—Глеб, — тихо обратился к нему Кира, — а я что действительно жиртрес? Ну в смысле очень толстый?
—Да Кира, — не подумав ответил Глеб и еще прибавил, — ты бы зарядку по утрам делал чтоли, или бегал. Спортом надо заниматься.
—Ну спасибо! — у Киры выступили на глазах слезы, — думал хоть ты этого не скажешь, но по крайней мере я честный. Дипломат — твой! Я подарков назад не забираю. А спортом мне заниматься бесполезно! Я не от того толстый, что ничего не делаю, у меня печень не в порядке — вот почему.
Он отошел в сторону и попросив у одного мальчика книжку, стал читать.
—Знаешь Глеб, ты разрушитель, вокруг тебя все рушиться, — глубокомысленно произнес Митька, долго обдуманную фразу. Тут уж Глеб не выдержал и тоже сорвался.
—А ты тихоня всегда лучше всех! Миротворец хренов! — закричал Глеб.
—Это все с чемоданчика началось! — Митька вдруг заплакал, чего Глеб от него никак не ожидал, — мы же дружили, а сейчас переругались. Вот возьму и скажу воспитателю или твоему врачу что ты в шкафу прячешь!
—Говори! — Глеб вскочил и готов был ударить Митьку, — а я скажу что ты до сих пор запираешь ящик в тумбочке, и ключи каждый вечер перебираешь. Тебя тогда долго еще здесь продержат!
Митька вскочил и размазывая по лицу слезы побежал к пустым качелям, сел на них и стал раскачиваться. Его это успокаивало и самое главное, прекращались слезы, которых он стыдился. Глеб остался один. К нему подошел Олег Владимирович.
—Ну что, мушкетеры, поругались? — добродушно спросил он, и процитировал басню Крылова, — когда в товарищах согласья нет…
—Все нормально, Олег Владимирович, — стараясь, чтобы голос звучал спокойно ответил Глеб, и спросил, чтобы прекратить расспросы воспитателя, — а вы не знаете, где одежда в которой я сюда приехал? Родители спрашивали.
—Лежит у сестры-хозяйки, которая белье меняет, — ответил Олег Владимирович, — так что не беспокойся, никто ее не украл.
В ответ Глеб лишь кивнул и задумался, чувствуя, что реальный мир снова становиться шатким и призрачным. Теперь он знал, где форма, осталось взять ее и сменить вышитые эмблемы. «А вдруг действительно хотя бы один из троих расскажет воспитателям или врачам о черном чемоданчике и тем вздумается проверить?», — с ужасом подумал он. У Глеба появилось такое чувство, что у него хотят отобрать любимую игрушку. Но что делать и как этому помешать, он еще не знал. До обеда они так ни разу не разговаривали. Кира продолжал читать, Митька слез с качелей, успокоился, сел на дальнюю лавочку и стал палочкой на земле под ногами сам с собой играть в крестики-нолики, а Глеб так и сидел, задумчиво глядя в синее небо и пытаясь представить себе там далеко боевую орбитальную станцию. Ему снова очень захотелось в свой безопасный и казавшийся сейчас таким уютным бункер, с яркими лампами «дневного света» на потолке и шумом работающих компьютерных стоек.
После обеда, когда наступил тихий час, он накинул рубашку и вышел из палаты. Конкретного плана у него не было, Глеб лишь хотел расспросить медсестру о своей форме и хотя бы узнать где она находиться. Но медсестра видимо куда-то отошла по своим делам, или просто на кухне решила поболтать с санитаркой, важно то, что коридор был пуст. Врачи тоже давно разошлись по кабинетам и ординаторским заполнять истории болезни и другие документы. Глеб прокрался в класс и закрыл за собой дверь. Там он извлек из шкафа свой кейс, найдя его среди нагромождения матерчатых мешков и сумок. Сев за последний стол в углу, который не был виден из коридора, он быстро открыл его и включил пульт. Экран уже привычно окрасился в серый цвет и через минуту Глеб наблюдал землю с высоты нескольких тысяч километров. Он сам еще не знал, что хочет сделать, лишь методично стал нажимать на увеличение.
