Рано утром меня разбудил собачий лай и громкие голоса. Я вышел во двор и увидел повозку за воротами. Староста Щукин поздоровался и показал на телегу. На ворохе сена сидели два мужика из села и третий, незнакомый, связанный веревкой и с разбитым до крови лицом.
— Барин, ночью гаринского мужика поймали. Хотел дом Герасима поджечь.
— Вы пока Герасиму не говорите, — сказал я.– Как тебя зовут, бедолага?
— Митяй. Митяй Трошкин.
— Зачем ты хотел дом поджечь?
Мужик печально вздохнул. Я посмотрел на его разбитую бровь и распухший нос. Похоже, мужики уже неплохо над ним поработали.
— Меня Гарин послал. Дал десять рублей. К тому же Герасим моему брату ребра переломал, когда вы в нашу усадьбу наведывались…
— Что же мне с тобой делать?
Герасим осторожно выглянул из калитки.
— Иди во двор, — приказал я.– Все нормально…
— Этого дурака высечь бы как следует!– нахмурился Щукин.
— Мужики, пока тащите его в сарай…
Пленника подхватили и быстро заволокли в сарай.
— Развяжите его и оставьте нас вдвоем,– попросил я.
Митяя развязали. Староста выписал пленнику затрещину и нас оставили наедине. Я подошел к столу, осматривая инструменты, взял в руки большие клещи. Мужик сразу побледнел.
— Митяй, ты знаешь что будет, если я тебя Герасиму отдам?
Пленника слегка затрясло. Он кивнул.
— У тебя вообще мозги есть? Дом Герасима почти посредине села, а если бы не только его дом спалил, а все село? К тому же у него дома жена, дети…
— У меня в башке что-то перемкнуло…
— Тебя в детстве пороли?
— Пороли как последнюю сволочь… и Гарин тоже порол…
— Ваш барин — урод конченный. Брат твой первым набросился и получил сдачу. Это любой подтвердит. Так что мне с тобой делать?
Я достал с полки ржавые садовые ножницы.
— Барин… хочешь, засеки меня до смерти, но только не оскопляй…
Как такая дичь могла ему только в голову прийти?
— Я тебя прощу, дурак. Прощу только единственный раз. И даже сечь не буду.
Мужик удивленно смотрел, будто не верил услышанному.
— Мало того, дам тебе двадцать рублей. Но теперь ты будешь сообщать обо всем, что задумал Гарин. Если услышишь любую важную информацию — приходи ночью ко мне или к старосте. Понял?
— Понял, барин… добрый, великодушный барин.
— Ине забывай, что Герасиму мы пока ничего не говорили… Если Гарин совершит какую-то подлость, а мы этого заранее не узнаем…– я печально вздохнул.
— Все понял…
Я всучил Митяю деньги.
— Иди в свое село и не оглядывайся…
Митяй вышел из сарая и быстро, прямиком через поля, направился в сторону Гаринского поместья.
— Зря вы его не высекли, барин,– вздохнул староста.
— Теперь он наш, я такую категорию людей хорошо знаю. Платон, каждую ночь выставляй в селе сторожевого, пока война с Гариным идет. Мало ли что у этого придурка на уме…
Староста кивнул.
Где же этот становой пристав Самохвалов? Вот мудила, обещал же все уладить…
Когда мужики уехали, в усадьбу явились новые работники.
Тихон и Марфа оказались молодой парой. Ему около тридцати. Невысокий курносый малый. Девке примерно двадцать пять. Зеленоглазая и стройная, с небольшой девичьей грудью.
Тихону я поручил заниматься садом и огородом. Марфу сразу отправил стряпать. Пока наводил порядок в сарае, заглянула бабка Ефросинья:
— Что, новую шаболду притащил? Прежняя уже надоела?
— Бабуль, ты меня не гневи! А то точно сдам в стардом!
— А я вот к прокурору поеду. Смотри, касатик, я письмецо-то в Петербург отправила на днях. Приедет скоро настоящий барин Андрей Никитин. Полетят от тебя клочки по закоулочкам…
— Так я и есть настоящий барин. Все меня признали. И староста, и Прохор. Даже городничий Кирюшин. Разуй глаза, бабка!
— А вот врешь, нечестивец! Похожи вы, очень похожи, будто близнецы. Но у настоящего барина родимое пятно на левой ягодице. Покажешь — тогда точно ты Андрей Иванович Никитин.
— Что показать?
— Кальсоны скинь, да покажи ягодицы…
— Бабка, вали отсюда, не доводи меня до греха! — заорал я.
Старуха зажала уши и пулей вылетела из сарая.
К обеду крепостные привезли двух поросят, ведро яиц и трех больших судаков. Я попросил Марфу пожарить рыбки на ужин.
Она кивнула и тихо спросила:
— Барин, вам с корочкой зажарить?
— С корочкой. И картошечки тоже пожарь.
— Андрей Иванович, муж будет на ночь домой ходить, у нас небольшое хозяйство… А мне бы вы угол выделили для ночевой, чтобы вставала пораньше и готовила.
— Так на первом этаже. Там одна комнатушка свободна, занимай…
— Благодарю, барин. Я это… могу зайти перед сном. Спину вам размять, у меня руки-то сильные…
Я внимательно посмотрел на девку и заметив блеск в ее глазах, покачал головой.
