За хранилище файа сражались до конца — на смятых, посеченных заграждениях висели сотни тел сурами и ещё больше их нашлось у подножия холма. На его плоской вершине, в залитых кровью укрытиях, за наспех возведенными, полуразваленными баррикадами вперемешку лежали тела девушек из Кумы и сурами — Элари не хотел на них смотреть, боясь увидеть среди мертвых Иситталу. Ворота хранилища — многослойные, как и те, в Унхорге — оказались приоткрыты и Анмай на лету проскользнул в них.
Внутри всё было нетронуто и чисто — громадная глыба самоходной гаубицы мертво застыла посреди помещения, на стенах висели какие-то плакаты, тянулись трубопроводы и кабели. Вдоль стен стояло семнадцать цилиндрических контейнеров. Крышки с них были сбиты и Элари увидел внутри снаряды — такие же, как на картинках. Они совсем не впечатлили его.
— Интересно, почему файа не использовали их? — спросил он. — Они же пробили свод, видишь?
Анмай поднялся к рваной дыре с торчащими прутьями арматуры. Там всё было залито кровью — но на срезах нескольких нижних прутьев крови не было.
— Почти пробили. Но, когда им оставалось распилить лишь несколько прутьев последней решетки, сурами одолели их и завершили их работу. Это… жестоко. А сурами ничего тут не тронули — им нет дела до машин и они не поняли, чем завладели, но… мы должны всё это уничтожить. Мир и без атомных бомб слишком мерзок.
— А как? — удивился Элари. — И чем?
— Магнитные пули. Твой пистолет. Ясно?
— Но разве снаряды не взорвутся от детонации?
— Взорвутся. Но предохранители не сняты и ядерные устройства не сработают. Ты согласен?
Они укрылись за каменной глыбой в сотне метров от хранилища. Элари, стоя босыми ногами на снегу, поднял пистолет и прицелился в щель приоткрытых ворот — Анмай показал ему, насколько выше надо целиться с такого расстояния. Тем не менее, юноша очень волновался. Он не столько боялся промахнуться, сколько попасть — взрыв мог оказаться слишком сильным. Но другого способа уничтожить хранилище не было и он нажал на спуск.
В миг выстрела Элари невольно зажмурился и вспышка, пробив веки, всё же не ослепила его, а ударная волна только отбросила его назад. Когда стих грохот, юноша приподнялся и протер глаза. Им повезло — все обломки пролетели мимо них. К его удивлению, хранилище устояло, лишь его ворота сорвало и внутри всё пылало, словно в мартеновской печи. От пролома ворот по площади протянулся широкий веер выжженной земли — пламя взрыва вырвалось из них, как из пушки, опалив бункер и слизнув кусок проволочной ограды. Внутри не могло уцелеть ничего, кроме оплавленных обломков и Анмай тут же поднялся в воздух. Когда они зависли под тучами, Элари поджал свои занемевшие босые ноги, тщательно растирая их. Файа вдруг рассмеялся. Юноша недоуменно посмотрел на него и Анмай пояснил:
— Знаешь, в восемнадцать лет я был точно таким же, как ты.
Дальнейшее Элари помнил смутно. Мгновенный переход от дикой радости свободного полета к руинам мира его мечты оглушил его и, глядя с высоты на одно кошмарное зрелище за другим, он уже не испытывал никаких чувств — словно всё это происходило не с ним.
Сначала они полетели к устью долины и там Элари увидел то же самое — развалины, груды тел и колонны сурами, неторопливо обходящие их по пути в Лангпари. От рыбацкого поселка остались лишь обгоревшие остовы домов, над фортом развевался странный лохматый флаг из каких-то хвостов — знамя сурами. Под ним неторопливо бродили черные, закованные в сталь солдаты.
Они метались по всей долине и всюду видели одно и то же — или мертвые развалины с грудами тел, или сурами, которые неторопливо устраивались на новом месте. Наконец, Элари отыскал родное селение Суру — оно почти не пострадало, но внизу были только сурами. Они занимались совершенно обыденным делом — убирали мусор, оставшийся от погрома и наводили порядок в домах. Невесть отчего, именно от этой мирной картины юношу бросило в дрожь — словно он стал лишним в этом мире.
— Я же говорил, что уже слишком поздно, — сказал Анмай, когда они одиноко повисли среди серо-белого чужого мира. — А месть не в моих правилах. Сражаться за тех, кого я люблю — да, а убивать за уже убитых… это если не безумие, то его начало наверняка.
