Коля Зима окликнул меня. Я вышел из гудящего швейного цеха в холодный коридор.
— Андрей, там тебя спрашивают.
— Кто спрашивает?
— По коридору до конца, крайняя дверь слева.
Я прошел мимо сидящего на стуле сержанта. Он покосился, но ни слова не сказал.
Насколько я знал, в дальней комнате лежали поломанные ящики и картонные коробки.
Дверь оказалась слегка приоткрыта. Я вошел и увидел незнакомого седого мужика в обычном пуховике. За его спиной стоял угрюмый малый с недоброй ухмылкой. Возле двери Груздь, верзила с длинными, почти до колен ручищами из третьего отряда.
Седой усмехнулся:
— Назовись.
— Андрей Никитин. Второй отряд. Статья двести двадцать восьмая. А кто спрашивает?
— Топаз. Так ты с нами или мужиками, первоход?
В отряде шептались про Топаза, он из воровских авторитетов. Только до этого дня я его не разу не видел, хотя на зоне уже месяц.
— С мужиками,– ответил я.
— Пятерку по полной хочешь размотать или пораньше свалить?
— Как получится. Может УДО…
— Чтобы УДО получить, нужно куму петь, ты разве не знал?
— Догадывался.
Груздь медленно заходил сзади.
— Важные люди сказали, ты на свободе берега путал. Барыжил, а на общак не отчислял. Хороших людей обидел. Просили привет тебе передать, чтобы сидел всю пятерку и не рыпался…
Сзади на меня обрушился мощный удар по затылку. Ноги предательски подкосились и я рухнул лицом прямо на картонные коробки, проваливаясь в темноту…
… Я вздрогнул и проснулся. Этот сон-воспоминание снился уже в третий или четвертый раз. За окном ярко светило солнышко, весело пели птички.
Я лежал на мягкой взбитой перине в полутемной комнате. Огромный рыжий кот на комоде слегка приподнял голову, приоткрыл зеленый глаз, и тут же снова уснул.
В комнату торопливо вошла худенькая девушка в длинном платье и я тут же все вспомнил.
— Барин, уже проснулись? Как себя чувствуете?
Это уже переходило все границы.
— Что-то не пойму: здесь что, кино снимается? Или реалити-шоу?
Я резко приподнялся. Голова уже не болела. Я чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, только на груди еще остался большой синяк.
Я спал в штанах, а моя рубашка и ветровка аккуратно висели на плечиках.
— Барин, Андрей Иванович, может вам принести чистые панталоны и халат?
Тут я не выдержал:
— Что, нашли дурачка, Андрюшу Никитина, бывшего зека, и решили поиздеваться…
Девушка застыла, слегка приоткрыв рот. Мне даже стало ее немного жаль.
— Ладно, это не твоя вина. Зови режиссера вашего шоу…
Девчонка всплеснула руками и убежала.
Я внимательно осмотрел комнату. Мебель раритетная. Один комод из красного дерева чего стоит. В этом-то я разбираюсь, дедушка был краснодеревщиком.
Недовольный рыжий кот спрыгнул, наверняка потревоженный шумом, и быстро выскользнул в открытую дверь
В комнате появился Прохор, слегка отекший, с красными веками. Он пыхтел как самовар.
— Андрей Иванович, как себя чувствуете?
— Как космонавт. Мужики, мне бы домой. Надоела эта ваша комедия.
— Митрич строго наказал следить за вами. Он с утра отъехал, в селе Голубиха рожает… Предупредил, что вы, барин, после вчерашнего сотрясения возможно того… слегка умом тронулись. Уж не обессудьте…
Это я умом тронулся? Ничего, ни на того напали, сердечные, похоже вы сами тут все умом недалекие…
— Желаете кофию откушать? Пойдемте, Аглашка все в беседку принесет, погода сегодня изумительнейшая…
Мы вышли из особняка и направились к беседке. Денек и вправду по-летнему теплый.
Навстречу шла широкобедрая молодая женщина с ведром воды. Она тут же поставила ведро на землю и слегка поклонилась:
— С приездом, барин!
