Но могла ли Зарнигяр-ханум теперь все это рассказать сыну?
- Она сама была виновата, сынок. Спуталась с мюридами, раскаивалась и покончила с собой.
- Отец безжалостнее, чем я думал.
- Нет, нет, сынок, он не виноват. Просто она поняла свою ошибку. Видно, удел ее такой.
Ашраф помолчал. Сомнений у него на душе не убавилось.
- А с Годжой вы помирились?
- Нет, что ты говоришь, сынок? Твой отец негодует на Шамхала. Разве он помирится?
- Если отец не помирится с Шамхалом, и я не ступлю ногой в его дом.
- Не говори так. Шамхал - одно дело, а ты - другое. Жалко отца, ведь он остался один.
- А все, что он с тобой сделал?
- От судьбы не уйдешь, сынок. Видимо, такова воля аллаха.
Мать вздохнула. Ашраф не мог понять, говорит ли она так от беспомощности, от безнадежности или от желания все простить. Ашраф сравнил мать с отцом, и мать возвысилась своей стойкостью.
- Когда человек собьется с пути, чем ему поможет аллах?
- Не говори так, сынок, все в руках божьих. Да и не думай ты много об этих вещах. Джахандар-ага твой отец, и ты его одного не оставляй. Вот что тебе надо помнить.
- Мне вернуться к нему?
- Вернись, сынок. Я скажу и Салатын, чтобы она тоже вернулась.
- Нет, не могу.
- Если ослушаешься меня, я на тебя и смотреть не захочу.
Ашраф молчал. Зарнигяр-ханум погладила кудрявую голову сына.
...Порывистый ветер мешал идти. Крупные капли дождя дробились на ветру и превращались в мелкую водяную пыль. Травы набрякли и отяжелели. На цветах держались светлые шарики воды. Желтоватая земля тропинок размокла и осклизла.
Ашраф с непокрытой головой шел, не разбирая дороги. Да он и не знал, куда и зачем идет. На его волосах, как и на траве и на цветах, тоже светились капли дождя. Тропинка спускалась к берегу, но Ашраф поднялся на бугор против отчего дома. Ему был виден отсюда и заезжий дом - "Заеж" - по другую сторону деревни на высоком холме. Куда-то подевался Ахмед. Ашраф и вообще-то надеялся повидать его сразу же по приезде, а теперь со своими мрачными думами, со своей домашней неурядицей он испытывал в таком человеке, как Ахмед, большую нужду. Только с ним и можно было поделиться из всей деревни.
Сердце сердцу весть подает. Ашраф все еще думал об Ахмеде, как вдруг со стороны Куры послышался конский топот и на дороге показался всадник. Это и был Ахмед. Он бросил поводья, соскочил с лошади, и друзья обнялись. Ахмед отступил на шаг и оценивающе поглядел на Ашрафа.
- А ты, слава богу, совсем мужчина. Чужая сторона тебе на пользу.
- И вы изменились, Ахмед.
- Я старею, а ты возмужал. Когда ты приехал?
- Да уж неделю назад. Я два раза заходил в заезжий дом. Вас там не было.
- Как раз эту неделю я был в городе. Оттуда и еду.
- Хорошо ли съездили? К добру?
- К добру, Ашраф. Получил разрешение.
- На что?
- Открыть школу.
- Здесь? Настоящую школу?
- Настоящую. Знаешь, Ашраф, ведь твой учитель приезжал к нам в деревню. Ничего он тебе об этом не говорил?
- Говорил, обо всем говорил.
- По-моему, Алексей Осипович - человек верный своему слову, продолжал Ахмед. - Он ехал в Тифлис и остановился у нас в заезжем доме. То, что я делаю, ему очень понравилось. Перед отъездом он дал мне слово, что в Тифлисе зайдет к инспектору и поможет открыть школу в Гейтепе. И вот меня вызвали и сказали, что разрешают. Отныне мы будем учить детей не втихомолку, а открыто. Когда ты кончишь семинарию и вернешься, я уже все налажу. У нас будет хорошая школа. Надо посреди села построить хорошее здание. Новый учитель не должен учить детей в старом здании. Ну как, согласен?
- Я не могу учительствовать, когда вы здесь.
- Ты будешь настоящим учителем. А я кто такой? Я почтальон. Ну ладно, когда поедешь на эйлаг?
- Наши уезжают на днях, но я не поеду.
- Как так?
- Останусь помогать вам.
- Зачем, Ашраф? И чем ты будешь мне помогать?
- Алексей Осипович мне поручил подготовить Османа, Селима и Гасана. И чтобы я их привез в семинарию. Я обещал ему.
- Это очень хорошо. Но все же ты поезжай на эйлаг.
- Ахмед-леле13...
- Ты слушай меня. Ребят я и сам подготовлю. А ты мне поможешь в другом.
- В чем же?
- В строительстве школы. Если твой отец не поможет нам, то ничего и не выйдет.
Ахмед понимал, конечно, что юноша обижен на отца и не может, как прежде, повлиять на него.
- Хорошо, пока голову не ломай. Потом встретимся и поговорим. Будь здоров.