— Иситтала говорила так же, — ответил Элари. — Вы с ней похожи. Она… — вначале юноша подумал, что она отправилась в долину Налайхи, но тут же вспомнил про тайное укрытие в горах.
Отыскать его оказалось нелегко — оно скрывалось в сером тумане облаков. Анмай долго порхал вдоль обрывистой стены гор, пока они буквально не наткнулись на знакомый уступ. Тут же юноша увидел Иситталу — она стояла на террасе среди пяти вооруженных девушек. Те отшатнулись, когда Анмай опустился перед ними, а Элари вздрогнул, когда его босые ноги встали на обледенелый камень. Несколько секунд Иситтала молча смотрела на него, словно не узнавая. Да и её саму трудно было узнать — подбитые металлом сапоги, черные шаровары, жирно блестевший панцирь из вороненой стали защищал её тело от горла до верха бёдер, на них падала юбка из переплетённых цепных петель. На голове — шлем, похожий на круглую плоскую шапку с большим козырьком. В руке — шест, похожий на учебный, но на одном его конце был копейный клинок, на другом — твёрдое трехгранное острие, рассчитанное пробивать броню, под ним — острые рёбра шестопёра.
— Где Иккин? — наконец спросила она, справившись с удивлением.
— Погиб… спасая мою жизнь. Унхорга тоже больше нет, — Элари спешил выложить все плохие новости, чтобы побыстрее перейти к хорошим. — Он взорван. Ньярлат и… все остальные… они все были сумасшедшими, а…
— А кто это? — перебила Иситтала, показывая на Анмая.
— Анмай Вэру. Он… — заметив странный взгляд Иситталы, юноша обернулся.
Анмай пристально смотрел на неё. Его большие глаза широко открылись, на лице застыло выражение сильнейшего удивления.
— Хьютай? — растерянно спросил он.
— Что? — Иситтала недоуменно посмотрела на Элари.
Анмай зажмурился и помотал головой, словно отряхиваясь. Но, когда он открыл глаза, в них стояло то же странное выражение.
— Прости, — сказал он Иситтале. — Ты так похожа на мою прежнюю любимую, которая… которой больше нет со мной. Но ты — не она, и я… я… Я люблю тебя, — вдруг сказал он и замолчал в сильнейшем смущении.
— Что это с ним? — она повернулась к Элари, но ей ответил Анмай.
— Ничего. Похоже, я влюбился, — он вдруг подошел вплотную к Иситтале и взял её руки в свои. — Я прошу тебя быть моей женой.
Он явно не знал, с кем связался. Через миг она вырвалась и влепила ему такую пощечину, что голова файа мотнулась. Иситтала хотела ударить ещё раз, но, вдруг смутившись, повернулась и взбежала по лестнице. Анмай задумчиво смотрел ей вслед, слабо улыбаясь, и в его глазах светилось то же восхищение.
Элари поспешно догнал подругу.
— Постой. А где Усвата?
Иситтала рывком повернулась к нему.
— Мертва. Убита стрелой во время отступления. Я ничего не смогла сделать.
— Ты убила её! — Элари ещё не осознал своей потери и боялся её осознать. — Ты позволила ей умереть, чтобы… — мгновенная вспышка боли на секунду ослепила его и он не сразу понял, что молниеносная затрещина отбросила его на два шага назад.
— Не бросайся словами, мальчишка! — её лицо стало гневным. — Я поклялась, что не причиню ей вреда. Да, я не сражалась за её жизнь так, как сражалась бы за твою, но я не нарушила клятвы.
Элари опустил глаза. С минуты его пробуждения, после того приглашения к Ньярлату, прошел, казалось, целый год. Он не слишком устал, но был просто переполнен впечатлениями и понимал, что происходит, лишь отчасти. Но, когда зазубренный наконечник стрелы разорвал куртку на его груди и звонко ударил в камень, он вовсе не думал — просто упал, увлекая за собой Иситталу и прикрывая её своим телом. В тот же миг прямо над ними в скалу ударило ещё несколько стрел. С поляны донесся пронзительный крик:
— Здесь сурами!
Они выходили из клубящейся туманной мглы, — черные, огромные, страшные, с громадными луками в руках. Одна из девушек Кумы уже корчилась, пытаясь вырвать стрелу из живота, другие стреляли в ответ — пара сурами тоже повалилась, но в такой простой перестрелке всё решала простая численность лучников — а сурами было так много, что Элари даже не мог их сосчитать.