Нелева вышла из подъезда своего дома грустной и печальной. Мысли о Глебе Брусникине не давали ей покоя. Она испытывала что-то типа угрызений совести и вины, но одновременно пыталась бороться сними. Идя по пустой в это время дня улице, залитой жарким полуденным зноем, она никуда конкретно не направлялась, а просто вышла погулять. В пионерский лагерь родители достали путевку только на третью смену, поэтому туда она отправиться в августе. А бабушка в деревне, куда планировали отправить ее родители неожиданно заболела и Ленка в итоге неизвестно на какое время осталась в пыльном, скучном городе. Впрочем она этому втайне даже немного радовалась.
У классной руководительнице, перед каникулами, она узнала в какой больнице лежит Глеб, той это стало известно от его родителей, которые приходили за забытой им сумкой с учебниками, в тот же день, когда он сорвав урок убежал в бункер. Чтобы узнать где он находиться, ей пришлось набраться храбрости и что самое важное, придумать повод. Нелева долго не решалась подойти к классной и спросить о Глебе. Но наконец, когда до каникул остались считанные дни, в десятый раз повторяя про себя заготовленные вопросы, она робко подошла к учительнице, перед этим внимательно проследив, чтобы все одноклассники вышли на перемену.
—Валентина Ивановна, — осторожно начала она, — а Глеб Брусникин в школу больше не придет?
—Нет, — учительница математики быстро собирала со стола тетрадки и учебники.
—А где же он теперь учиться? — делая вид, что интересуется просто из любопытства, снова спросила Нелева.
—Ох, Леночка…, — тяжело вздохнула классная руководительница, ей тоже пришлось побеседовать с «людьми в штатском», впрочем ничего конкретного о Глебе она сказать не смогла, обычный ученик, — он сейчас не учится, он — лечиться. Придет ли осенью, даже не знаю. А ведь такой хороший мальчик, нормально учился, — ей действительно было искренне жаль что Глеб попал в психиатрическую больницу.
—А что с ним? — делая вид, что испугалась спросила Ленка, впрочем ее испуг нельзя было назвать полностью фальшивым. Она действительно боялась и переживала за Глеба.
—Он это…, — учительница математики перестала кидать в сумку тетрадки, подбирая объяснение, — …перенервничал, вобщем ему сейчас требуется отдых.
—Так он в санатории лечиться? — прикинувшись дурочкой спросила Ленка, это как ни странно сработало, учительница торопилась домой и впопыхах проговорилась, отвязываясь от назойливой ученицы.
—Да в каком санатории?! В шестнадцатой детской психиатрической больнице он, — и тут же спохватилась, поняв, что сказала лишнее, — ты только никому это не говори.
—Да я просто так спросила, — делая вид, что это ее совсем не волнует ответила Ленка, — до свидания.
И она словно на крыльях выбежала из класса. Она испытала настоящий восторг, когда выходила из школы, от того что знает где Глеб и теперь можно к нему поехать.
Дома она по справочнику легко узнала адрес и телефон больницы. Но этим же вечером восторг сменился разочарованием. По телефону строгий голос ей сказал, когда она хотела уточнить в каком отделении и палате лежит Глеб, что справок о пациентах они не дают, а навещать их могут лишь родственники. И вот уже пару недель Нелева никак не могла придумать, под каким предлогом ей попасть в больницу и самое главное: что она скажет Глебу и как он встретит ее. Сейчас она шла по теплому асфальту, думая об этом. «Вот приду и что? Ну куплю конечно апельсинов, как раз в магазинах появились, их почему-то принято в больницы носить, а что мне сказать? Попросить прошения? А если он на меня сильно злиться?» — вопросов было очень много, а ответов Ленка не находила. И естественно, что даже если бы она подняла голову и посмотрела вверх, она бы не увидела орбитальной станции, пролетавшей на огромном расстоянии от нее в которой медленно двигались мощные линзы, фокусируя изображение и передавая его на экран глебиного кейса.