Я вежливо кивнул, отметив что молодуха довольно привлекательна и грудаста. Девка в самом соку.
— Прасковья, сегодня баню протопи. Барин попарится с дороги,– приказал Прохор.
— Конечно…– улыбнулась женщина.– Это мы зараз, Прохор Петрович…
Она легко подхватила ведро с водой и направилась дальше.
От Прохора снова за версту несло перегаром.
— Скажу как на духу, Андрей Иванович… изменились вы сильно. Оно и понятно, четырнадцать лет прошло. Даже тетка Ефросинья вас не сразу признала. Но я же насквозь вижу Никитинскую породу… Батюшка ваш покойный, какой строгий барин был… с ним не забалуешь. Если что — сразу сечь. Двести душ в имении держал…
Прохор тяжело вздохнул:
— В нашем хозяйстве дела нынче в упадке. Прошлый год неурожай, крепостные сдали мало… да и ваша покойная тетушка, Царствия ей Небесного, в последнее время много жертвовала на благотворительность, на городской лицей… Зачем-то вздумала французский учить на старости лет. К тому же сосед, помещик Гарин ее шибко надул… Тридцать душ купил почти задарма, хорошо без вывода. Но мужики, которых ваша тётушка продала, такие все работящие, толковые, да еще две девки-ткачихи… В нашем селе осталось около сотни людишек. Половина старики и детки. Мужиков крепких и трех десятков не наберется… В поместье две лошадки, коровка да птица… того гляди, придется прислугу распускать…
— Прохор, а какой нынче год?
Прохор удивленно взглянул на меня.
— Тысяча восемьсот пятьдесят второй от рождества Христова.
— А ты, значит, приказчик?
— Барин, только скажите. Сдам зараз всю бухгалтерию и тут же уйду… как ваше благородие изволит…
— Ладно. Хватит уже комедию ломать. Поиграли в девятнадцатый век, пора и честь знать… где вы только столько костюмов раздобыли…
Прохор ошеломленно посмотрел на меня, но тут же кивнул на беседку. Мы вошли и сели за стол.
Аглая принесла тарелки с зажаренными рябчиками, нарезанные варенные яйца, ломтики копченного мяча, горшочек квашенной капусты с грибами и графинчик.
Я внимательно рассмотрел Аглаю. Девушка симпатичная, с небольшим носиком и огромными карими глазами, тонкие брови причудливо изогнуты. Если хорошенько приодеть — точно княжна. Под платьем девушки так и вздымалась высокая грудь.
Приказчик нахмурился:
— Аглашка, кофию барину подай!
Когда девушка удалилась, он хитро подмигнул:
— Племяшка моя. Хорошая девка, справная…
Я кивнул на графин:
— Это водка?
— Особая. Из Царицына. Такой здесь не сыщешь, мужичье самодел или сивуху хлещет…
Я осмотрелся. Тишь да гладь. Нигде не видно видеокамер, автомобилей, и полное отсутствие линий ЛЭП, это меня больше всего смущало.
— Прохор, я хочу немного прогуляться по окрестности, осмотреться…
Приказчик хмыкнул:
— Андрей Иванович, вас же вчера лошадь чуть не зашибла. Подлечитесь, а завтра вместе проедем, посмотрим хозяйство. В село заглянем…
— Я вообще-то Андрей Сергеевич.
— Позвольте, но папенька ваш, брат Екатерины Семеновны, был Иваном. Это я точно помню. Фельдшер предупреждал, что у вас после травмы могут быть провалы памяти. Это пройдет. В родном доме и стены помогают.
Пока я поел и откушал кофию, которое оказалось вкусным и ароматным, приказчик успел откушать почти пол графина водки и сожрать две тарелки рябчиков, облизав пальцы.
— Вот скажи, Прохор, какой может быть порядок в хозяйстве, когда ты с утра хлещешь водку как слон? Да от тебя перегаром несет, как от сборища бомжей…
— Так это… праздник же у нас. Барин вернулся. Я даже Герасиму четвертинку поставил.
Он кивнул в сторону конюшни, где в кучу складывал сено великан с бородой.
