Церковный суд при монастыре, к которому примыкал университет, признал лжемонаха Крылия, виновного в ереси, подлежащим сожжению на костре.
Однако суеверно боявшийся бесчувственного мертвеца Доброкожий подсказал святым судьям принять хитроумное решение о том, что из-за тяжести задуманных Крылием злодеяний сожжению он подлежит в Ромуле на площади Цветения, где предавались огню особо опасные преступники веры, куда его и надлежало препроводить.
Когда графиня Бредлянская, напрасно послав в университет карету за ясномыслящим профессором, узнала, что тот в когтях СС увещевания и после жестоких пыток приговорен к сожжению в Ромуле, она вызвала своего духовника.
Ксент Безликий, молитвенно сложа руки, смиренно вошел в зал приемов, где среди пышного убранства его встретила разгневанная графиня.
Пылая внутренним огнем, который словно вырывался из расширенных от негодования зеленоватых глаз, она остановилась перед духовником.
- Скажите, пресвятец, прочел ли профессор Крылий хоть одну лекцию в университете?
- О, благословенная дочь моя. Всевышний предупредил слуг СС увещевания, и они ожидали прозвучавшую с университетской кафедры крамолу. Будем надеяться, что молодые люди не потеряли рассудка от выслушанных еретических слов чужестранца, вскоре же обезвреженного служителями господними.
- Значит, те ожидали эти слова? - грозно переспросила графиня.
- Всевышний просветил их, - скромно ответил ксент.
- А займутся ли слуги увещевания ксентом, нарушившим тайну исповеди?
- С нами всевышний, дочь моя графиня! - испуганно произнес священник. - Громы небесные поразили бы такого вероотступника.
- А не слышатся ли вам, лжесвятец, такие раскаты под сводами этого зала?
Ужас объял ксента Безликого. Ему показалось, что он брошен в клетку к разъяренной тигрице.
Остановившимися голубыми глазами он следил, как она, подбежав к дубовой стене, сняла палаш в драгоценных ножнах.
Вне себя от страха, духовник пал на колени.
- Вот так мне будет удобнее, - жестко произнесла велизнатная графиня Бредлянская, вынимая палаш из ножен.
Отброшенные в сторону, они сверкнули в луче заглянувшего в зал солнца, совершающего в небе положенный ему круг.
Лихая тройка летела по первопутью, словно на бесконечно далекой затерянной в космосе Земле. И снег комьями разлетался из-под копыт пристяжных с удальски отогнутыми шеями. Коренник мчал между ними, вскидывая вперед ноги, как на параде в церемониальном марше.
Тройка эта ради горделивой пышности возглавляла еще три пары вороных коней, запряженных вместе с нею цугом, что подчеркивало высшую ясновельможность графини Бредлянской, сидевшей в золоченом возке.
Скачущие рядом с полозьями латники видели, как на лакированных стенках возка мелькали словно засыпанные черным снегом ели, сливаясь на мгновение с золотым вензелем светлого гетмания на дверцах.
Вороная масть коней была выбрана соответственно печальному дню намеченных назавтра похорон почившего духовника графини Бредлянской, святого отца Безликого, "зарубленного неизвестным злоумышленником", скрывшимся при появлении в приемном зале отважной графини.
При ее религиозности посещение монастыря "Неутоленных желаний" в безутешном горе из-за потери духовника было вполне естественным.
Желание гостьи тайной аудиенции у настоятельницы монастыря тоже не вызвало у святой матери игуменьи недоумения.
Очевидно, Магдия Бредлянская нуждалась в словах утешения, потеряв такого наставника, как ксент Безликий. "Поистине враг человеческий вручил злоумышленнику палаш!" - со вздохом подумала настоятельница, стараясь сделать морщинистое лицо свое приветливым и участливым.
Настоятельница монастыря, в прошлом такая же видная аристократка, как и графиня Бредлянская, пришла в монастырь из-за злой молвы, приписавшей ей рождение младенца в отсутствие так и не вернувшегося из рыцарского похода супруга. Келья ее была обставлена с доступной для монастыря роскошью, говорящей о вкусах покинувшей высший свет дамы.
- Душевно разделяю горе ваше, графиня, - проникновенным голосом начала настоятельница.
Бредлянская опустилась в ласковую мякоть кресла и махнула рукой.
- Зовите меня отныне не графиней, а сестрой Магдией.
Игуменья насторожилась.
- Ужели горе ваше столь велико? Или вы нуждаетесь в исповеди? Может быть, послать за университетским священником, поскольку не снизошла на меня, как на женщину, благодать всевышнего?
- Нет, не надо! - отрезала Бредлянская. - Разговор у нас будет не для господа единого, а чисто деловой.
- Вот как? - теперь уже искренне изумилась настоятельница.
- Я решила постричься в монахини.
- Что вы, голубка, сестра Магдия! Возможно ли в вашем положении, с вашей несравненной красотой так предаваться безысходному горю? Ведь даже после горестной потери светлого гетмания вы стойко перенесли ниспосланное вам всевышним испытание.
- Я никогда не любила светлого гетмания, мать моя. Он выиграл меня как вещь на рыцарском турнире. Да и несчастная гибель ксента Безликого не столь уж удручила меня, как...
- Как что? - живо спросила, не переставая удивляться, игуменья.
- Неважно что, мать моя, - властно отмахнулась Бредлянская.
- Почему же не важно? - готова была обидеться настоятельница.
- Потому что речь пойдет об условиях моего пострижения,
- Разумеется, - воспрянула старая монахиня. - Монастырь наш так беден, что ваше вступление в него...
- Все мое состояние, которое почитают в Великопольдии за самое значительное...
- Еще бы! - благоговейно закатив глаза, прошептала игуменья.
- Все это состояние будет предназначено для успеха и святости нового женского ордена, который я намерена у вас учредить и возглавить.
- Если вы передаете ордену свои богатства, то стать во главе святого ордена будет вашей обязанностью перед всевышним. И надеюсь, в нашем монастыре.
- Да, начну с вашего монастыря.
- Какому же святому посвящен будет этот орден?
- Это будет "орден необнажения мечей".
- Необнажения мечей? - удивленно повторила старая монахиня,
- Да, целью его будет добиться, чтобы нигде в мире не обнажались мечи для пролития крови людской.