Впрочем, он и не старался. Вдруг он понял, что стоит на коленях, сжав в ладонях пистолет. В один миг он выпустил три оставшихся у него обычных патрона — и один из сурами, взмахнув руками, опрокинулся назад. В тот же миг в опасной близости к его уху раздались новые выстрелы — Иситтала тоже выхватила из-под панциря толстый угловатый пистолет и принялась стрелять, держа его двумя руками. Её поза была неудобной — она сидела, прижавшись спиной к скале и подтянув ноги — но на точности её стрельбы это не отражалось.
После каждого выстрела массивное черное оружие прыгало вверх — и в ответ один из сурами вздергивал голову, а потом валился, как срубленное дерево. Она всего три раза промахнулась и уложила дюжину врагов, — в обойме её пистолета помещалось сразу пятнадцать патронов. Но запасных у неё не было — когда обойма опустела, она просто швырнула оружие в снег и потянулась за боевым шестом. Элари понимал, что жить им осталось секунды — сурами уже взяли их на прицел, и пусть даже большинство вновь промахнется… В этот миг силовой пояс вдруг бросил юношу вверх и его поле разметало направленные в Иситталу стрелы.
Анмай слишком поздно очнулся от растерянности. Но теперь Элари понял, что силовой пояс мог быть и оружием — файа, окутанный взвихренным воздухом, кувыркался, метался среди сурами и вдруг нелепо изломанное тело одного из них взлетело высоко вверх, а ещё нескольких швырнуло в стороны, словно от взрыва.
Сейчас Анмай не думал об Элари и юношу лишь бестолково мотало в воздухе — он повторял все движения файа, с той лишь разницей, что сражался с пустотой. Тучи взметенного снега скрыли побоище, а Элари был слишком занят своим желудком, чтобы стараться что-то разглядеть. Сражение заняло всего пару минут. Потом он рухнул в снег и, едва поднявшись, вновь упал — у него дико кружилась голова. Иситтала рассмеялась, тут же зажав рот руками, и вновь хихикнула, уже сквозь ладони — раздался звук, весьма похожий на ржание.
Элари всё же поднялся и застыл, не обращая внимания на то, что его босые ступни скрылись в снегу. Ниже по склону, среди разбросанных тел сурами — их было десятка два, остальные бежали — поднялся Анмай. Похоже, у него тоже кружилась голова — едва выпрямившись, он тут же растянулся во весь рост. Теперь Иситтала не смеялась. Она вскочила и побежала к нему.
Они вместе вошли в подземелье. Внутри Элари увидел несколько десятков файа — большей частью подростков. Среди них было полдюжины девушек из Кумы и юноша — Суру. Он пусто смотрел в стену, не замечая друга, его лицо было холодным, равнодушным и спокойным.
— Их больше нет, — вдруг тихо сказал он. — Моей матери, моих сестер, даже моей бывшей любимой — никого нет. Из всех моих друзей остался только ты… и ещё она, — он показал на Иситталу. — Я оказался никудышным защитником.
Он замолчал и Элари не посмел спрашивать.
— Как это было? — спросил он, когда они прошли вглубь подземелья и Иситтала принялась искать ему подходящую обувь. — Я видел долину. Сурами повсюду…
— Это долгий рассказ, — она говорила тихо и спокойно. — Они напали через два дня — вначале на стену у реки. Гнали перед собой целые толпы файа, а мы… убивали их. Это было страшно! Мы стреляли, сначала из пулеметов, потом из луков — а они всё гнали и гнали их, пока все не погибли. В тот же день они прошли через горы и ударили нам в тыл. Мы дрались на перевалах, но их слишком много. Когда они ворвались в долину, наша армия рассеялась. Потом они осадили Сады — большая часть наших собралась там. Внешнюю стену они взяли почти сразу — она слишком длинная. Я и девушки из Кумы защищали хранилище ещё сутки — нам не хватило буквально нескольких минут. Они нас смяли, но мы пробились и ушли в леса… сюда. Тут мы дрались, прятались и убивали много дней, но это было уже местью сурами, не больше. Лангпари досталась им не даром: за каждого файа, способного держать оружие, они платили тремя своими жизнями — но сражаться у нас мог едва один из десяти. Я видела, как пали Сады, видела зарево. Что сталось с долиной Налайхи — я не знаю. Возможно, файа там ещё живы… но вряд ли они примут нас. Мы… я и мои товарищи… мы допустили слишком много ошибок.