулаком-мироедом в глухой дыре у Созвездия Скорпиона. Это он на ботинки мои новые, из дома купеческого «ЕССО» позарился. Я ему и ответствовал, что сам он Экко, а вместо ботинок шиш ему на постном масле! Мавр обиделся.
Однако ж, после оргии у самолетного аппарата с конфетками, начисто теперь разграбленного, мавр страшный от меня с проповедями отстал. Больно уж у него язык заплетался, как и прочие части черного тела. А ночью был ниспослан мавру сон, а во сне — покойный его четвероюродный сводный братец, дурак, наверное, редкий. Ибо братец сей во сне ничего особенного не делал, только стоял, аки пугало неразумное в поле гороховом, и все указывал дланью черной на восток. Посему мавр и порешил, что идти нам надобно непременно в тую сторону. А в той стороне, барин любезный, известно какая пакость находится. Вездесущее болото, будь оно неладно.
Письмецо ныне в бутыль секретную для вас приберу, вот только допишу. Вы же, барин, не поминайте лихом холопа своего верного, маляра Фломастера, по имени отчеству Данилу Марамоевича, потому как, возвернусь, али сгину на болоте том, сам не ведаю.
Спустя NNN (неизвестно сколько) часов после всех приблизительных времен, наконец-то, на Вездесущем Болоте!
Обходя окрестности, строго по курсу через-север-на-северо-запад, лысый странник Джин Икарус Блок подошел к Вездесущему Болоту. Нельзя сказать, чтобы болото это было прям уж ого-го! Вообще-то, так себе болотце. Гектара примерно в два. Но живописное. С осокой и камышами по берегам, с утями и чумными крысами в осоке и камышах, с чесоткой и песьими мухами на утях и крысах. Да, еще в середине болота располагалась премиленькая трясина! Не то, чтобы Гримпенская, но русский писатель Пришвин не остался бы безучастным. На кочках трясины отдыхали, изящно свернувшись в цветные колечки, всякие разные змеи. Гремучие гадюки, коралловые аспиды, близорукие кобры, а также пестрые ленты, позабытые беженцами-цыганами, столетие назад проездом гадавшими на острове.
К тому же в правом верхнем углу болота, — если смотреть на карту с юга на север, как все нормальные люди, — приютился скромный Пряничный Домик. По слухам, именно там находилась летняя резиденция Джейсона, ныне заброшенная. Потому как на острове крайне трудно было понять, какое теперь на дворе время года? Летнее или зимнее, или промежуточное? Круглый год равно ярко светило радиоактивно насыщенное солнышко (и не мудрено, на экваторе-то!). И равно одинаково, когда им этого захочется, шли прелестные тропические ливни, как правило, в самый неподходящий момент. В какой именно? Да, пожалуйста!
К примеру, отправились вы с друзьями за поселок, жарить шашлыки…Что говорите? Нет, нет! Вовсе не обязательно идти на кладбище, к развалинам часовни. Можно и к лесистым склонам уранового карьера, где ПД добывал по контракту сырье для Иранской республики… Так вот. Стало быть, отправились вы на шашлыки. И только-только, после трехчасовых …удоханий развели костерок под мангалом… Почему так долго? Ну, тот, кто спросил, видно никогда не отправлялся на шашлыки с мастерами своего дела! Во-первых, шашлыки начинаются вовсе не с жаренья мяса, а с распития сопутствующих напитков. А во-вторых, после распития, попробуйте-ка скоренько развести костер! Байду вы разведете, а не огонь!..
Ну-с, мы увлеклись в сторону. В общем, костер вы развели. И даже пристроили на мангале мясо, погнув попутно два-три шампура, и опрокинув себе в кроссовки весь уксусный маринад. Но едва в воздухе разлился приятный аромат подгорелой баранины и смердящего лука, как на тебе! Прелестный тропический ливень, хлынувший с абсолютно минуту назад чистого неба, изгадил вам все пиршество. Немудрено, что вы проникнетесь некоторым предубеждением к этому природному явлению.
Короче говоря, Пряничный домик, зачерствелый и несъедобный как задубелая галоша, стоял пустой. И пусть бы себе стоял! Никто посещать его и не собирался, ни сейчас, ни в будущем. Джин Икарус вообще не знал о его существовании. А те, кто знали, еще к Вездесущему Болоту не подошли. Да и когда подойдут, все равно мысль о посещении Пряничного Домика не придет им в голову. Потому что, делать в этом, с позволения сказать, гадюшнике, ровным счетом нечего. Мебели там нет никакой, еды, впрочем, тоже. Единственная нестоящая вещь, позабытая посреди единственной же комнаты — это старый сундук с полным набором начинающего фокусника «Копперфильд для дошкольного возраста». И лезть ради нее через все болото и через всех гадюк, фигушки найдутся желающие!
Кстати, о самом Вездесущем Болоте до сих пор не было сказано ни слова. Ни откуда оно взялось, ни почему обросло слухами и сплетнями, и сильно дурной репутацией. А началось все в не очень давние времена, из чего пытливый читатель сразу сделает неправильный вывод, что во времена стародавние Вездесущее Болото было премиленьким местом. Ха-ха, вот и нет! В стародавние времена Вездесущего Болота вообще на острове не было!
Буквально сразу после отбытия параллельно-вселенческой корпорации «МММ-3», со всеми прилагающимися мглами, мздами и мстями, ее место заняла другая фирма. Индийско-мавритано-советское общество дружбы между народами «Харикришна-совхоз-красный-пролетарий-инкорпорейтед», или в просторечии «Харя». В общем, заправляли там всем американцы в качестве наемных менеджеров. Почему они? Кто же еще в состоянии работать по двенадцать часов в сутки на одних только гамбургерах, при этом не ныть о перекуре и не сдавать через день мочу для больничного листа! Поэтому в «Харе» и вообще на острове сложилась народная поговорка «Я, что лошадь, что ли? Пусть американец работает!». Координаты же Таинственного острова президент «Хари» Степан Навроде купил за очень большой пакет акций у слепой прорицательницы Ванги, и до сих пор разыскивался Интерполом за сбыт фальшивых репродукций Рембрандта.
Едва объявившись на острове американские «хари» развили бурную деятельность. Первым делом они принялись за корчевание пней и ускоренное строительство офисных помещений. Потому как, начинать продуктивную работу без офисных помещений совершенно было ими невообразимо. Так благородный лик Таинственного острова оказался осквернен рядами бараков из небьющегося стекла и нержавеющей арматуры Пензенского завода сталеконструкций. Но на этом все далеко не закончилось.
Обеспечив себя с лихвой офисными помещениями, оргтехникой класса люкс, булочной «Данкин Донатс» и комнатой для групповых медитаций, «хари» пять лет спустя приступили непосредственно к порученной им работе. То есть, к проведению гуманных экспериментов над окружающей и ни в чем не повинной средой. Краткий перечень этих работ звучал примерно так:
Пункт первый. Дрессировка прибрежных акул на ловлю тунца и беспаспортных дайверов.
Пункт второй. Наведение метеорологических зондов при помощи объектов системы СОИ.
Пункт третий. Психологическое тестирование на выживаемость в условиях клаустрофобии. (Заказчик — Донецкая угольная компания).
Пункт четвертый. Преобразование бесполезной ядерной энергии в полезную термоядерную.
Пункт пятый. Четвертование — как альтернатива наглядной смертной казни. (Исключительно с участием патриотов-добровольцев!).