- Но как... - Мириамель осеклась. Конечно же Ган Итаи знает, как найти Кадраха. Ведь это она передавала от него письмо. На самом деле Мириамель не была уверена, что так уж хочет видеть монаха - слишком много зла он причинил ей.
- Пойдем. - Ган Итаи вскочила с постели легко, как совсем маленькая девочка. - Я отведу тебя к нему. Через час ему принесут обед. а до этого у нас будет достаточно времени, чтобы поговорить с ним. Ты сможешь в случае необходимости быстро подняться наверх? Твое платье не очень-то приспособлено для этого.
Ниски подошла к стене, тонкими пальцами подцепила одну из досок и потянула ее на себя. К изумлению Мириамели доска легко поддалась. На ее месте оказалась дыра, через которую был виден темный проход.
- Куда он ведет? - спросила принцесса.
Ган Итаи пролезла через щель, и теперь девушке были видны только ноги и подол платья.
- Это потайной ход. По нему можно очень быстро попасть в трюм и на палубу. Нора ниски, вот как его называют.
Мириамель заглянула в щель. У противоположной стены крошечной каморки стояла лестница. У самого потолка, по обе стороны от лестницы тянулся узкий и низкий коридор.
Нагнувшись, принцесса пролезла в щель и вслед за Ган Итаи начала подниматься по лестнице. Вскоре свет из каюты ниски перестал освещать им путь, и все погрузилось в кромешную тьму. Только по шороху платья Мириамель догадывалась, что Ган Итаи все еще рядом. Проход был таким низким, что приходилось ползти на четвереньках, и принцесса подобрала длинную юбку. Огромные корабельные доски усиливали эхо, казалось, что их проглотило огромное морское чудовище и теперь они ползут по его желудку.
Пройдя примерно двадцать локтей. Ган Итаи остановилась. Ее платье коснулось лица Мириамели.
- Осторожно, дитя.
Среди мрака блеснула тонкая подоска света - это Ган Итаи сняла очередную панель. Заглянув внутрь, ниски потянула за собой Мириамель. После глубокой тьмы, в которой они только что находились, трюм казался светлым и солнечным местом.
- Тише, - шепнула Ган Итаи.
Трюм был завален мешками и бочками, связанными вместе, чтобы они не перекатывались с места на место при качке. У одной стены лежал монах. Казалось, его тоже связали, чтобы не повредить во время шторма. Две длинные цепи сковывали его ноги и запястья.
- Ученый! - прошипела Ган Итаи.
Голова Кадраха оторвалась от лежанки. Его движения были такими же медленными и неуверенными, как движения побитой собаки. Голос его был хриплым и усталым:
- Это ты?
Сердце Мириамели учащенно забилось. Милостивый Эйдон, взгляни на него! Скован по рукам и ногам, словно дикий зверь!
- Я пришла поговорить с тобой, - сказала Ган Итаи. - Тебе скоро принесут обед?
- Вряд ли. Они не торопятся накормить меня. Скажи лучше, ты передала мою записку... леди?
- Да, и она пришла сюда, чтобы повидаться с тобой.
Монах замер и медленно поднес руки к лицу.
- Что? Ты привела ее сюда? Нет, нет, я не хочу ее видеть.
Ган Итаи подтолкнула Мириамель вперед.
- Он очень несчастен. Говори с ним.
- Кадрах? - дрожащим голосом спросила принцесса. - Что они с тобой сделали?
Монах соскользнул по стене, превратившись в комок призрачных теней. Глухо звякнули цели.
- Уходите, леди. Я не могу смотреть на вас и не хочу, чтобы вы на меня смотрели.
- Говори. - Ган Итаи снова подтолкнула принцессу.
- Мне жаль, что они так поступили с тобой, - сказала Мириамель, и слезы снова подступили к ее горлу. Девушка едва сдерживала рыдания. - Что бы ни произошло между нами, я никогда не могла бы пожелать тебе таких мучений.
- Ах, леди, этот мир так жесток и беспощаден! - В голосе монаха тоже звучали слезы. - Вы должны принять мой совет и бежать. Пожалуйста!
Мириамель устало покачала головой, но потом поняла, что он не видит ее в тени крышки люка.
- Как, Кадрах? Аспитис не спускает с меня глаз. Ган Итаи сказала, что сможет передать мое письмо кому-нибудь, кто переправит его... но кому? Я не знаю, где дядя Джошуа. Родственники моей матери в Наббане предали меня. Что же делать?
Темная фигура Кадраха медленно приподнялась.
- В "Чаше Пелиппы", леди, может оказаться человек, который поможет вам. Я, кажется, упоминал об этом в письме, - голос монаха звучал не очень уверенно.
- Кому я могу послать письмо? - спросила Мириамель.
- Посылайте его на постоялый двор "Чаша Пелиппы". На нем нарисуйте перо, обведенное кругом. Это будет знаком для того, кто, пожалуй, смог бы вам помочь, если, конечно, он будет там. - Кадрах с трудом поднял руку с тяжелой цепью. - Уходите, принцесса, прошу вас. После всего, что случилось, я хочу только, чтобы меня оставили одного. Мне еще больнее оттого, что вы видите мой позор.
У Мириамели не было больше сил, удерживать слезы. Лишь через несколько мгновений она снова смогла заговорить.
- Тебе что-нибудь нужно?
- Кувшин вина. Нет, лучше мех с вином - его легче будет спрятать. Это для того, чтобы тьма во мне как-то соответствовала тьме вокруг меня. - Смех монаха тяжело было слышать. - А вам - счастливо скрыться.
Мириамель отвернулась. Она не могла больше смотреть на его истерзанное тело.
- Мне так жаль, - проговорила она и скользнула в темный коридор. После встречи с Кадрахом на сердце у нее стало еще тяжелее.
Ган Итаи сказала что-то Кадраху и присоединилась к ней, задвинув за собой панель. Они снова ползли в глубокой темноте.
Оказавшись в комнате у Ган Итаи, Мириамель разрыдалась. Ниски, чувствуя себя неловко, тихо стояла в стороне, но принцесса никак не могла успокоиться, и Ган Итаи ласково обняла ее за плечи длинной паучьей рукой.
- Перестань, дитя. Ты снова будешь счастлива.
Мириамель подняла голову, развязала юбку и краешком вытерла глаза.
- Нет, не буду. И Кадрах тоже не будет. Боже в раю, почему я так одинока?!
Ган Итаи прижала ее к себе и не отпкускала до тех пор, пока не кончился очередной взрыв рыданий.
- Ничто живое нельзя связывать и мучить с такой жестокостью, - в голосе ниски звучал гнев. - Они схватили Руяна Ве, ты знаешь? Схватили прародителя моего народа. Великого Навигатора. Когда он хотел снова взойти на корабль и отправиться в плавание, его схватили и заковали в цепи. - Ган Итаи медленно раскачивалась в такт своим словам. - А потом они сожгли корабли.
Мириамель всхлипнула. Она не знала, о ком с такой ненавистью говорит ниски, но сейчас это было совершенно неважно.