87197.fb2
Молодая женщина вскочила и вылетела из шатра, оставив свою работу бесформенной грудой. Мгновение принц смотрел ей вслед, потом перевел глаза на Воршеву. Казалось, он хотел что-то сказать, потом остановился и повернулся к входному клапану шатра.
- Святая Элисия! - пробормотал он и вышел.
- Куда ты идешь!? - крикнула ему вслед Воршева.
Джошуа, прищурившись, всматривался в темноту. Наконец он заметил светлую фигуру на фоне одного из расположенных неподалеку шатров. Он пошел к ней, сжимая и разжимая кулак.
- Подожди! - он потянулся, чтобы коснуться лица молодой женщины. Ее глаза расширились. Она стояла, прижавшись спиной к шатру; теперь она подняла перед собой руки, как бы защищаясь. - Прости меня, - сказал он. - Это было нехорошо с моей стороны. Ты была добра к моей леди, и ты ей нравишься. Пожалуйста, прости меня.
- Про... простить вас, лорд? - она фыркнула. - Мне? Я же никто!
Джошуа поморщился.
- Для Бога все души равны. Теперь, пожалуйста, иди в шатер отца Стренгьярда, вон там. Вон, видишь тот огонек? Там будет тепло, и, я уверен, он даст тебе что-нибудь поесть и попить. Я приду за тобой, когда поговорю с женой. - Грустная усталая улыбка озарила его худое лицо. - Иногда мужчина и женщина должны побыть вдвоем, даже если это принц и его леди.
Она снова фыркнула, потом попыталась сделать реверанс, но была так плотно прижата к ткани шатра, что это ей не вполне удалось.
- Да, принц Джошуа.
- Тогда ступай. - Джошуа проследил, как она спешит по заснеженной земле к палатке Стренгьярда. Он посмотрел, как архивариус и кто-то еще встали, приветствуя ее, потом повернулся и пошел назад к шатру.
Когда он входил, Воршева смотрела на него. Любопытство на ее лице явственно смешивалось с раздражением. Он рассказал ей, зачем выходил.
- Ты самый странный человек из всех, каких я когда-либо знала. - Она глубоко, прерывисто вздохнула и опустила глаза, прищурившись на свое рукоделие.
- Если сильный может без всякого стыда запугивать слабого, то в чем же наше отличие от лесных и полевых зверей?
- Отличие? - Она все еще избегала его взгляда. - Отличие? В чем отличие? Твой брат преследует нас со своими солдатами, люди умирают - женщины умирают, дети умирают - и все это ради пастбищ, званий и знамен. Мы действительно только животные, Джошуа, разве ты не видишь этого? - Она снова взглянула на него, на этот раз более снисходительно, как мать смотрит на ребенка, который еще не усвоил суровых уроков жизни. Она покачала головой и вернулась к своей работе.
Принц подошел к матрасу и сел среди груды подушек и одеял.
- Иди сюда, - он похлопал по постели рядом с собой.
- Здесь теплее, ближе к огню. - Воршева казалась погруженной в свое шитье.
- Будет так же тепло, если мы немного посидим рядом.
Воршева вздохнула, отложила свое рукоделие, встала и подошла к постели. Она села подле него и прислонилась к подушкам. Вместе они глядели в потолок, на провисшую под грузом снега крышу шатра.
- Прости меня, - сказал Джошуа. - Я не хотел быть грубым, но я беспокоюсь. Я боюсь за твое здоровье и за здоровье ребенка.
- С чего это мужчины взяли, что они храбрые, а женщины слабые? Мужчинам, конечно, если только они не сражаются, никогда и не снилось столько крови и боли, сколько переносят женщины. - Воршева поморщилась. - Женщины ухаживают за неизлечимыми ранами.
Джошуа не ответил. Он обнял ее за плечи и рассеянно перебирал пальцами темные завитки ее волос.
- Ты не должен бояться за меня, - сказала она. - Женщины клана сильные. Я выношу нашего ребенка, и он будет здоровым и крепким.
Джошуа некоторое время молчал, потом глубоко вздохнул.
- Я виню во всем себя, - сказал он. - Я не дал тебе возможности понять, что ты делаешь.
Она внезапно повернулась, чтобы посмотреть на него. Лицо ее перекосилось от страха. Она потянулась и схватила его руку, крепко сжав ее.
- О чем ты говоришь? - спросила она. - Скажи мне!
Он медлил, подыскивая слова.
- Разные вещи - быть женой принца или женщиной принца.
Она подвинулась и посмотрела ему в лицо.
- Что ты говоришь? Ты что, хочешь привести какую-нибудь другую женщину на мое место? Я убью тебя и ее, Джошуа, клянусь моим кланом.
Он мягко засмеялся, хотя в это мгновение она выглядела вполне способной осуществить свою угрозу.
- Нет, я не это имел в виду, вовсе нет. - Он посмотрел на нее, и улыбка его погасла. - Пожалуйста, никогда не думай ни о чем таком, моя леди. - Он снова взял ее за руку. - Я хотел только сказать, что, став женой принца, ты стала не такой, как другие женщины, и наш ребенок будет не таким, как другие дети.
- И что? - Она еще не успокоилась, страх еще не ушел.
- Я не могу допустить, чтобы что-нибудь случилось с тобой или с ребенком. Если я погибну, жизнь, которую ты носишь в себе, может стать единственным связующим звеном с прежним миром.
- Что это значит?
- Это значит, что наш ребенок должен жить. Если мы проиграем, если Фенгбальд победит нас или если даже мы выиграем эту битву, но я умру, в один прекрасный день наш ребенок должен будет отомстить за нас. - Он потер подбородок. - Нет, я не это хотел сказать. Это гораздо важнее, чем отмщение. Наш ребенок может быть последним лучом света, противостоящим вековой тьме. Мы не знаем, вернется ли к нам Мириамель и даже жива ли она. Если она погибла, сын или дочь принца, внук Престера Джона, поднимет единственное знамя, которое может повести за собой сопротивление Элиасу и его дьявольскому союзнику.
Воршева облегченно вздохнула.
- Я сказала тебе, что мы, женщины тритингов, рожаем сильных детей. Тебе не о чем беспокоиться. Ты еще сможешь гордиться нашим ребенком. И мы победим здесь, Джошуа, ты сильнее, чем думаешь. - Она придвинулась к нему. - Ты напрасно терзаешь себя.
Он вздохнул.
- Я молюсь, чтобы ты оказалась права. Узирис и его милость, есть ли на свете что-нибудь хуже власти? Как бы я хотел просто встать и уйти.
- Ты не сделаешь этого. Мой муж не трус. - Она приподнялась, чтобы глядеться в него, как будто он мог оказаться самозванцем, и потом снова легла.
- Нет. Ты права. Таков мой жребий, мое испытание... и может быть мое древо, а каждый гвоздь тверд и холоден. Но даже приговоренному к смерти дозволено мечтать о свободе.
- Не говори так больше, - сказала она, уткнувшись ему в плечо. - Ты накличешь беду.
- Я могу перестать говорить, моя дорогая, но мне не так легко избавиться от этих мыслей.
Она потерлась лбом о его плечо.
- Теперь помолчи.
Худшая часть бури прошла, двигаясь на юго-восток. Луна, проглядывающая сквозь тучи, придавала снегу слабое сияние, как будто вся долина между Гадринсеттом и Сесуадрой была посыпана бриллиантовой пылью.