— Он и вправду Герасим?– рассмеялся я.– Немой?
— Почему немой? Нормальный мужик. Только силен неимоверно. В позапрошлом году своего соседа насмерть зашиб по пьяни. Одним ударом.
— А почему не посадили?
— Екатерина Семеновна за него внесла в участок, вдовушке покойного коня отдала безвозмездно, да пятьдесят рубликов пожаловала… Работник-то он отличный, и конюх, и плотник, зачем ему на каторгу…
Я задумался:
— Послушай, так может проедемся по окрестности?
Прохор привстал и окликнул:
— Герасим, запрягай Каурку! Прокатимся нынче с барином!
Приказчик сам повел двухколесную бричку. Мы спустились с холма и выехали за село. Вдоль реки тянулась полоска леса. Река Ахтуба была широкой и полноводной, вдоль берега песчаные берега с кустами и редкой порослью. На другой стороне шумела пойма. Бричка поднялась и проехала по грунтовой дороге. Прохор показал на поля:
— Здесь на восемь верст наши земли, до Гаринского села.
— До куда?
— Гарин, сосед наш. Я уже рассказывал про него. Бывший статский советник, купил поместье пять лет назад. Зверь лютый, палец в рот не клади…
Я всматривался и совершенно нигде не видел признаков цивилизации. Ни линий ЛЭП, ни асфальта, ни автомобилей. Медленно, но все же до меня начало доходить, что невероятным образом я вправду очутился в девятнадцатом веке…
Мы подъехали к большому озеру с темной водой, заросшим камышом. Два мужика тащили бредень, в котором серебрились караси да окуни, даже два небольших рака.
Прохор нахмурился и тут же остановил бричку.
— Это Гаринские мужики. Разобраться нужно.
Крепкий широкоплечий мужик уже обулся и поспешил навстречу.
— Какого черта вы здесь делаете? — злобно прикрикнул Прохор.
— Не серчай, Прохор Петрович. Взяли немного рыбки на ушицу…
Мужик удивленно вылупился на меня и поклонился.
— Барин, хоть ты ему скажи…– вздохнул приказчик.
— Вы это… больше не безобразничайте…– пролепетал я.– Чтоб в последний раз…
Мужик неожиданно встал на колени и наклонившись, ударился лбом в самую грязь.
— Батюшка, не серчай… хочешь — выпори меня, дурака, но только не говори нашему помещику… Если Владимир Иванович узнает — подать увеличит… а у меня четверо ртов и все младшенькие. На шабашку не отпускает, рыбачить не дает… одна греча да полба… не гневайся, барин…
— Поехали,– кивнул я приказчику.
Вскоре мы добрались до широкой накатанной дороги с верстовыми столбами.
— Это куда дорога?
— Так на Царицын,– удивился Прохор.– Пятьдесят верст. А если в обратную сторону ехать — до Тимофеевки, уездного города. А дальше так до самой Астрахани, дней шесть-семь добираться…
— Здесь вокруг наши земли?
— Через две версты начинаются владения генеральши Поповой. У вдовы большой надел, почти на сорок верст, в придачу два больших села… Поповская мельница самая большая на весь уезд…
Приказчик задумался:
— Генеральша уже год как овдовела, между прочим, не стара и совсем недурна собой. Неплохой гештальт, Андрей Иванович…
Прохор развернул бричку. Мы возвращались к селу по другой дороге.
— Земель-то у нас не так много…
— Это правда,– кивнул Прохор. — За Старой Ахтубой еще луга для выпаса, но половину ваша тетушка Гарину уступила.
— А что на западе?
— Бесплодные земли… балки и рытвины, глина…
— Красная глина?
— Мужики иногда таскают на саман… уж этого добра здесь навалом.
Я задумался. А ведь они даже не знают, какое богатство лежит под ногами. Нужно только все тщательно распланировать и сделать красиво…
— Похоже вы с тетушкой дела неважно вели…
Приказчик остановил бричку почти на краю села.
Я грустно смотрел на покосившиеся домишки и грязных ребятишек возле качелей. Они вылупились на меня, будто на заморскую диковинку, но приближаться боялись.
