Охранники открыли клетку и подхватили несопротивляющегося атланта под мышки. Провожаемые равнодушными взглядами остальных кубурхов, они подвели его к булькающему на огне котлу и отпустили. Все так же равнодушно Кулл опустился на корточки и, сгорбившись, замер.
Гунум махнул кубурхам рукой, чтобы те приступали к кормлению, а сам остановился, что-то обсуждая с одним из своих людей. Зверолюди, оставив Кулла, подошли к котлу. Один из них поднял тяжелую крышку, а другой, низко наклонившись, принялся черпаком вылавливать куски понаваристее. Третий охранник стоял рядом с Куллом, с кривой усмешкой наблюдая, как тот тупо вертит в руках дочиста обглоданный кусок берцовой кости.
— Эй, уцепите-ка и мне косточку посочнее,— повернулся он к стоявшим у котла.— Нелегкое это дело — такого бугая таскать!
Он вновь повернулся к пленнику, съежившемуся у его ног. Кубурх равнодушно наблюдал, как человек встает на ноги. «Наверное, мясо учуял»,— подумал воин Гунума. И эта мысль оказалась последней в его жизни.
Только что прозрачные пустые глаза человека теперь пылали неукротимой яростью. Ошеломленный кубурх не успел издать и звука, как рухнул в кучу объедков. Из его распоротого горла ручьем хлестала кровь — острый обломок кости вспорол проклятой твари яремную вену.
— Подожди, сейчас достану,— не поворачиваясь, бросил кубурх с черпаком.
Все произошло настолько быстро, что никто ни чего не успел понять.
Двигаясь, как атакующая врага кобра, Кулл в мгновение ока оказался за спиной кубурха, который держал крышку котла. Жадно облизываясь, бурая тварь не сводила маленьких глазок с черпака. Еще один миг — и обломок кости без звука вошел ему в основание черепа, пронзив мозг.
Выпавшая из рук мертвого кубурха крышка покатилась по земле.
— Ты чего? — оборачиваясь, бросил кубурх с черпаком. Но клубы пара и высокая стенка котла не позволили ему ничего разглядеть.
В следующее мгновение он ощутил железную хватку на лодыжках и почувствовал, что взлетает в воздух.
— Уф! — только и успел воскликнуть кубурх, падая в кипящее варево.
Его жуткий предсмертный рев заставил подпрыгнуть Гунума. Обернувшись, вождь детей Сооха увидел, как его пленник гигантскими скачками несется к восточному склону долины.
И хотя повелитель кубурхов не понимал, на что человек надеялся, реакция его была мгновенной.
— Схватить его! — проревел Гунум.— Отрезайте его от гор!
Завывая от ярости, обманутый вождь бросился в погоню. Но судьба в этот день была к Куллу благосклонна — большая часть подданных Гунума сейчас отсутствовала. Крупный отряд кубурхов с утра отправился за данью в деревню людей, а остальные в этот жаркий полуденный час отлеживались в прохладных пещерах.
Путь к свободе атланту преграждали лишь двое кубурхов, случайно оказавшихся на его пути. Кулл разделался с ними, даже не сбавляя хода. Одному он с такой силой заехал кулаком в лоб, что у того лопнули глаза, и кровь хлынула из ушей, а второй получил страшный удар в пах, после которого замертво рухнул наземь.
Ловко, словно ящерица, Кулл начал карабкаться по крутому, почти отвесному склону. С детства привыкший к скалам, он инстинктивно находил единственно возможный путь. Целью юного атланта была клиновидная узкая трещина в скалах, которую он приметил в первый же день своего плена.
На одном дыхании, будто и не было этих страшных дней, он уже преодолел локтей шестьдесят скального склона. Сердце Кулла бешено стучало о ребра. Еще несколько мгновений, и он окончательно ускользнет из лап адских тварей! Вот он разлом!
Кулл рывком послал свое тело в узкую каменную щель. И в этот момент что-то со страшной силой обрушилось на его левое бедро.
Наверное, сам Соох пришел на помощь своему рабу, потому что ни одно живое существо не могло бы послать тяжелое копье на двести с лишним локтей. Кулла спасло только то, что копье Гунума достало его уже на излете. Острый зазубренный наконечник не вонзился в ногу, сокрушая податливую плоть, а всего лишь прошел по касательной. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы сбитый с ног Кулл, обливаясь кровью, покатился по камням.
