Да, всё было так, в точности. Невероятно огромные зеленовато-черные башни-горы теснились в колоссальной, глубиной мили в две, круглой пропасти, подпирая страшное, мутное, темно-лиловое небо, — изнанку этой черноты наверху, черноты более вязкой, чем сталь. Между башен раскинулось озеро — тоже идеально круглое, диаметром миль в пять. Вода в нем — если это была вода, а не смола или застывшее стекло — была темной, спокойной, гладкой, как зеркало, даже на первый взгляд очень глубокой. Из неё поднимался остров — башня, похожая на остальные, но в то же время иная. Она походила на конус из свившихся змей, впившихся в это жуткое небо.
Сергей, постыдно раскрыв рот, глазел на залитые мертвенным светом жилистые башни, широкие и узкие, круглые и составные. Их соединяли трубы, изгибавшиеся под, казалось, геометрически невозможными углами. Именно это поразило его больше всего. Переход от спокойствия тундры и холода заката к похожему на видение ада городу был слишком резким и он мог лишь смотреть, решив, что удивляться будет потом.
Машина Вэру снижалась, лавируя среди исполинских башен и тяжей-труб. У юноши перехватило дух — казалось, она в любой миг могла с ними столкнуться.
Они летели к тонкому, высокому шпилю, выступавшему из массива одной из громадин. Его острая вершина была срублена и её место заняла призма многоэтажного здания из темного стекла и серой стали, увенчанного множеством антенн — база файа. У её основания открылись огромные ворота — и Анмай влетел в просторный ангар. Посреди него стоял космический корабль, — похожий на самолет с короткими крыльями и угловатым, собранным из плоскостей корпусом, но Сергей сразу узнал его.
— Он настоящий? — спросил юноша, когда Анмай уже сел. Файа усмехнулся.
— Это просто челнок "земля-орбита". В принципе, на нем можно полететь на другую планету, но он создан для перевозок между звездолетом и планетами, где нет оборудованных портов. Хотя добраться на нем до Ворот мы вполне можем. Давай выходить, а то нас уже ждут.
Вспомнив про Иситталу, Сергей пулей вылетел из машины. Она ждала их у двери, ведущей, очевидно, в лифт. На вид она не изменилась и юноша жутко смутился, — жаркие и стыдные воспоминания Элари нахлынули на него. Впрочем, это ничуть не уменьшило его любопытства.
— Что это за место? — спросил он, когда они уже поднялись на самый верхний этаж и шли по просторному коридору — к счастью, без окон.
— Хали. Это город тех, кто создал этот мир — Мэйат, или даже Мроо, и он мало похож на города, что нам знакомы. Все его здания — живые… существа. Я не знаю, сколько ему лет. Может… за миллиард. Когда мы, файа, нашли его, он уже давно был пуст. Мэйат ушли в иные миры, но их город остался стоять… и будет стоять до тех пор, пока сам этот мир не превратится в прах. Для его защиты и были созданы горы Безумия. И пожиратели в морях. Вначале мы хотели поселиться здесь, даже построили тут базу, но не смогли. Тут нельзя жить.
Сергей так ошалел, что не мог ничего сказать. Анмай по его глазам понял, что юноша близок к обмороку.
— По-моему, ты очень устал, а разговор у нас будет длинный и нелегкий. Да, бросив тебя, я тебя предал… но я хотел, чтобы Иситтала была счастлива со мной. Ничего иного я тогда не хотел знать. Не знаю, сможешь ли ты простить меня. Я не хотел больше тебя видеть… но я не забыл долга чести. И я отдам его — если это будет в моих силах. Кстати, ты не хочешь поспать с дороги?
— Нет.
— Жаль. Тебе это нужно, — он что-то шепнул Иситтале и открыл одну из боковых дверей. Они вошли внутрь, но Сергей не успел рассмотреть помещения, — Иситтала подала ему чашку теплого молока. Юноша с жадностью осушил её, но там было не только молоко — ему тут же нестерпимо захотелось спать. Он едва смог добраться до отведенной ему постели, — и тут же забылся крепчайшим, без сновидений, сном.
На следующий день Вэру разбудил его. Они сели завтракать втроем и под любопытными взглядами Иситталы юноше скоро стало неуютно. Анмай заметил это и увел его в свою комнату, чтобы они смогли поговорить наедине. Сергей долго рассказывал о своих приключениях. Файа безмолвно слушал его и, когда юноша закончил, ещё немалое время молчал.
— Я помогу тебе, — наконец сказал он. — Хотя ты вряд ли представляешь, насколько это трудно. Я даже не знаю, с чего начать.
— Может, с начала?
Анмай улыбнулся.
— Ладно. Ты прав, нельзя просто вот так из одной Вселенной попасть в другую. Тут не обошлось без вмешательства Мэйат.
— Проще говоря, они меня похитили?
— Можно сказать и так.