Глеб быстро нашел свой район, он уже научился ловко управлять наведением. Вот его дом, интересно наблюдать его сверху, школа. Рука как-то сама собой сместила картинку к подъезду в котором жила Нелева. И тут Глеб увидел знакомую фигурку, которую мог распознать даже смотря на нее сверху. Глеб сделал максимальное увеличение, теперь он видел, что не ошибся и это действительно Ленка Нелева, медленно идущая вдоль своего дома. Глеб отчего-то заволновался, дыхание сделалось неровным и быстрым. «Небось сейчас идет к подружкам, или в булочную за хлебом, — подумал он, — интересно, она хоть раз с тех пор вспомнила обо мне? Скорее всего нет. Ведь Дон Кихот, пусть и с ядерным чемоданчиком всегда путешествовал в одиночестве, даже когда воевал с мельницами. И он лишь выдумал, что прекрасная дама ждет его в замке и скучает по нему». Глебу стало грустно и тоскливо, а еще немного обидно. Он переключил станцию в боевой режим. «Ну что Нелева, может дать тебе знать о себе прямо с неба?!» — в нем начала просыпаться злость и агрессия, мерцающий квадратик перекрестья забегал около мирно идущей фигурки ища подходящую цель вроде заброшенного гаража. «Стоп, — вдруг покрылся холодным потом Глеб, — а вдруг наведение ошибется и я в Ленку случайно попаду? Нет!», — он судорожным движением переключил станцию обратно, в режим наблюдения. Фигурка медленно продолжала свой путь. Глебина злость прошла, осталась лишь грусть. «Жаль я не могу с ней погулять, — подумал он, — остается только наблюдать за ней из космоса. Вот интересно: я могу начать ядерную войну, а погулять с обычной девчонкой — нет. И больница здесь не причем. Ведь я в любой момент могу сбежать отсюда, но погулять с Нелевой все равно не удастся. Скорее всего она пошлет меня куда подальше или посмеется, а потом похвастается подругам, что ее приглашал мальчик о котором написали газеты, а она не пошла. Противно все это». Станция выдала предупреждение о выходе квадрата наблюдения из зоны видимости. «Чтож, Нелева, всего тебе хорошего. Радуйся лету, и снись мне почаще, — попрощался Глеб, картинка исчезла, вместе с маленькой фигуркой девочки, которая ему очень нравилась. И Глеб еле слышно прошептал:
—А лейтенант космических сил продолжит свою службу в этой больнице.
Мысленно он попрощался с Ленкой навсегда. Она осталась в прошлом, а впереди грозно замаячил ядерный конфликт Континентального Союза и Западного Синдиката. Нормально жить теперь Глеб мог только там, в ирреальном мире начала ядерной войны.
«Олька, когда о Глебе в газетах написали сразу призналась что он ей нравиться, — думала Ленка, щурясь от яркого солнца, — но вранье это все! Она на него до этого внимания не обращала. Алка с Надькой тоже хороши, говорили, что знали о том, что Глеб ракету сделал. Как же! Тогда бы вся школа знала, такие болтушки, никаких тайн им доверить нельзя». А всего в нескольких десятках километров от нее, или часе езды на метро и автобусе, мальчик о котором она думала, аккуратно закрыл кейс, с нежностью погладил его черную крышку и убрал в шкаф. Потом незаметно выскользнул из класса и вернулся в палату.