Проклиная Гунума самыми черными словами, какие знал, Кулл с трудом поднялся с земли. Зажимая здоровенную рану на бедре, он заковылял прочь. И хотя он был почти уверен, что кубурхи не смогут последовать за ним — их когтистые руки-лапы не были приспособлены для лазания по горам,— все же следовало поторапливаться. Кто знал, что еще могло прийти в голову Гунуму?
Стараясь не обращать внимание на боль, с каждым шагом пронизывающую его бедро, и изнуряющий солнечный жар, Кулл то бегом, то шагом двигался вперед. К вечеру он уже успел покрыть значительное расстояние, и перед самым закатом путь его кончился на краю высокого обрыва.
Прямо под ним расстилалось зеленое море джунглей, над которыми нависал массивный горный кряж, в котором он узнал Тигриную Лапу. По его прикидкам, отсюда до нее был день пути. Если бы он, Кулл, конечно, мог летать, словно птица.
Оценив высоту обрыва локтей в сорок, юный атлант задумался, как же ему добраться до джунглей. Если бы не страшная рана на бедре, которая беспокоила его все больше и больше, он попытался бы спуститься, держась за края трещин и водяных промоин. Но с покалеченной ногой закончить спуск живым шансов не было. Оставалась единственная надежда, что ему удастся отыскать какие-нибудь лианы, годные на то, чтобы сплести из них веревку необходимой длины.
Стараясь как можно меньше беспокоить раненую ногу, атлант заковылял по краю обрыва, оглядываясь по сторонам. Ему повезло и на этот раз — он наткнулся на огромные заросли ежевики, опутанные ползуном. Буквально через пару недель длинные побеги этого растения под действием безжалостного солнца высохнут и станут ломкими, но пока еще они были зелеными и упругими.
Плетение каната Кулл закончил уже глубоко ночью, благо крупные яркие звезды давали достаточно света. В голове у него шумело, руки дрожали, все тело сотрясалось в жестокой лихорадке. Но, закусив губу, он старательно сплетал травянистые волокна, умело стягивая стебли ползуна в толстый длинный жгут.
Последний раз оглядев творение своих рук, Кулл как мог тщательнее закрепил самодельный канат у основания корня мощного куста ежевики. Он хорошо знал, что эти удивительные кусты намертво вцепляются в скалы и куст такого размера без труда выдержит вес его тела.
Атлант решил спускаться прямо сейчас и не дожидаться, пока воспалившаяся рана и лихорадка полностью лишат его сил. Несмотря на горячечный бред, он понимал, что здесь, на голой скале, без воды и пищи он обречен.
Кулл решительно ухватился за травяной канат и перевалил через край обрыва. Юноша обладал прекрасными памятью и глазомером, и перспектива спускаться ночью его не беспокоила. Обливаясь холодным потом, отгоняя от себя мучительные приступы отвратительной слабости, он упрямо перехватывал самодельную веревку. Пядь за пядью он приближался к земле, не обращая внимания на изрезанные в кровь ладони и предательское потрескивание стеблей ползуна.
Казалось, этому безумному спуску не будет конца. Тяжело раненный, терзаемый страшной лихорадкой, подвешенный между небом и землей, Кулл потерял счет времени. Со всех сторон его охватывала липкая темнота. «Приди к нам! Приди к нам! Отдайся ночи! — настойчиво шептали голоса тьмы.— Тебе нужно только разжать руки, и ты растворишься в ночи, подобно струйке дыма… Напейся силы ночи, стань одним из нас!»
— Сгиньте, порождения мрака! — кричал Кулл.
Вернее, ему лишь казалось, что он кричит. На самом деле едва слышный шепот слетал с его воспаленных губ. Древний ужас поднимался со дна его души, первобытный страх человека перед подобными бестелесными голосами, поджидающими одинокого человека во тьме. Больше всего ему сейчас хотелось панически размахивать руками, отгоняя подкрадывающееся Нечто.
Но вместо этого атлант изо всех сил сжал веревку, разрезая пальцы об острые края травянистых волокон. Острая боль на мгновение прочистила его мозги, заставляя осознать, кто он есть и где он находится.
Кулл содрогнулся, представив, насколько он сейчас был близок к смерти. Его не волновало, были ли его кошмарные видения вызваны лихорадкой или же в этих древних, как само время, горах нашли последний приют овеществленные человеческие страхи. Подобные вещи его не интересовали. Он дал клятву, которая должна была быть выполнена. Следовательно, он должен остаться живым. А для этого ему нужно спуститься вниз…
Прокусив от нечеловеческого напряжения губу, больше не обращая внимания на бестелесные голоса, зовущие его к забвению смерти, он за несколько мгновений преодолел оставшееся расстояние.