— Хозяйство и вправду в долгах…– признался Прохор.– В прошлом году Гарин купил крепостных, а в этом году хочет еще часть лугов захрапастать… он уже предварительно договаривался с вашей покойной тетушкой. Барин, у вас есть только один надежный вариант, найти богатую вдовушку и жениться, чтобы объединить хозяйства и вылезти из долгов…
— Прохор, мы расплатимся с долгами и поднимем хозяйство. Попомни мое слово.
К нам быстро подошел высокий жилистый мужик лет сорока.
Увидев меня, он поклонился.
— Здравствуйте, барин.
— Это Платон Щукин, староста Новореченского…– сказал приказчик.
— Рад видеть вас, Андрей Иванович, в здравии и прекрасном расположении духа…– староста покашлял в кулак.
— Говори что хотел,– строго спросил приказчик.
— Вы бы пособили, барин…– староста показал на покосившиеся избы.– Нам бы гвоздей с пуд, домишки поправить… досок хоть повозку-другую, да пару новых плугов…
— Подумаем,– кивнул я.– Все что нужно — пишите и передавайте в поместье.
Староста даже слегка приоткрыл рот от удивления и поклонился еще ниже.
— И это… Кузьма Жидков кровлю чинил, да упал с крыши и ногу сломал… на пахотную не выйдет, фельдшер сказал месяца полтора пролежит.
— Вот бездельник! — рявкнул приказчик.– Андрей Иванович, надо Жидкову подать увеличить в этом году.
— Так человек и так пострадал…– удивился я.– Много у него ртов?
— Трое,– пожал плечами староста.– Можно было бы, конечно, и его жинку выгнать на пахотную, но она хилая, как бы ноги не протянула…
— Решим вопрос,– кивнул я.– Прохор, обеспечьте Кузьму Жидкова всем необходимым, пока он болеет…
Когда мы отъехали от села, приказчик недовольно пробурчал:
— Зря вы так с мужиками, Андрей Иванович… Нельзя их распускать…
— Послушай, дружище. Они тоже люди. Если человек сейчас не может работать и обеспечивать семью — обеспечьте крупой, мясом, мукой… возьмите из наших запасов.
— Сегодня один упал с крыши, завтра другой… всех не накормишь…
— Поменьше водку жри, скоро займемся настоящим делом…
Несмотря на то, что дела в поместье оказались в плачевном состоянии, Аглая подала на обед говяжий язык, жирные щи с большими кусками мяса, холодец и черную икру в тарелке, запарила большую кружку киселя.
Я трапезничал в гордом одиночестве. Прохор с Герасимом отъехали по делам в Антоновку, заодно узнать насчет гвоздей и досок.
Аглая приветливо улыбалась и постоянно спрашивала о здоровье, только вредная старуха Ефросинья злобно косилась и обходила меня стороной.
Я подумал, а что если появится настоящий наследник? Что тогда со мной будет? Съев только половину обеда, я выпил киселя и решил обойти двор. На конюшне на привязи стояла кобылка и огромный вороной жеребец, к которому я даже не осмелился подойти. На выгоне рябая корова лениво жевала сено.
— Барин! — окликнула Прасковья.– Я баньку истопила. Желаете попариться?
— Хотя бы через часок. Так брюхо набил, что лишний раз лень пошевелиться…
— Что же вы, в столице, совсем что ли отвыкли трапезничать? –рассмеялась женщина, сверкнув белоснежной улыбкой.
— А где банька-то?
— В конце огорода… Я тогда пойду еще дровишек подброшу…
Я обошел двор, обнаружив еще большой деревянный птичник с курами и десятком гусей. Огромный петух важно шагал, косо поглядывая на меня. За особняком тянулся огород. Уже поднималась картофельная ботва, грядки с зеленью, у забора низкорослые кусты малины и три раскидистые яблони. В конце огорода я приметил небольшую бревенчатую избу, из трубы шел дым. Наверняка это и есть баня.
Я присел на широкую скамью под яблоней и решил серьезно обдумать свое нелегкое положение.