Вечером Глеб, Кащей, Кира и Митька делали вид что вообще не знакомы, и друг друга не знают. Когда все легли спать, Глебу никак не давала покоя мысль, что кто-нибудь из его друзей может проболтаться. Речь шла не о предательстве, несмотря на то что они поругались, своим друзьям Глеб верил. Но Кащей или Митька, могли рассказать о кейсе управления орбитальной станцией считая, что делают это для пользы самому Глебу. «Расстрелять из сострадания», — вспомнил он фразу из «Похождений бравого солдата Швейка», но сейчас она показалась ему отнюдь не смешной. Глеб решил, что завтра же проверит, какие цели есть на территории стран НАТО и как можно отдать приказ на их атаку, не управляя станцией. Ночью ему снился огромный дисплей в бункере, на котором была карта мира и высвечивались цели, а Глеб наводил на них перекрестье и они исчезали. От континента к континенту медленно двигались точки ракет, оставляя за собой пунктирные линии. И тут Глеб почувствовал, что чего-то не хватает в этой огромной, страшной игре. Повернув голову, он понял, что находится в бункере один. «Ребята и Ленка остались снаружи, — появилась тревожная мысль, — они не успеют укрыться, когда первые боеголовки достигнут земли». Тут ему стало по настоящему страшно. Сон превратился в кошмар, Глеб изо всех сил дергал ручку двери, но она не поддавалась. Он проснулся на рассвете и больше не смог заснуть. Поворочавшись, Глеб уставился на потолок. «Интересно, сколько сейчас времени, часов пять наверно», — решил он, посмотрев на первые розовые лучи солнца за окном. Заворочался на своей кровати Кира и через несколько минут, проснувшись, тихо встал и огляделся, не видит ли кто, что он встал.
Глеб сделал вид что спит, но из-под прикрытых век внимательно наблюдал за ним. Кира направился к выходу. Глеб почувствовал, что должен что-то сделать, попытаться помириться.
—Кир, — тихо позвал он. Кира удивленно обернулся.
—Если ты в столовую, за хлебом, то у меня яблоки и конфеты в тумбочке есть, хочешь? — сбивчиво прошептал он, стараясь никого не разбудить. Кира молча кивнул и подошел к глебиной кровати. Глеб, не вставая, быстро открыл тумбочку и достал пакет с припасами. Кира взял пару яблок и несколько конфет, но не ушел, а сел к нему на кровать.
—Я если нервничаю, то всегда есть хочу, — так же шепотом сказал он, Глеб понял, что Кира уже на него не сердиться.
—Слушай, извини меня за вчерашнее, — искренне попросил Глеб.
—Да ладно, проехали, — ответил Кира и улыбнулся, ему тоже стало заметно легче от того что они помирились, — знаешь Глеб, у меня есть мечта. Я хочу еще раз поехать в пионерский лагерь, туда где я отдыхал прошлым летом.
—А в это что, путевку родители не достали? — с сочувствием предположил Глеб.
—Нет, — грустно покачал головой Кира, — с моим диагнозом ни в один пионерский лагерь не пустят.
—Почему? — изумился Глеб, — ты же нормальный. Соображаешь хорошо.
—Сам не знаю, — развел руками Кира, дав понять, что от него это никак уже не зависит, — говорят нельзя и все.
—Так к бабушке езжай в деревню или на дачу. Ты говорил, что у тебя дача есть, — попытался подбодрить его Глеб.
—Ты не понял. Там, в том пионерском лагере все по другому было, меня там любили, — Глебу показалось, что Кира сейчас расплачется, — мы даже после смены в сентябре один раз договорились встретиться. И почти все приехали. Пообещали что на следующее лето тоже поедем. А я не поеду. Никогда уже не поеду.
—А родителей уговорить пытался? — Глеб не знал как успокоить или помочь Кире.
—Бесполезно. И путевки были, но там еще медицинская справка нужна, а вот ее мне никогда не дадут, — объяснил он, — да и что толку пытаться, я слышал от медсестер, что мне тут все лето париться. Осенью может быть выпишут.
—А давайте все вместе до осени здесь останемся! — раздался в стороне тихий голос Митьки. Оказывается он все это время не спал и внимательно слушал их разговор.
—Я не против, — ответил Глеб, — на выходные можно в отпуск всем вместе уходить.
—Щас! Меня не отпустят на выходные, или теперь вы втроем дружите? — раздался ироничный голос Кащея. Он встал, подошел и бесцеремонно уселся на митькину кровать, при этом с ухмылкой посмотрев на Глеба и Киру.