И действительно, не прошло и двух минут, как из дымохода опустилась цветастая, яркая, как петушиный хвост, сшитая из бухарского шелка сумка. Пакизе шепнула подругам:
- Вы не трогайте. Я придумала такое, что они век не забудут.
Сумка, покачиваясь, повисла. Пакизе подхватила ее и, разглядывая на свету, погладила.
- Какая красивая.
Другие девушки тоже подошли взглянуть. Тетя сказала Пакизе:
- Давай ее сюда, дадим им, что полагается.
- Нет, тетя, не вмешивайся.
Пакизе взяла из угла большой черный камень и положила его в одно отделение сумки, а в другое усадила кошку, мирно спавшую на тахте.
- Эй, вы, тяните! - крикула она парням па крыше.
Ребята потянули веревку, переговаривались.
- Слушай, какая тяжелая. Ашраф, тебе повезло. Чем-то вкусным набили твою сумку.
Когда Ашраф развязал свою сумку, оттуда, мяукая, выпрыгнула кошка.
Девушки покатились со смеху, попадали на тахту. Ребята с грохотом побежали с крыши. Пакизе скорее закрыла дверь на задвижку.
И правда в дверь застучали, начали колотить кулаками и даже ногами. Девушки испугались и дружно подперли дверь.
Один из парней громко крикнул:
- Давайте наши подарки!
- Все, что у нас было, мы отдали. Больше ничего нет.
- Тогда унесем девушку.
- У нас нет и девушки.
- А ты разве не девушка?
- Я? - залепетала Пакизе. - Я гостья.
- Гостья еще дороже.
- Хоть лопните, а дверь не открою.
- Тогда влезем через дымоход.
Пакизе испугалась:
- Тетя, не пускай.
Тетя вытерла слезившиеся от смеха глаза.
- Открой, пусть войдут, иначе они ведь все равно не отстанут.
Пакизе осторожно подняла задвижку и отступила назад. Дверь с грохотом распахнулась. Первым вошел Ашраф. Увидев прижавшуюся к стене Пакизе, схватил ее за руку.
- Ты положила кошку в мою сумку?
- Ну и что, если я?
- Тогда я тебя украду. Значит, ты - моя доля.
Пакизе дергалась, вырывая руку, но пальцы парня сжимали ее все крепче. Девушка, видя свою слабость и беспомощность, снизу вверх посмотрела в лицо парня. Их взгляды встретились. В груди у Пакизе что-то сладко заныло, и закружилась голова. Голос ее смягчился:
- Отпусти, мне больно.
- Проси прощенья.
- Не буду.
Тетя встала и, смеясь, подошла к ним:
- Не спорьте, дети. Садитесь лучше за стол. Видно, теща будет любить, если попали на такой жирный плов.
Ашраф отпустил руку девушки. Пакизе стала гладить больное место и, нахмурившись, тихо сказала:
- Чтобы тебе сгореть!
Парни с аппетитом набросились на плов, который принесла тетя Пакизе, а девушки сидели на тахте. Только Пакизе не садилась, стояла в стороне и обиженными глазами глядела на Ашрафа. Парни съели плов и встали.
- Тетя, теперь давай нам наши подарки.
Тетя насыпала им в сумки конфет в бумажных обертках.
Ашраф выходил последним. Выходя, он обернулся и еще раз посмотрел на Пакизе.
- Не обижайся, ты сама виновата.
- Глядите на него, он еще умеет заглаживать обиду. А ну-ка выходи! смеясь, прогнала его тетя.
Они ушли. Об этом случае девушки забыли, да, наверное, забыл и сам Ашраф. Но Пакизе не забыла. И потом, в другие годы, в праздник Новруз байрам все как будто происходило так же. Подслушивали у дверей, прыгали через костры, ели плов, дурачились и смеялись. Но той сладости от праздника Пакизе не ощущала. Все время вспоминала она, как Ашраф держал ее за руку, как ей было больно. Но вот странно: чем больше проходило времени, тем сильнее желала Пакизе, чтобы эта боль повторилась снова. Она жила теперь воспоминаниями о том прошлом случае и радужными мечтами о будущем. Тогда произошло еще такое событие.
Вдруг выпал обильный снег. Крыши землянок, дворы, тропинки - все оказалось под снегом. Если бы не свежие следы от землянки до землянки, которые протаптывали, частя к соседям занимать решето или соль, то непохоже было бы, что под этими снежными буграми живут люди.
Пакизе, увидев, что девушки пошли за водой, взяла медный кувшин и тоже пошла на Куру. Шли по щиколотки в снегу. От Куры поднимался белый густой пар. Около берегов в тихих протоках вода замерзла. Только на середине, на быстром течении по-прежнему рябила струя.