Футар опустился на четвереньки, но явно не испугался.
Великая Чтимая матре перевела горящий оранжевым огнем взгляд на Луциллу:
- Что насчет бюрократов?
- У них нет пространства для маневра, поскольку именно вследствие этого жиреют те, кому они подчиняются. Если не видишь разницы между регуляцией и законом, силу закона имеет и то, и другое.
- Не вижу никакой разницы.
Она даже не понимает, что она о себе выдала.
- Законы выражают миф о навязанной перемене. Прекрасное новое будущее наступит, поскольку принят тот или иной закон. Законы навязывают будущее. А регуляции, как верят, придают силу прошлому.
- Верят?
Ей и это слово тоже не нравится.
- В каждом случае действие иллюзорно. Как назначение комитета для изучения проблемы. Чем больше людей в комитете, тем больше предвзятых мнений по данной проблеме.
Осторожно! Она действительно над этим задумалась, пытается приложить к самой себе.
Луцилла попыталась придать своего голосу наибольшую убедительность:
- Ты живешь в приумноженном прошлом и пытаешься понять некое неопознаваемое будущее.
- Мы не верим в предвидение.
Да нет, верит! Наконец-то. Вот почему она держит нас в живых.
- Дама, пожалуйста. В самозаточении в тесном круге законов всегда есть нечто неуравновешенное.
Будь осторожна! Ей не нравится, что ты зовешь ее Дама.
Великая Чтимая Матре поерзала в своем кресле, скрипнуло дерево.
- Но законы необходимы!
- Необходимы? Это опасно.
- Почему же?
Помягче с ней. Она чувствует, что ей что-то угрожает.
- Правит необходимость, а законы не дают адаптироваться. И неизбежно обрушивается вся система. Это как банки, владельцы которых думают, что покупают себе будущее. "Сила в моем времени! Плевать на потомков! ".
- А что могут сделать для меня потомки?
Не говори ничего! Взгляни на нее. Она реагирует на основе общего сумасшествия. Подкинь ей что-нибудь другое.
- Чтимые Матре начинали как террористы. Сначала бюрократы и террор как избранное оружие.
- Если оно у тебя под рукой, используй его. Но мы подняли восстание. Терроризм? Слишком хаотично.
Ей нравится слово "хаос". Оно включает все, что находится вне ее. Она даже не спросила, откуда ты знаешь о ее происхождении. Она принимает наши способности как мистические.
- Не странно ли. Дама... - никакой реакции, продолжай - ...как быстро восставшие подражают под власть того самого уклада, над которым одержали победу? Это не столько - яма на пути всех правительств, сколько заблуждение, поджидающее каждого, кто приходит к власти.
- Ага! А я думала, ты скажешь мне что-нибудь новое.
Это мы знаем: "Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно".
- Неверно, Дама. Здесь действует правило более тонкое и гораздо более всеобъемлющее: Власть привлекает коррумпированных и развращенных.
- Ты смеешь обвинять меня в коррупции?
Следи за глазами!
- Я? Обвиняю тебя? Единственный, кто способен на это, - ты сама. Я лишь высказала тебе мнение Бене Джессерит.
- И не сказала мне ничего!
- И все же мы верим, что над всяким законом существует мораль, которая как сторожевой пес должна следить за всеми нападками на неизменное регулирование".
Ты употребила два слова в одной фразе, а она даже не заметила.
- Власть срабатывает всегда, ведьма. Власть есть закон.
- И правительства, которые увековечили себя на такой срок, что эта вера всегда становится спутницей коррупции.
- Моральность!
Ей плохо дается сарказм, особенно, когда она вынуждена защищаться.
- Я действительно пыталась помочь тебе. Дама. Законы опасны для всех - виновных и невинных в равной мере. Не важно, считаешь ли ты себя могущественной или беспомощной. Законы не обладают человеческим пониманием ни людей, ни самих себя.
- Нет такой вещи, как человеческое понимание!
На наш вопрос получен ответ. Не человек. Обращайся к ее подсознанию. Оно скрыто нараспашку.
- Законы всегда требуют интерпретации. Связанный законом не желает никакой терпимости к сочувствию. "Закон есть закон".
- Так и есть!
Ушла в защиту.
- Это опасная мысль, особенно для невиновных. Люди инстинктивно это чувствуют и негодуют на подобные законы. Делаются какие-нибудь мелочи, зачастую бессознательно, чтобы подрезать крылья "закону" и тем, кто занимается этой чушью.