Едва юноша почувствовал под ногами твердую землю, как рухнул без памяти и забылся тяжелым, похожим на смерть сном.
Увы, долгий сон не принес Куллу облегчения, хотя лихорадка немного ослабла. Он покачал головой, оглядев распухшую воспаленную ногу. Доковыляв до ближайшего ручья, атлант напился и тщательно промыл гноящуюся рану. Некоторое время юноша потратил на то, чтобы нарвать целебных листьев и облепить ими покалеченное бедро.
Вспоминая все, что ему говорили Наари и Вадан об их деревне, Кулл побрел к Тигриной Лапе. Он прикинул, что если обойдет ее слева, то существенно сократит путь до деревни племени Долины Тигров. Там он собирался подлечиться и с помощью новых друзей разработать планы сражения с кубурхами.
Однако что-то его подсознательно беспокоило. В правильности направления он был уверен, в своих силах — тоже. Так что же было не так? И тут он сообразил что — кубурхи! Почему эти твари его не преследуют?
Через какое-то время все встало на свои места. Его угораздило спуститься с одного из отрогов гор кубурхов точно во владения саблезубых тигров! И как бы ни была сильна ненависть Гунума к Куллу, даже с поддержкой Сооха он не решился последовать за человеком. Впрочем, участь безумца и так была решена. Ни одно живое существо не могло пройти незамеченным сквозь охотничьи угодья племени горных тигров. Так что, по мнению вождя зверолюдей, смерть Кулла была предопределена.
— Ничего, мне всегда удавалось находить общий язык с дикими зверями,— пробормотал себе под нос Кулл.—Ну а если дело дойдет до поединка, то еще посмотрим, на чьей стороне будет победа!
* * *
Опираясь на выломанный ясеневый сук, стараясь экономить силы, Кулл двигался к горному кряжу. С большим трудом заставлял он двигаться свое непослушное тело. В ушах атланта бурлила кровь, в глазах плыли разноцветные круги, но он упрямо шагал вперед. Остановиться и упасть означало верную смерть. Когда терпеть боль становилась совсем невмоготу, он жевал стебли дурман-трава, собранные им для этой цели в предгорьях. Когда же и наркотик переставал помогать, он представлял себе Наари, и тогда ноги сами несли его вперед.
Солнце уже завершало свой дневной путь, когда Кулл услыхал слева от себя странные звуки. Сомнений быть не могло — где-то поблизости два существа сошлись в поединке не на жизнь, а на смерть. Чуткое ухо Кулла различило уже знакомое ему отвратительное повизгивание, принадлежащее росомахе, и рычание тигра. Вернее, тигренка.
Кулл не мог сказать, что заставило его свернуть со своего пути. Когда он пересек широкую поляну, перед ним развернулось удивительное зрелище. Здоровенная росомаха грязно-бурого цвета злобно наскакивала на не уступавшего ей размером полосатого хищника.
Да, тут было чему удивляться! Кулл присвистнул: если детеныш тигра оказался такого размера, то каковы же были его родители?! Но самым поразительным в этом тигренке (если, конечно, этого мощного зверя, размером со взрослого леопарда, можно было назвать тигренком!) был его цвет. Впервые в жизни Кулл увидел белого тигра! Даже в своем полуобморочном состоянии атлант оценил сказочную красоту повелителя джунглей — черные полосы пересекали его белоснежную шкуру, под которой бугрились мощные мускулы, а две пары клыков-сабель грозно щелкали.
Сперва Кулл удивился, что росомаха, пускай и не уступавшая тигренку в размерах, решилась на того напасть. Но, присмотревшись, он понял, что белый тигр угодил в ловушку — его левая задняя лапа была зажата суком поваленного дерева. Должно быть, тигренок решил полакомиться личинками, а дерево под его тяжестью неожиданно сдвинулось, захватив зверя в плен.
Росомаха, торжествующе повизгивая, прыгала вокруг пленника, целя своими страшными когтями в мягкое брюхо тигренка. Но пока маленькому повелителю джунглей удавалось сдерживать натиск кровожадной гадины. Однако смерть его была лишь вопросом времени. Бока тигра уже украшали несколько глубоких ран. На фоне белой как снег шкуры этого красавца красная кровь казалась неестественно яркой.