— А почему? Зачем?
— Я кое-что знаю о Земле — не очень много, но всё же… Там ты был… не вполне обычным. Это не так просто объяснить, но я постараюсь. Вряд ли ты знаешь… старение и смерть генетически запрограммированы у любого живого существа, но иногда это программа… не включается. Что-то в наследственном аппарате дает сбой. Редко, но так бывает.
— Значит, на Земле я был… бессмертным?
— В буквальном смысле — нет. Ты бы просто не старел — и перестал бы расти в возрасте лет пятнадцати. Но признаки этого появляются гораздо раньше и именно поэтому тебя засунули в больницу. Мэйат не хотели, чтобы люди узнали об этом и похитили тебя. Выманили на открытое место — ты вряд ли это понял — и подобрали.
— Как это — выманили?
— Они послали колонию своих микроскопических разведчиков, нанетов, чтобы управлять твоим сознанием… незаметно.
— Но зачем?
— Возможно, чтобы не дать людям напрасной надежды. Но для этого им было куда проще тебя просто убить. Ради тебя они пошли на большие… хм… расходы. Видишь ли, на Земле ты вряд ли был бы счастлив. Генетический сбой не наследуется, он не даст тебе неуязвимости или здоровья — ты бы болел и был так же уязвим, как все другие люди, с одной лишь разницей — ты бы не старел. Если бы это открылось — тебя разобрали бы на части, чтобы понять, как это происходит, или просто прикончили из зависти. Большинство бессмертных успевает это понять и потому они прячутся. Вечная юность — совсем не такая веселая вещь. Твоя психология, физиология — всё это оставалось бы подростковым, прибавлялся бы лишь жизненный опыт, а это не слишком веселое сочетание. Бессмертный должен таиться, жить как можно незаметнее, и его видимый возраст лишь добавляет ему трудностей. Он не может жениться, сделать карьеру, стать известным, богатым и так далее. Обычно он скитается, время от времени находя себе хранителя — какого-нибудь пожилого одинокого человека — и живет у него, или теряется в каком-нибудь крупном скоплении молодежи — там, где общество не проявляет особого внимания к тем, из кого состоит. Жизнь течет мимо бессмертных и они становятся её историками… хронографами… их комнаты забиты старыми тетрадями с описаниями давно забытых мелочей прошлого, дневниками… к этому можно привыкнуть… наверное. Они очень одиноки — мутация столь редка, что встреча двух бессмертных — дело почти невероятное. Да и случись она — они не смогут узнать друг друга. У них нет никаких отличительных признаков. Выявить бессмертного можно лишь длительным наблюдением — действительно длительным, минимум в несколько лет. Но там, у вас, бессмертным с каждым годом становиться всё труднее скрываться. Когда человек не взрослеет, это замечают быстро. Мэйат хотели помочь тебе… возможно, даже спасти тебя от смерти — на свой манер. Ведь любая юная жизнь воистину заслуживает спасения — любой ценой, даже столь высокой, как эта.
— Но тогда какой смысл был спасать меня на Земле, чтобы здесь сурами отрубили мне голову?
— Я думаю, что намерения тех, кто похитил тебя, не были злыми. Но им пришлось действовать поспешно, а торопясь даже они допускают ошибки. К тому же, они совершили эту экспедицию вовсе не ради тебя, и даже не ради твоего мира, а ради изучения всей твоей Вселенной. Эта экспедиция была великим делом — но для них ты был просто одним из неисчислимого множества образцов, мелочью, о которой в суматохе могли просто забыть и которая по недосмотру попала не в те руки. В могуществе они равны богам, — но разве ты слышал, чтобы все боги были добрыми? Кто-то из них сбросил тебя сюда — ради гнусной забавы. Потом произошло слияние двух ваших душ — вот этого они никак не ожидали, но так возникла совершенно новая личность, соединившая лучшие качества двух первых. Это ты. Вот как твое похищение выглядело со стороны — точнее, должно было выглядеть.
Анмай коснулся браслета и на стене засветился экран. Это был поток не только изображений, но и чувств — Сергей словно оказался там, внутри…
…В сумрачной, холодной пустоте возник свет — голубоватая размытая туманность. Она тут же стянулась в шар, вспыхнув сверхсолнечным ярким сиянием. Через секунду шар разорвался на части, потускнел и погас, разметанный вихрящейся пустотой. Из неё вынырнула огромная темная масса, — удлиненный эллипс с размытыми краями. Его смутная поверхность вращалась с непредставимой скоростью. Очень далеко сияла одинокая звезда — так далеко, что даже свет от неё шел сюда полгода.