— Спасибо, Марфа. Пока что занимайся ужином…
К вечеру вернулись повозки из Дубовского Посада. Ковалевский сообщил, что все купили. Как и обещал, он привез трех опытных печников. На ночь остановились возле усадьбы.
А на следующий день работа на балках закипела.
Мужики заливали фундамент под печь, ставили шатры и навесы. Одну бригаду я отправил делать два больших плота, половина поповских мужиков уже заготавливали дрова на другой стороне реки.
Прохору я поручил отправиться в Алексеево, дать денег почтовым ямщикам, чтобы разместили объявления в газетах по всей губернии о строительстве кирпичного завода в Новореченском и льготных ценах на продажу кирпича.
Мы с Ковалевским сели за предварительные расчеты. Себестоимость кирпича обходилась немного дороже, чем я изначально рассчитывал. Примерно в 12 рублей, чистая прибыль — 8 рублей. Но задирать цену выше пока не имело смысла.
После обеда я попросил всех собраться у шатра. Когда крепостные сбились в нестройные ряды, я толкнул речь:
— Мужики, этот день войдет в историю. Сегодня мы начинаем новое дело, строительство кирпичного завода. Я верю, наш кирпич со временем станет лучшим на всем Нижнем Поволжье. Это будет настоящий бренд, «Никитинский кирпич». Но чтобы стать лучшими — мне нужна команда настоящих профессионалов. Каждый рабочий на заводе — винтик в большом и слаженном механизме. Здесь действительно все зависит от каждого. Сразу предупреждаю — на работе никаких склок, драк и пьянок. Хотите работать — работайте. Нет — насильно удерживать никого не буду. Дисциплина, внимательность и порядок — вот три главные составляющие нашего успеха…– я вздохнул.– А Сейчас инженер Ковалевский опросит каждого и присвоит специальности. По двое подходите к шатру…
Инженер с помощником быстро распределили крепостных: копачи, порядовщики, сушники. Назначили обжигал для насадки кирпича в печи и сортировки, также бригаду возчиков, лесорубов и сплавщиков. Ковалевский убедил меня, что дров для печи понадобится очень много.
Вскоре я заметил, что новореченские и поповские не ладят и часто ругаются. И тогда решил подобрать «бугра». Степан Кручин был из поповских. Шустрый и энергичный мужик. Тридцать с небольшим, крепкий и мускулистый, с ранней лысиной. Я объяснил Степану, что он должен тщательно следить за дисциплиной, а в будущем — за выходом готовой продукции, до минимума сокращая процент брака.
Первые дни я находился на балках с утра до вечера, приезжая в усадьбу только переночевать. Я пытался просчитывать все производственные риски заранее и контролировать ситуацию, однако на третий день все же случилось неприятное происшествие. Я немного задержался и приехал на балки чуть позже. Меня встретил слегка помятый Ковалевский.
— Мужики утром задрались, едва разняли.
— Степан, — окликнул я бригадира.– Приведи провинившихся. Остальные пусть работают…
— Нужно бы высечь, Андрей Иванович…– предложил инженер.– Иначе не дойдет… они еще одну форму сломали, когда дрались…
Степан привел двух поповских мужиков. Одному под сорок, худой как жердь, другой моложе, с дерзким взглядом.
Мужики поклонились и опустили взгляд.
Я нахмурился:
— Вам что, слово барина не указ?
Худой встал на колени:
— Простите нас, барин… кровь взыграла, это я первым бросился на Афанасия…
Степан уже принес широкую лавку и плеть.
— Андрей Иванович, я плеть слегка вымочил в рассоле, чтобы до мозгу дошло…
Мужик стянул рубашку и лег животом на скамейку. Степан протянул мне плетку. Я смотрел на белую худую спину мужика, на его затылок с взъерошенными волосами и тонкие ноги. Мне стало до жути противно. В жизни никогда не бил беззащитных. Я тут же отдал плеть Степану. Он понятливо кивнул, подошел и с размаху ударил, рассекая плоть.
Хрясь! На коже показался новый кровавый рубец. Спина вздрагивает, мужик охает, кусая губы до крови, и судорожно цепляется посиневшими пальцами в края скамейки.
После третьего удара я не выдержал:
— Хватит!
Степан удивленно взглянул на меня.
— Отправьте драчунов в бригаду лесопилов. Если и там что-то подобное повторится — сразу выгоню.
Ковалевский усмехнулся и отозвал меня в шатер.
— Андрей Иванович, я хотел бы выразить вам признательность. Вы решили отказаться от физического наказания…
— Это какое-то средневековье… не люблю насилие.
— Скажите честно, вы придерживаетесь либеральных взглядов? Может поддерживаете декабристов?
— Нет. Я за самодержавие. Но физических наказаний у меня на заводе не будет. Если человек напортачит — делаю одно предупреждение, второго уже не будет… скатертью дорожка и без всякого выходного пособия…
— Полностью с вам согласен. Насилие порождает еще большее насилие, а страх вызывает ненависть… скажите откровенно, а разве вам не близки идеи декабристов? Конституция, отмена крепостного права, превращение России в более открытое светское государство…
— Декабристы это мятежники. И вообще, я стараюсь подальше держаться от большой политики…
Меня несколько испугали высказывания инженера Ковалевского, уж не подпольный ли он революционер? Но тогда я особо не придал этому значение, и кажется, зря…