Сергей ощутил исходящий из темной глубины взгляд — взгляд, от которого ничто не могло укрыться. Вдруг на оси эллипса сверкнула мгновенная вспышка, и отделившийся от него корабль умчался прочь, окруженный стремительно тающим голубым ореолом, такой же темный, но с почти четкими очертаниями, похожий на толстый равносторонний треугольник со скругленными углами и гранями, более выпуклый сверху, чем снизу. Он мчался к звезде, разгоняясь с таким ускорением, что любое живое существо на его борту было бы мгновенно расплющено. Но там не было живых существ.
Уже далеко позади эллипс вновь ярко вспыхнул и исчез, но Сергей едва это заметил. Он ощутил этот полет, длившийся почти год, а потом — увидел свой родной мир. Он видел методические прыжки невидимого наблюдателя, чувствовал его взгляд, от которого не ускользало ничего… мгновенные броски вниз, за избранными образцами… размышления… беспрерывная работа, продолжавшаяся почти полвека. А потом — вновь год полета в ледяной пустоте, к тому месту, где в яростной вспышке света вновь вынырнул из небытия эллипс.
Треугольник на секунду завис, словно приветствуя его, а затем нырнул вглубь и сразу исчез, не оставив ничего, кроме мгновенной вспышки. Потом эллипс начал сжиматься, приобретая нестерпимо четкие очертания и одновременно окутываясь стремительно разгоравшимся ореолом. Внезапно, вспыхнув как солнце, сияние иглой вытянулось к одной из бесчисленных звезд и, неистово завихрившись, погасло, оставив лишь сумрачную пустоту.
Сергей какое-то время молчал. Теперь он хотя бы отчасти начал догадываться, что с ним произошло — именно догадываться, а не понимать, потому что понять такое было выше его сил.
— Что мы сейчас видели? — наконец спросил он.
— Нечто вроде новостей. Передача предназначалась не для нас, но я смог её расшифровать — всё равно, делать тут больше нечего… Конечно, ни одно живое существо не могло пережить такой полет. Ты совершил его в виде записи… информации, а потом твое тело было вновь восстановлено. Правда, оно вскоре разрушилось, — а тело Элари так же подвержено старению, как и все человеческие тела… в абсолютном большинстве.
— Но кто эти Мэйат?
— Кто? Ну, это не так просто объяснить. На Земле тоже знают про них… отчасти. Они — не люди.
— А кто?
Анмай оживился. Он снял с полки окованную медью здоровенную книгу. При виде чеканных узоров на её верхней крышке неробкого Сергея пробрала дрожь. Файа открыл книгу и быстро взглянул на юношу.
— Это написал человек с Земли. Его звали Говард Лавкрафт. Он выражался в довольно аллегорической форме, но в общем близко к истине.
Анмай опустил глаза и с выражением стал читать:
— "Не должно думать, что человек есть либо старейший, либо последний властелин Земли и что жизнь есть только то, что ему ведомо. Нет же — Боги Глубокой Древности пребудут ныне, присно и во веки веков. Не в пространствах, что нам ведомы, но между ними ходят Они, неизменные в своем властном спокойствии, лишенные измерений и невидимые для нас. Йог-Сотот знает ворота. Йог-Сотот — это ворота, это ключ и это Страж. Прошлое, настоящее и будущее — всё в руке Йог-Сотота. Он знает, где Боги Глубокой Древности прорвались сквозь сущее и где Они прорвутся сквозь него вновь. Он знает, где Они ходили по полям Земли и где Они ходят до сих пор и почему никто не может увидеть Их в Их время. Только по Их духу можно понять, что Они — здесь, рядом, но человеку не дано даже представить себе полностью Их облик. Невидимые и смердящие бродят Они в пустынных местах, где в Их пору произносятся Слова и свершаются Обряды. Ветер несет Их голоса и земля поглощает Их откровения. Они сокрушают горы и пожинают города, но ни городу, ни горе никогда не дано увидеть поражающую их десницу. Кадаф в ледяной пустыне узнал Их — но кто из людей знает сейчас, где Кадаф? Великий Ктулху приходится Им названным братом, но и он может видеть Их только в тумане. Лишь по духу Их вы узнаете Их. Их руки лежат у вас на горле, но вы не видите Их и место Их лежит за невидимым порогом, который охраняет Йог-Сотот — ключ к замку, где смыкаются сферы. Человек властвует сейчас там, где некогда властвовали Они. И однажды Они будут властвовать там, где сейчас властвует человек. За зимой приходит лето, но за летом приходит зима. Они ждут, могущественные и терпеливые, и однажды навеки пребудет Их царствование".
— Откуда тут это? — спросил Сергей. Он лишь сейчас заметил, что всё его тело бьет дрожь.
— Знания иногда сами рассеиваются в пустоте, подобно свету. Они проникают в сны, но мы не в силах понять их. У реальности есть зримые отражения.
— Нет, что это за место на самом деле? И как далеко я от дома?
— Долго объяснять. Скажем так — на расстоянии геологической эры, если говорить о времени света, но в той же галактике, что и Уарк, мой родной мир…